Круг Девятирога

– Где они? – спросил он немного погодя.

– В безопасности, – ответил я.

– А где именно?

– Чем меньше людей об этом знает, тем в большей безопасности эти люди, – сказал я и, возвращая ему стрелу, добавил: – Ты мой должник.

– Согласен. Я твой должник, – кивнул тот.

– Как ты понимаешь, мне нельзя оставаться в Суродиле. Я бы хотел наняться охранником в караван, который сегодня утром отправляется в Мойилет. Ты можешь дать поручительство начальнику каравана?

– Могу.

Глава 2

Императорская охота

Дорога на Мойилет, 10 сатината – 16 кумината 8855 года

Как оказалось, караван-лэд Колт принял бы меня с радостью даже без поручительства Красного Лучника. Он испытывал существенный дефицит кадров: трое из нанятых им охранников оказались ярыми фанатами военных матчей и, заслышав о предстоящей баталии, остались в Суродиле, не прельстившись даже на солидную прибавку к оплате. Любитель пофилософствовать и порассказать о своей богатой событиями жизни, Колт в моем лице обрёл не только недостающую штатную единицу, но и внимательного слушателя. Его байки служили для меня обширнейшей кладовой, из которой я черпал знания о местных нравах. Конечно, многое мне уже поведал Асий. Но разве можно сравнить рассказы старца хотя и мудрого, но знающего о кипучей стороне жизни лишь понаслышке, и того, кто не представляет свое существование без приключений и авантюр.

– Мойилет – это только пригород столицы, – рассказывал Колт, беспечно развалившись под тентом в качающейся повозке, – а сам Суонар расположен в очень большом каньоне, из которого есть только один выход, да и тот перегорожен Большой Стеной, которая считается одним из семи чудес света. Впрочем, на стену ты сам сможешь полюбоваться. А вот Суонар тебе увидеть не суждено: туда простой люд не пускают. Живут там только Мечпредержащие и те, кого они набрали себе в слуги да в имперское войско. А что касается самого Мойилета, так это самый дурной городишка из всех, что я знаю: ни одного мастерового, даже рика перековать негде. Всё сплошь чиновники, купчики, трактирщики…

Караван, состоящий из одиннадцати запряжённых волами повозок, без особой спешки двигался в сторону Мойилета. Дорога пролегала по океанскому побережью, то петляя между небольших скал, то ныряя в густые тропические рощицы, где среди листьев буйной растительности то и дело мелькали яркие птахи. Не слишком часто встречающиеся на пути дрогоуты мало походили на те, что я видел на Божьей Столешнице: крепостных стен вокруг поселения здесь не возводили. Справа что-то тихо бормотал океан – Полуденное Море. Беспрестанный мерный шум прибоя стал привычным и оттого почти незаметным. Непрекращающийся лёгкий бриз давным-давно сдул с наезженной дороги всю пыль и овевал нас ласковой прохладой. Слева вдали тянулась нескончаемая скальная стена с ровной, словно отрезанной по линейке вершиной. Высоту этого массива с большого расстояния определить трудно, и я поинтересовался об этом у Колта.

– Да, пожалуй что, поболее силя ввысь-то будет, – ответил он.

– Судя по виду, наверху находится большое плато, – заметил я.

– Большое? Не то слово… Оно огромное! Называется Плато Синих Псов. Люди сказывают, что там бескрайняя каменная пустыня. Но, взаправду сказать, самому мне не доводилось встречать ни одного человека, который бы там побывал: плато неприступно.

– А откуда такое название?

– Травят байки, что раньше там жили большие стаи сипсов, Синих Псов. Большие были, умные. Кое-кто считает, что даже умнее риков.

– А почему «были»?

– Говорят, их всех съели огнедышащие драконы.

– Драконы? Да ещё огнедышащие? Разве они существуют? Я думал, это только сказки.

– Какая там сказка! Одного я своими глазами видел! Правда, слава Обоим, очень издалека. Летит по небу этакая туша огроменнейшая, хвост предлиннющий. А ревёт-то уж как – на многие сили окрест слышно!

– А ты его видел, часом, не из кабака возвращаясь? – поддел я его.

– Эх, молодёжь, молодёжь! – укоризненно покачал он головой. – Никому на слово не верите да всё ищете, как бы старших на смех поднять. А впрочем, и старики не лучше. Как-то схлестнулся я с одним в споре, тоже про драконов, так тот тоже с пеной у рта доказывал, что их нет и не было никогда.

«Не может, – кричит, – быть такого, чтобы тварь живая огонь изрыгала!»

«Да запросто! – отвечаю ему. – Вот сам, к примеру, нажрись от пуза, а потом рыгни на свечку газом утробным – увидишь, какой факел получится!»

«Так что ж, по-твоему, – ехидничает он, – каждый дракон со свечкой летает?»

А я спокойно так отвечаю: «Нет, свечки тут совсем не нужны. Слыхал что-нибудь про животных-молниеносцев? Скат, например, морской? Вот и тут так же: рыгает он горючим газом, а в это самое время у него искра меж зубов проскакивает. Вот тебе и факел!»

«А что ж тогда, – не унимается дедок, – до сих пор ни одного скелета дракона никто не нашёл?»

«Да и это, – говорю, – объяснить просто. Первое – живут они шибко долго, а потому и помирают редко. А второе – нет у них скелета, потому как и не животные они вовсе, а насекомые преогромные и только наружный панцирь имеют. Мёртвые кости – они не нужны никому, потому и валяются годами да столетиями. А насекомишные драконовские покровы растаскиваются их меньшими собратьями, чтобы было им из чего свои маленькие панцирьки мастерить».

Тот и возразить-то более ничего не смог! Вот такой вот вышел у нас спор научный. А ты говоришь – сказки… В мире, Ланс, в отличие от твоей Икорики, много есть чего интересного, – Колт снисходительно похлопал по моему колену.

Для того чтобы оправдать мои возможные попадания впросак, я сочинил себе подходящую легенду. Согласно ей я, Ланс из Икорики (это самый отдалённый из известных мне дрогоутов), младший сын тамошнего лэда, сбежал от папаши, сохи и навоза в поисках приключений и своей удачи. Вести себя приходилось соответственно, изображая простодушного деревенщину, что вызывало многочисленные подначки со стороны моих сотоварищей. Впрочем, только лишь дружескими подначками не обошлось.

Однажды на вечернем привале самый задиристый охранник по имени Арри, сладко потянувшись, сказал так, чтобы все слышали:

– Что-то я сегодня притомился! Придётся тебе, Ланс, нынче за меня ночью покараулить. Слышишь, суслик?

«Та-ак! На „вшивость“ проверяет», – понял я, а вслух спросил:

– Потому что ты, видимо, «дед» Советской армии?

– Что? Какой дед? Какой армии? – оторопел тот. Надо сказать, что на Ланеле отцом называют только того, кто родил мальчика, и это очень почётно. Иметь внука и быть дедом почётно дважды. – Да я ещё и не отец!

– Так ведь можешь им и не стать, если будешь плохо себя вести: я тебе кое-что оторву.

Под дружный гогот караванщиков побагровевший от гнева Арри вскочил и ринулся на меня. Я даже вставать ему навстречу не стал и, когда его кулак после залихватского замаха уже приближался к моему уху, резко откинулся назад. Холостой удар привёл Арри в состояние неустойчивого равновесия. Поймав его за плечо, я крутанул его вниз и от себя, одновременно сделав ногой подсечку. Совершив в воздухе полный оборот, он упал на землю.

– Убедительно, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Он выпрямился и достал из ножен кинжал. Решив, что дело принимает более серьёзный оборот, я тоже встал и замер, внимательно следя за Арри. Но тот взял кинжал за лезвие и оглядел остальных охранников. Те утвердительно закивали, средь них прошёл одобрительный говорок. Арри слегка ударил меня рукояткой по груди и произнёс:

– Сим признаю тебя равным среди равных. На равных хлеб, на равных кров, на равных кровь.

Затем, обняв меня, как это полагается по короткому обряду посвящения в охранники, прошептал мне на ухо:

– А ты не так прост, как хочешь казаться. Драться тебя в твоём дрогоуте научили?

Больше меня никто задирать не пытался, даже подначки прекратились: меня приняли в ряды своих. Попыток нападений на караван никто не предпринимал, и дальнейшее путешествие прошло почти в полной идиллии. Лишь только одна встреча оставила после себя гнетущее впечатление.