Избранные произведения. Том 3. Между-Мир: Между-Мир. Внутри себя

Борн был настолько шокирован, что застыл как вкопанный.

— Оставить Дом? Ты имеешь в виду навсегда? Не вернуться? — Тими Логан кивнула.

Это подтвердило сумасшествие великанов. — Как может прийти в голову такая мысль? Разве можно покинуть свой Дом? В нем и крыша, и пища, и защита от непредсказуемого внешнего мира. А за пределами Дома — лежит только неизвестность и возможная смерть.

Потом Борн понял причину, и это объяснило многие странные слова великанов.

— Понятно, — сказал он так мягко, как только мог. — Я искренне не понимал раньше. Теперь мне вполне понятно, что у вас нет собственного Дома, такого, какой есть у нас.

— У нас есть дома, — парировал Кохома. — Мой дом ошеломил бы тебя, Борн. Он выполняет все мои приказы: предлагает еду, когда я хочу есть, а я прихожу и ухожу тогда, когда мне это хочется.

— И тебе не приходится заботиться о нем?

— Ну да, но…

Жан Кохома запнулся из-за хихиканья Логан.

— Ты попал в самую точку, Жан.

Кохома выглядел расстроенным.

— Вовсе нет. Я могу в любой момент оставить его на столько, на сколько захочу, совершенно не заботясь о нем. А ваши люди так не могут.

— Ну тогда, значит, это не Дом, — доказывал Борн. — Кому-то приходится заботиться о своем Доме, а чей-то Дом заботится о себе сам.

— Но это мой дом, — проворчал Кохома, выбирая орех из расположенной перед ним горки. Орехи отдавали слабым запахом перца и сельдерея.

— Понятно, — ответил Борн.

Он был слишком вежлив, чтобы сказать все, что он думает. Хотя разговора о конструкциях из естественного материала и искусственных жилищах не было, Борн знал, что дома великанов были не живые, а мертвые строения, пропитанные безразличием. К их великому удивлению, Борн никогда бы не согласился жить в мертвом строении, мертвом, как топор. А Дерево-эмфол не мертвая вещь.

Мысли о топоре и изнуряющем дневном свете, какой бывает в мире великанов, напомнили Борну, что скоро должны вернуться охотники. Он бы представил им этих гигантов и, возможно, кто-то тогда признает, что охотник Борн был более бесстрашен и смел и более достоин так называться, чем какой-нибудь средний охотник.

Когда он так сидел, жевал и воображал, что бы он сказал своим братьям, как вдруг заметил под перегородкой, закрывающей дверной проем, кончики пальцев чьих-то ног. Борн поднялся, откинул перегородку. От нее отдернулся, напуганный, Дин. Но Борн был слишком поглощен предвкушением своего собственного триумфа и не мог злиться. Вместо этого он пригласил мальчика перекусить, преграждая путь фуркоту Мафу ногой, когда тот попытался последовать за мальчиком. Фуркот заскулил, но остался за порогом. Борн поставил перед мальчиком еду, и тот всю ее жадно проглотил.

Слишком много народа в его жилище: сирота и два великана, которым присущи черты ненормальности. Борн со злостью откусил жесткий кусок мяса.

— Иногда космический транспорт, — объяснял Кохома недоверчивой, но вежливо внимательной публике, собравшейся вокруг вечернего домашнего очага, — терпит катастрофу либо из-за естественных стихийных бедствий, либо из-за халатности и небрежности служащего. — Кохома понял, что находится в языческом обществе. — Кажется вполне возможным, — продолжал он, интонационно выделяя слово «возможным», — что ваш народ сошел с одного такого уцелевшего корабля и попал здесь в ловушку. Хотя в сложившихся обстоятельствах враждебной природы этого мира я нахожу невероятным, что кто-то из переселенцев смог выжить после того, как продовольственные запасы были исчерпаны… Скорее всего, это наше самое верное предположение. — Кохома сел.

Никто из сидящих вокруг костра не произнес ни слова. Кохома и Логан с небольшой опаской обменялись коротким поддерживающим взглядом и рукопожатием.

— Все это, — наконец медленно отозвался вождь Сэнд, — может быть так, как ты говоришь.

Оба великана явно с облегчением вздохнули.

— Но мы не располагаем теми своеобразными знаниями, которые есть у вас, и имеем свое собственное объяснение нашего существования.

Он посмотрел на Ридера и кивнул. Шаман поднялся. На нем было церемониальное одеяние с нашитыми кусочками меха, с блестящими коричневыми, красными и оранжевыми нашивками и головной убор, украшенный птичьими перьями — теми, что они оставляют при линьке в Высшем Аду. И у него был, конечно, топор, которым он размахивал, когда поднялся. Раскачивая им, как дирижерской палочкой, Ридер поведал историю о происхождении мира.

— Вначале было семя, — он произносил это напыщенно, нараспев. Слушатели внимали с благоговением. Они слышали эту легенду тысячи раз, но не теряли к ней интереса. — И это было не большое семя, — продолжал шаман. — Однажды пришла мысль о воде и семя пустило корни в Дереве-эмфол. — Опять это слово, подумала Логан. — Оно росло. Его ствол стал сильным и высоким. После этого оно выбросило несколько ветвей. Одни из них превратились в Колонны, на которых держится мир. Другие видоизменились и превратились в два ада, которые заполнили мир. Появились бутоны, бессчетное количество процветающих бутонов. Мы — отпрыски одних таких бутонов, фуркоты — других, пиперы, которые до сих пор лежат в грибницах, — отпрыски совсем других почек. Семя процветает, мир процветает, мы процветаем.

Кохома сдвинул и приподнял колени.

— Если это таки если вы верите, что мы пришли с планеты, совсем не похожей на вашу, то как же все это объяснить с помощью вашей концепции?

— Ветви семенного дерева широко распространились, — ответил шаман.

Из круга послышался одобряющий ропот.

— А что если одна из ветвей была пересажена на другую часть этого Дерева? — спросил Кохома.

— Оно бы погибло. Каждый отросток знает свое место на ветви.

— Тогда вы можете понять нашу ситуацию, — продолжал Кохома. — Ведь то же самое верно и в отношении нас. Если мы не возвращаемся на собственную ветвь — или в семя, или в дом, или в свое место — мы, безусловно, тоже погибнем. Не могли бы вы нам помочь? В свою очередь мы сделаем для вас все, что в наших силах.

Логан и Кохома старались придать своему лицу совершенно безразличное выражение, пока деревенские жители обсуждали между собой их положение. Кто-то подбросил в костер дров. Он загорелся ярче, зловеще вспыхивая искрами. И клубящийся дым лениво поднимался столбом, устремляясь ввысь и вился вокруг краев дверного занавеса, проникая в щели. И теплый дождь не мешал ему.

Сэнд, Джойла и Ридер шепотом совещались. Наконец, Сэнд поднял руку и шушуканье стихло.

— Мы поможем вам вернуться на вашу ветвь, в ваш Дом, — возвестил вождь таким властным голосом, звучащим так, словно он исходил из мощного громкоговорителя, а не из такой тщедушной оболочки. — Если это возможно.

Борн сидел внутри круга и взгляд его был прикован к земле. Так что ни вождь, ни шаман, и вообще никто из братьев не видели его улыбку. Борн с нетерпением ждал их решения. Но тут вдруг выяснилось, как далеко находится станция пришельцев.

Все подавленно молчали, когда Логан поведала об этом.

— Подобное путешествие безумно, — заявил Сэнд, когда Логан закончила. — Нет, это невозможно, невозможно. Я не могу никого отправить сопровождать вас, не могу.

— Но неужели это неясно? — умоляюще произнесла Логан, вскакивая на ноги и беспокойно вглядываясь в тягостно-молчащие лица. — Если мы не вернемся на станцию, то мы… то мы зачахнем, зачахнем и умрем. Мы…

Вождь прервал ее, невозмутимо подняв руку.

— Я сказал, что не могу никого отправить сопровождать вас. Так и есть на самом деле. Я не мог бы приказать ни одному охотнику предпринять подобное путешествие, хотя если кто-то согласится добровольно поехать с вами…

— Это бессмысленный разговор, — прокомментировал со своего места дровосек-сборщик Дендон. — Никто не вернется живым из такого похода. Существуют россказни о тех местах, где сливаются вместе Низший и Высший Ад и наступает конец света.

— Вы путаете смелость и глупость, — возразила Джойла. — Глупое создание — это всего-навсего тот, кто необдуманно совершает смелые поступки. Неужели среди нас нет кого-нибудь, кто рискнул бы своей жизнью для того, чтобы вернуть Домой из далекого чужого места двух людей, которые попали сюда по несчастью? И разве мы не добивались бы помощи с таким же упорством, если б она понадобилась нам самим? — Жена вождя посмотрела на великанов. — Если эти люди похожи на нас, то, вопреки нашим настойчивым просьбам и предупреждениям об опасности пути, они совершат то, что задумали. Вполне возможно, что среди нас есть достаточно храбрый человек, способный отправиться с ними. Я не охотник, так что я не могу.