Выше времени

— И все-таки, мы ведь в прошлом не встречались. Только в снах.

— Все спят и видят сны, — четко ответил Дипломатор. — Наша жизнь — сон. А сон — это жизнь. Мы действительно встречались, хотя вам и кажется, что этого никогда не было. Но даже по времени вашей монады прошло совсем немного времени.

Я решил опустить заявления относительно монад. Это студент разбирался в монадах и прочей ерунде. Мне не до того. Деньги нужно зарабатывать, о насущных вещах заботиться. А что касается того, что мы встречались… Внутренне я в это, как ни странно, верил. И спорить с Дипломатором не собирался.

— Так вы человек или нет? — повторил я заданный прежде вопрос.

— Если под «человеком» подразумевать разумное существо — несомненно. Если же вложить в это слово смысл «смертный, имеющий определенную форму, определенные навыки и определенные свойства», — то нет. Потому что я могу менять свою форму, мои навыки совершенствуются, а свойства моего организма изменяются в разных ситуациях.

— И, конечно же, вы бессмертны?

— Все разумные существа бессмертны. Только некоторые — еще и беспамятны, — уверенно заявил Дипломатор.

И я как-то не нашелся, что на это ответить.

Дипломатор между тем потянулся в кресле, искоса посмотрел на меня и поинтересовался:

— Может быть, угостите чем-нибудь?

— Без пищи вы, стало быть, обходиться не можете?

— Могу, почему не могу? Какое-то время могу. Но пожевать чего-то всегда интересно. К тому же, нужно соблюдать законы мира, в котором воплотился. Да и вы голодны. Слишком много энергии сегодня растратили. Нужно восполнять.

Я поднялся со своего места, сделал приглашающий жест в комнату отдыха, нажал клавишу интеркома.

— Надя, пошли кого-нибудь за парой куриц гриль. Ну и овощей пусть купят, хлеба. Вас устроят курицы, Дипломатор? Или вы вегетарианец?

— Нет, я ем все, что едят другие, — ответил Дипломатор. — Хотя и считаю, что рыба — не еда. Рыбы — это наши друзья.

Последняя фраза звучала настолько бредово, что я едва не выронил электрочайник. Но потом из каких-то потаенных уголков сознания всплыла мысль, что Дипломатор, кажется, всего-навсего процитировал один из слоганов «зеленых». Я его слышал пару лет назад, на какой-то левой сходке в Москве. Поэтому развивать тему, интересуясь, являются ли друзьями Дипломатора живые куры и куры гриль, я не стал. Даже Дипломаторы могут, наверное, шутить.

— Вспоминая нашу предыдущую встречу, — начал я, включив чайник. — Если допустить, что она действительно была… Вы, кажется, утверждали, будто любое желание человека исполняется?

— Совершенно верно, — склонил голову мой собеседник.

Он уже устроился в кожаном кресле и вертел в руках чайную ложку, словно ожидая, когда ее можно будет пустить в дело. Заметив это, я достал из холодильника банку яблочного варенья. Сам я такое варенье не люблю, держу специально для гостей. Но мой посетитель приступать к еде не спешил. Ждал чая.

— Студенту вы, пожалуй, могли запудрить мозги, — заявил я, разрезая остатки батона, не съеденного Геной Лыковым, на тонкие ломти. — Он — идеалист, жил философскими категориями. Считал, что мир устроен так, как хочется ему. Но я, хоть и одного с ним возраста, понимаю, что зачастую человеку приходится делать совсем не то, что он хочет. И что мир гораздо более сложен и жесток, чем нам кажется.

— Мир действительно устроен так, как хочется нам, — с живостью, обычно не свойственной пятидесятилетнему человеку, отозвался Дипломатор. — И, как справедливо утверждал Готфрид Вильгельм, мы живем в лучшем из миров!

— Какой Готфрид Вильгельм? — переспросил я.

— Ах, ну да… Вы же не изучали профессионально философию и не помните все. Лейбниц, естественно. Готфрид Вильгельм Лейбниц.

Я перевел дух. Спокойно, Никита, спокойно! Как говорится, не перебивайте меня, я и сам собьюсь…

— С Китом вы тоже душеспасительные беседы вели? Я что-то не припомню…

Дипломатор улыбнулся, покачал головой.

— Нет. В ту плоскость вашего сознания почти невозможно попасть. Люди вокруг — ненастоящие. Сам он — ограничен в воображении. На то и Удук — чтобы человек мог в такое место беспрепятственно попасть, а потом его покинуть — безболезненно.

— Если бы я еще понял вас…

— Еще поймете… Еще поймете, — пообещал Дипломатор.

Что ж, если к тебе в гости вдруг зашел оракул или юродивый, или пророк, моментом надо пользоваться… Чтобы получать знания и опыт.

— Ладно, поговорим о лучшем из миров. Сейчас я в Думу баллотируюсь. Да и до этого повидать всякого пришлось. Вы бы пришли ко мне на прием. И послушали людей, которые живут в «лучшем из миров»! Двадцать первый век. Некоторые, конечно, жируют… И я, пожалуй, в их числе. Но сколько людей голодает! Сколько болеет! Скольким требуются немедленные, тяжелые, дорогостоящие операции! Сколько горя и страданий вокруг! Это сидя в философском кресле, легко говорить: все устроено наилучшим образом. И пока вам относительно тепло и сытно. Но выйдите на улице, дружище Дипломатор, и вы там такое увидите — волосы на голове зашевелятся!

Мой собеседник как-то смущенно откашлялся, потупил глаза, спросил:

— А что это еще за кресло философское такое? Я прежде не слышал…

— Извините, неверно выразился… Я имел в виду, сидя в кабинете для раздумий. С широким письменным столом, удобным стулом, да еще и горничной на кухне, которая готова в любой момент кофе подать…

— И не только кофе…

Дверь в мою комнатку отворилась, и Надя внесла двух куриц с аппетитной румяной корочкой, а также объемистый полиэтиленовый пакет с овощами.

— Помидоры только с рынка, и перец тоже, я помою сейчас, Никита Евгеньевич, — скороговоркой выпалила она.

— Вот так? — улыбнулся Дипломатор, кивнув вслед Наде, скрывшейся за дверью, ведущей к умывальнику.

— Именно так, — согласился я. — Что, опять ваши фокусы?

Действительно, Надя появилась слишком вовремя, чтобы показать: как раз я-то имею все необходимые удобства и даже сверх того.

— Да нет, овеществление ваших желаний, — ответил Дипломатор и запустил-таки ложку в банку с яблочным вареньем. Выудив несколько сладких яблочных ломтиков, он задумчиво принялся их жевать. Съев четыре ложки варенья, Дипломатор пристально посмотрел на меня.

— Страдания, несомненно, имеют место. И имеют свой смысл. Какой — я могу только догадываться, рассуждать… Будда в свое время считал, что цель жизни каждого человека — избавиться от страданий. Я не знаю пока, насколько верно это утверждение. Но полагаю, цель человека вовсе не в этом. Точнее, высшая цель. Избавить других от страданий — может быть. Но не путем погружения в Нирвану забвения. Сделать всех счастливыми возможно, только создав гармоничный мир. Это действительно может стать сверхзадачей. Не исключено, что путь к этому идет через страдания… И по-другому даже быть не может…

— То есть вы спорите с Буддой? И считаете, что страдать полезно?

— Иногда, несомненно, полезно. Ибо легкие страдания можно переносить, а тяжелые быстро проходят. Тоже не я придумал. Но согласен, — заявил Дипломатор.

Он оставил, наконец, в покое ложку и сел в кресле прямо, улыбаясь слишком широко. Будто бы наш разговор был совсем не серьезным. Мне захотелось сбить с Дипломатора его самодовольство.

— И вы согласны с тем, что болеют дети? Что мучаются их родители? Что люди живут без крыши над головой, роются в помойках? Что в тюремных камерах, рассчитанных на десять заключенных — совсем не по гуманным нормам — содержится человек пятьдесят? Что они спят по очереди и гниют заживо при стопроцентной влажности и сорокаградусной жаре? Что грязные подонки пытают в застенках идеологических противников? Я уже молчу о жертвах бесчеловечных преступлений…

В комнату вновь вошла Надя, неся на большом блюде свежевымытые помидоры, перец с капельками воды на зеленой кожице и даже несколько пупырчатых огурцов. На меня она посмотрела с испугом. Наверное, я слишком громко кричал.

Дождавшись, пока мой секретарь выйдет, Дипломатор ответил: