Чародей с гитарой. Том 2

— Я тебя предупредил.

— Нарушение в музыкальной структуре... А вы уверены, что какой-нибудь деревне не грозит гибель, или не ведется подкоп под гору, или яростное чудовище не затеяло взбеситься?

— Боюсь, что нет.

— Мне кажется, на такую ерунду не стоит и чаропесни тратить. Максимум задачка для начинающего адепта.

— Юноша, или берись — или уходи.

Джон-Том размышлял.

— Неужели больше ничего нет?

Клотагорб отрицательно покачал головой, и тогда его младший партнер решился:

— Ну, так и быть. Рассказывайте.

— Пожалуй, слово «нарушение» в данном контексте выглядит несколько расплывчато. Явление... гм... весьма специфичное. Мне удалось его изолировать, то есть, кажется, оно изолировалось само. Что до его эстетической оценки — это не моя компетенция. Мне, так сказать, медведь на ухо наступил. То есть наступил бы, если бы я обладал ушами. И если бы путался под лапами у медведей.

Клотагорб захихикал, довольный собственной шуткой.

— Вот он, наш Клотагорб, — тихонько засвидетельствовал Мадж. — Целая куча неудержимого веселья.

— Не спорю, не спорю. — Волшебник, настроясь на шутливый лад, не обиделся на шпильку. — Итак, я полагаю, вы бы не отказались на него взглянуть?

— Взглянуть?

У Джон-Тома полезли кверху брови.

Клотагорб оставил кресло и поманил гостей за собой. Они пошли в глубь спирального лабиринта, пронизывавшего Древо.

Предмет немногословного обсуждения бездельничал в алькове рядом с мастерской, грелся в мистической атмосфере, как ящерка в солнечных лучах на раскаленном камне. Когда хозяин дома и его гости приблизились, стайка радужно искрящихся нот шевельнулась, поймав и отбросив рассеянный свет. «Призрачное сияние, — подумал Джон-Том. — Мерцающее «нездесь», существующее на самом краю зрительного восприятия, слабая фосфоресценция, едва уловимая для палочек и колбочек глаза».

Явление висело перед ними отсветом северного сияния. Внезапно крапинки заметались и перегруппировались. При этом альков заполнился музыкой, приятной, грустной и скоротечной.

— Не очень четко видно, — произнес Джон-Том, — но красиво. Что это?

— Как — что? — спросил волшебник. — Музыка. А чем еще, по-твоему, это может быть? Акустическое построение. Гармоническая конвергенция. Звуковая синхронность.

— Постойте, я не могу уследить за вами. Я слышу тон, но мне это ни о чем не говорит.

— Юноша, я ведь только что сказал. Это музыка.

— Чтоб меня в евнухи завербовали, — воскликнул Мадж. Я много всякой музыки слыхал, но видеть — никада!

Искрящийся овоид снова подал голос, и Джон-Том взглянул на него с возросшим интересом.

— Я и не знал, что музыку можно видеть.

— Обычно она не столь прямолинейна. — Глаза Клотагорба щурились за очками. — Редко возникают условия, когда ее можно увидеть воочию. Но даже в этих случаях музыка очень уклончива.

Он шагнул вперед и протянул короткую лапу. Рой помедлил, а потом легко закружил вокруг его пальцев, омывая их полутонами. Как заметил Джон-Том, ноты не отбрасывали теней.

— На мой взгляд, мы имеем дело с элементом гораздо большей музыкальной мысли, — сообщил волшебник. — Я провел кое-какие исследования и обнаружил, что он состоит из множества неизменных нот, которые постоянно перегруппировываются. — Черепах хмыкнул. — Впрочем, эту тему я бы предпочел не затрагивать.

Джон-Том двинулся вперед.

— А мне можно?

— Несомненно.

Волшебник посторонился.

Крапинки отлетели от пальцев Клотагорба и осторожно окружили протянутую руку Джон-Тома. Не было ни ощущения физического контакта, ни любых других осязательных восприятий — только теплый зуд возникал периодически, когда оживлялись и пели ноты. Порой менялся темп, порой — громкость, но базовые аккорды оставались прежними.

Чаропевец тихо млел.

— Мне уже случалось чувствовать музыку, но чтобы вот так, в буквальном смысле...

Крапинки отлетели от его руки, зависли между человеком и черепахой. Неясный жалобный звук не смолкал.

— Где вы ее нашли?

— Где нашел? Юноша, у меня нет привычки искать беспризорную музыку. Это она меня нашла. Два дня назад я был разбужен сдавленным воплем Горпула. Это вот диво как-то ухитрилось залететь в мой атриум и затеяло игру с декоративными колокольчиками — мне их лет сто назад подарила колдунья Падула-Волосы-Колтуном. У меня сложилось стойкое впечатление, что музыка хочет обзавестись друзьями.

— Музыка всюду проникнет, — задумчиво проговорил Джон-Том, любуясь непоседливыми аккордами.

Клотагорб многозначительно хмыкнул.

— Может быть, ты и прав, но у меня закоренелое недоверие к непрошеным явлениям, как бы там нежно или печально они ни звучали. Я велел Горпулу взять перьевую метелку, и мы вместе попытались выгнать музыку за порог, но тут она взяла такой плаксивый тон, что я решил на время оставить ее в покое. