Восьмая тайна моря

— Вернувшись, ты опять попадешь в его объятия? — иронически спрашивал брат.

— Мы давно знакомы с тобой, — отвечала Аня. — Ты должен достаточно хорошо знать меня.

Кровь бросилась Олегу в голову. Этот человек такой же брат Ани, как сам Олег! Щербаков сунул цветы в ближайшую урну и выскочил из здания аэропорта… Его мучила ревность. Он дал себе слово, что больше никогда не пойдет к Ане.

Она вернулась одна. Об этом сообщил Олегу кто-то из ее поклонников. Мгновенно забыв о своем решении, Щербаков в тот же день оказался у Рутковской. Он потребовал, чтобы она сделала окончательный выбор. Она попробовала увернуться, но потом заявила, что вправе дружить с кем ей заблагорассудится. Он стал допытываться, кто этот человек, которого она называет братом. Дать ответ она отказалась.

— Значит, Аня, тебе тягостна моя любовь? — спросил он.

— Почему же? Я очень привязалась к тебе. Зачем ты все усложняешь?

— Неужели ради нашей любви ты не пожертвовала бы ничем?

— Какое нелепое слово! Зачем надо жертвовать одним ради другого? Домостроевские взгляды на жизнь…

— Может быть, — ответил Щербаков. — Но для меня либо одно, либо другое…

Она вышла из себя:

— Ну чего ты хочешь? Играть в любовь? Я уже не девчонка. Я принадлежу тебе, и этого достаточно.

Он круто повернулся и выбежал из квартиры. Ему казалось: все кончено. Но уже через час он мучительно думал о том, как все-таки убедить Аню?

Он опять оказался у нее, опять последовал спор, и он, не соглашаясь с Аней, все же остался у нее…

Уступочка за уступочкой…

— Больно, — вслух сказал он, охватывая голову обеими руками.

— Олег, что с вами? — Панна удивленно смотрела на него.

— Больно, — повторил он. — Ничего, Панна. Ничего.

— Я верю, Аня вернется, — Панна попыталась улыбнуться, хотя это не очень удавалось ей.

— Может быть. Но для меня она не вернется.

Он пошел к морю.

— Ничегошеньки не понимаю, — прошептала Панна.

Однако она поняла все. Она поняла, что этот «грузчик», которого она так легкомысленно назвала своим женихом в недавнем разговоре с отцом, уходил от Ани.

Панна долго смотрела вслед Олегу. Нет, она не скажет ему о своих чувствах. Она не даст никакого повода к тому, чтобы он догадался о ее чувствах. Нельзя. Олег мучается. И он, конечно, еще встретится с Аней.

Щербаков отплыл далеко от берега. Синие волны. Синее небо. Синяя дымка. Казалось, что она совсем рядом, еще несколько гребков — и ты ее схватишь. Он повернулся на спину. Волна качала его. Над ним висел купол неба. Олег был покорен спокойным могуществом красоты. Такое же чувство радости испытывал Щербаков, стремительно выбрасывая стрелу портального крана вперед, к океанскому кораблю.

— Эй, парень! Проснись!

Мимо плыла лодка. Она держала курс на отдаленный островок у выхода из бухты в океан. Щербаков провел там немало счастливых дней с Аней. Опять Аня! Он начал сердиться на себя. Скорее, скорее к берегу.

— Наконец-то, — обрадовалась Панна. — Одевайтесь быстрее. Проглотим что-нибудь в пути — и на бульвар.

Он с удивлением посмотрел на нее. Всего полчаса назад она была совсем другой. Где ее сомнения, ее поиски, ее размышления?

— На бульвар? — переспросил он. — Нет, Панна, я не могу. — Он досуха вытирал загорелое тело полотенцем.

— Но нам надо поговорить…

— О чем?

— Об Ане.

— Зачем? — Он усмехнулся. Сегодня ему не хотелось рассказывать кому бы то ни было о своих отношениях с Аней, хотя он всегда охотно советовался с Панной. Рана еще была очень свежа. Каждое прикосновение причиняло невыносимую боль. Но этой девушке можно доверить все.

Щербаков поднял чемоданчик:

— Пойдем, Панна. А что касается Ани, то, конечно, надо выяснить причину ареста. Обязательно.

Глава седьмая ДОПРОС РУТКОВСКОЙ

Андрей Суровягин, заложив руки за спину, стоял у раскрытого окна. Сквозь густую листву просачивался приглушенный уличный шум. Отчаянно галдели воробьи. «Не иначе на кошку», — улыбнулся он и заглянул вниз. Недалеко от пожарной кадки с водой на заборе притаился серый котенок. Пушистый хвост бил по доске. Желтые глаза холодно мерцали. Стая воробьев вспорхнула и улетела. Котенок облизнулся — досадно все-таки. Суровягин невольно засмеялся.

— Что там? — Еремин сидел, навалившись грудью на стол. Лист бумаги в руках. Очки сползли на нос. Глаза поверх очков смотрели на Суровягина.

— Котенок охотится за воробьями.

Еремин подошел к окну.

Котенок важно шествовал по двору, аккуратно перебирая белыми лапками.

— Ишь ты, боится запачкать, — усмехнулся Еремин.

Он вернулся к столу и снова углубился в работу.

Суровягин с альбомом Рутковской вышел в приемную. Сел за стол, закурил, потом начал листать альбом.

С фотографий смотрела улыбающаяся Рутковская. Десятки улыбок. Десятки поз. Биография в фотографиях. Суровягин внимательно рассматривал каждую фотографию, чтобы определить круг знакомых Рутковской и выяснить адреса снимков. Сибирь, Крым, Рижское взморье, Москва, Ленинград, Сочи, Дальний Восток… Обширная география путешествий.

Альбом рассказывал и о характере Рутковской, ее страсти к позированию перед объективом, о тщеславии. Что же еще? В альбоме было много снимков Рутковской с молодым человеком. Лицо это запоминалось: печальные глаза, даже тогда, когда он улыбается. Этот человек сопровождал Рутковскую во всех путешествиях. Кто он?

Суровягин опять начал листать альбом. Первая фото графия молодого человека. Снимок любительский, сделан в какой-то лаборатории. На следующей странице тщательно отретушированный портрет. На обороте посвящение:

«Дорогой Ане от влюбленного мальчугана». Под подписью дата. В альбоме Рутковской портрет появился три года назад. Все фотографии располагались в альбоме в хронологическом порядке, это облегчало работу. Суровягин вытащил все карточки, где присутствовал молодой человек. Сорок три снимка. Пронумеровал их, пересортировал: фотографии самой Рутковской — в одну сторону, групповые — в другую.

Из кабинета вышел Еремин.

— Альбомы просмотрели?

Суровягин показал на кучи фотографий на столе.

— Выводы?

Суровягин рассказал, где бывала Рутковская, с кем.

— Интересно, очень интересно. — Еремин взял одну из фотографий, поднес к глазам.

— Это он? Я видел его где-то. Сейчас припомню… В отделе кадров главка. Его фамилия Холостов Александр Федорович. Главный механик и начальник экспериментальной мастерской на острове Туманов. Рядом с островом Семи Ветров, где находится заповедник каланов. «Умный, но странный человек» — так охарактеризовал механика Николай Николаевич Лобачев. А Холостов многое мог бы рассказать нам. Как вы думаете? Займитесь им, лейтенант. Мы о нем все должны знать. А теперь вызовите Рутковскую. Посмотрим, как она поведет себя.

Через полчаса в кабинет Еремина привели Рутковскую. Суровягин сел за боковой стол у стены и положил перед собой стопку бумаг.

— Садитесь, Рутковская, — полковник показал на кресло перед столом.

— Спасибо, товарищ Еремин, — сказала она своим бархатисто-напевным голосом. — Мы с вами встречались у Лобачевых. Не помните?

— Помню, помню, — рассеянно ответил полковник. — Вы, кажется, меня назвали товарищем? Что ж, пусть будет так, я не возражаю. Но это слово ко многому обязывает.

Она метнула взгляд на полковника, потом на Суровягина и опять на полковника. «Приметлива, — подумал Суровягин, — и, очевидно, умеет запоминать увиденное». Он не раз встречался с ней, но только сейчас по-настоящему разглядел ее. Природа ничем не обидела ее. Но что-то не нравилось ему в этом красивом лице. Глаза? Пожалуй, да. Глаза много повидавшей, опытной, искушенной женщины.

— Может быть, вы мне объясните, товарищ Еремин, за что меня арестовали? — Рутковская привычным движением поправила волосы.

— Не волнуйтесь. Давайте поговорим как старые знакомые. Расскажите о вашей жизни.