Журнал «Если» 2008 № 09

С этим нужно было что-то делать…

Через сайт «Зеленого какаду» Захар ловко забрался в защищенные внутримагазинные сети и вышел на парня-консультанта, опознав его по портрету.

Парень этот, высокий и плечистый, в форменном зеленом комбе-зе, слонялся вдоль стеллажей с клетками и то подкармливал грызунов, то играл с ними. Вдруг он замер, уставился на браслет с коммуникатором, прочитал сообщение, повернулся – и увидел Захара, Ферапонта и Радмилу.

Это было практически тестовое сообщение: проверка связи, указание своего местоположения. Консультант потыкал толстыми пальцами в кнопки служебного коммуникатора и отправил ответ.

Когда Захар прочитал этот ответ – даже рот приоткрыл от изумления.

– Никакой он не консультант, – сказал он Радмиле. – Вот, полюбуйся.

На экране были такие слова: «Прив! Ща.»

—   Да он сотник, что ли? – в ужасе спросила Радмила.

—   Скажи спасибо, что не смай.

– Смая бы не поставили клиентуру обслуживать, – заметил Ферапонт. – Их дальше складов не пускают. Зато они классные комплектовщики заказов.

Интересно, что живых смаев в их громоздких черных куртках с экранами на груди никто из компании и в глаза не видывал. А вот читать о них – так много прочитали. И знали, что сбившихся в банду смаев лучше не трогать.

Про сотников тоже знали из сетевых дискуссий: может или не может, после того как появились сперва «бригада 300», потом «бригада 200», возникнуть сообщество людей, которые употребляют для общения не более сотни слов, и то не простых, а особенных. По всему выходило – вскоре появятся! При анализе комментов выявилось уже тысяч пятьдесят–шестьдесят будущих сотников, которым осталось только осознать себя как общность.

Это не значило, что сотники должны пользоваться только фиксированным словарем. В голове они могли держать по меньшей мере две тысячи слов – столько, сколько нужно, чтобы читать аннотации к видеофайлам и понимать происходящее на экранах, будь то боевик, триллер или фэнтези-шоу. А вот при обсуждении эти слова куда-то пропадали. «Бригада 300» и «бригада 200» только обсуждениями и развлекались; были все основания полагать, что «бригада 100», зародившись в недрах «бригады 200» именно на этом поприще, отпочкуется от нее и будет жить дальше в своем углу Паутины, где уж найдется кому о ней позаботиться – аудитория-то для рекламщиков самая благодарная.

Консультант в зеленом комбезе подошел к Захару, опознав в нем главного.

– Здра, челы, – произнес он. – Че на?

Теперь Захар и Ферапонт уж точно опознали в нем «бригадира». Радмила же попятилась, вцепившись в руль скутера, и Захару это даже понравилось: сразу видно, девочка домашняя, с гадостями и пошлостями оффлайна дела не имеет.

– Здра, – сказал Захар. – Мну, мол чел, на крысетку.

– Че? – консультант вытаращился на Захара, как будто он и был этой самой мифической крысеткой.

—   Есть? – терпеливо спросил Захар.

—   Не. Вот хомы, шинши, крыски, джунги, кролы.

– Крысетку, – Захар был неумолим. Радмила опять подошла – вроде как под его крылышко, которое представлялось ей уже сильным, мощным и пуленепробиваемым крылом.

– Мож, хом пойдет?

– Не, я не лю хомов, – вместо Захара пренебрежительно ответила Радмила. – Мну нра крысетки.

– Фисе… Ску вету, мош, он знает.

С тем консультант в развалочку отбыл в служебную дверь, а Радмила вопросительно посмотрела на Захара.

– Вет – это, скорее всего, дежурный ветеринар, – задумчиво произнес Захар. – Ску…

– Скажу, – перевел Ферапонт.

«Фисе» в переводах уже не нуждалось. Даже президент пару раз произнес это слово с монитора, демонстрируя высшую степень удивления. Чем и приобрел поклонников среди «бригадиров».

– А вот странно – столько зверья, а запаха почти нет, – заметила Радмила. Это Захару не понравилось – сам он зоологические ароматы ощущал очень даже хорошо. Если жить с человеком в одной квартире, отношение к запахам приобретает основополагающее значение. Захар был доволен туалетной водой Радмилы, но не знал, как отнесется к тому амбре, которое внесут в прихожую определенные на постоянное жительство дамские сапожки. Если она не ощущает их благоухания, а он ощущает, будет очень трудно закрыть проблему без обид.

