Найти Эдем

го отнялись ноги. Он лежал в своей комнате и плакал, возле кровати сидела мама, в дверях стоял угрюмый отец… И каждую ночь Павлу снилась слюнявая красноглазая морда, и откуда-то накатывался болотный запах, выворачивая наизнанку желудок. А по утрам за окном раздавались стук, треск и шорох ветвей – это отец валил деревья, отгоняя лес от изгороди.

Когда сошли синяки, и зажили раны на спине, и срослась рука, мама понесла Павла к Колдуну. В полутемной комнате Колдуна приятно пахло сухими травами, в углу горела единственная свеча, стояли кувшины, из которых выползал плотный, щекочущий ноздри дым, и ладони Колдуна с растопыренными и чуть согнутыми пальцами порхали над головой Павла, источая дремотное тепло. Колдун шептал какие-то непонятные слова, его бородатое сухощавое лицо склонялось над лежащим Павлом, губы улыбались, глаза под мохнатыми бровями смотрели добро и в них трепетал огонек свечи. Слова сливались в шелест волн Иордана, отражения свечи превращались в ласковое солнце, дымили костры в Тихой Долине, лодка покачивалась на воде, а потом налетал ветер, и дым заволакивал теплое небо, и хотелось встать и побежать, побежать по воде, и бегать вокруг костров, и шалить, и валяться в траве, и перегнать, обязательно перегнать коротконогого Вацлава…

И мерещилось Павлу вот еще что: он вставал, выпрямлялся во весь рост в лодке, поднимал руки – и струи дыма послушно отступали от его рук и белым облаком скользили вдаль над Иорданом, и он поднимался над лодкой, обнимал руками солнце, сжимая, сжимая, сдавливая его ладонями – и солнце покорно уменьшалось, превращалось в маленький яркий комочек, в пламя свечи, теплое, но не обжигающее. Он держал это пламя в руках, подносил к лицу, медленно и осторожно втирал в лоб – и пламя проникало в его голову – и слегка кололо во лбу, и тело становилось сильным и послушным. Он поднимался все выше в небо и сливался с ним, перетекая в бледную голубизну…

Через несколько лет мама повторила Павлу слова Колдуна. «Знаешь, сынок, что сказал мне Колдун? Он сказал мне: „Ирена, у тебя особенный сын. Мои руки чувствуют нечто, исходящее от него. Радуйся, он когда-нибудь будет моим помощником и тоже сможет давать людям исцеление“.

Мама повторяла эти слова много раз, повторяла и плакала, и тогда Павел подходил к ней и молча гладил по руке. Он подходил – потому что Колдун поставил-таки его на ноги; он утешал ее, словно говоря: «Не плачь, мама», – но сказать ничего не мог, потому что Колдун не излечил его от немоты, хотя и не лишил родителей надежды, пообещав продолжать свои попытки.

Именно тогда его развлечением стали книги. Он боялся выходить из комнаты, боялся гулять во дворе, даже если мама или отец были рядом, он плакал и забивался под кровать, когда мама пыталась взять его с собой на Иордан или в Тихую Долину. Повсюду мерещилась ему страшная лиловая медвежья морда, хотя к тому времени сформированный Советом и вооруженный автоматами отряд горожан во главе с Лысым Михеем, который тогда еще не был лысым, вместе с полицейскими