Решив при ближайшей возможности заглянуть в сообщество молодых мужей-домоседов и задать вопрос о сапожках, чтобы коллективный разум надоумил, Захар пошел вдоль стеллажей. Он редко видел животных в двадцати сантиметрах от своего носа – как-то все больше на мониторе.

Ему понравился любознательный пятнистый крысенок. Захар даже постоял, глядя на него одобрительно. Однако была в этом некоторая хитрость – он скосил глаз на Радмилу, чтобы убедиться, она этот маневр заметила. А в сообществе невест он вычитал накануне умную мысль: если мужчина животных любит, то и детей будет любить. Что по этому поводу думают молодые жены, он узнать не удосужился.

Вернулся парень в зеленом комбезе. Захар пошел ему навстречу.

– Скал вету и топу. Грят, анек. Нету крысеток, бня это, – сообщил тот, кого сгоряча приняли за консультанта, хотя он был просто уборщиком – чистил клетки с аквариумами, вовремя давал корм и заведовал поломойным агрегатом.

– Пасиб, – буркнул Захар.

Надо было сразу требовать встречи с ветеринаром, подумал он. А теперь – ишь, как ехидно Ферапонт ухмыляется, самурай трухлявый…

– Числива, – отвечал парень в зеленом комбезе и вдруг вскрикнул: - Ва!

Захар обернулся и увидел, что в торговый зал въезжает банда смаев.

Все они были в черных куртках и на черных скутерах, иные в масках, иные в каких-то сеточных коконах, нахлобученных на головы, возбужденные и голосистые. Плохо лишь, что слов смай не признавали – слова им заменяли разнообразные рожи, вспыхивавшие на гибких нагрудных экранах в разных сочетаниях. В сущности, этими рожами они могли сказать даже больше, чем «бригада 300» словами.

Захаров собеседник растерялся.

—   Пипец… – прошептал он.

—   Че? Бывали? – спросил Ферапонт.

—   Ага.

Радмила видела смаев впервые в жизни. Они в последние годы стали стихийным бедствием – налетали, переворачивали все вверх дном и со счастливым смехом уносились на скутерах. Милиция давно бы уже с ними справилась, но стоило изловить банду, в которой обязательно были и девочки, и подростки до четырнадцати, как Союз по защите прав детей и подростков вставал на дыбы: смай имели право на любое выражение своих эмоций.

Они пошли по широкому проходу между стеллажами, ведя за рули свои скутеры, причем у некоторых эти рули были украшены пышными розовыми и зелеными бантами. Они тыкали пальцами в клетки с живностью и реготали. На груди у каждого вспыхивали в особых окошечках смайлы: «улыбка», «улыбка-восторг», «улыбка-ой-не-мо-гу», «улыбка-с-клыками» и еще какие-то новомодные.

– Отступаем, – шепотом приказал Ферапонт. Но Радмила растерялась. К тому же в смаях не было пока никакой агрессии – одна детская радость от встречи с хомячками и крысятами.

Она промедлила лишнюю секунду – и рядом с ней оказалась совсем юная хорошенькая смаечка с огромным бантом на макушке, желтым в красный горошек. Хлопнув Радмилу по плечу, дитя залилось младенческим смехом, держась к Радмиле вполоборота, чтобы показать свои смайлы: в двух окошках «сердечки», в одном «улыбка-восторг», еще в одном «мордочка-в-сердечках». Все это дрожало, шевелилось, вспыхивало искрами, и человека неподготовленного могло даже загипнотизировать.

Радмила не желала ничего плохого – она лишь отвела руку смаеч-ки, норовившей обнять незнакомую женщину за шею.

Лицо смайки изменилось – на нем нарисовались удивление, растерянность, обида, а рука меж тем быстро работала с пультом, вмонтированным в карман, и «смайлы» в окошках появились такие: «гла-за-на-лбу», «слезы-ручьем», «разбитое-сердце» и «вырастающее-из-земли-надгробие». Смертельно обиженная смайка села на пол, прислонилась к стеллажам, закрыла лицо руками и зарыдала, с непременным для смаев громким «Ы-ы-ы!».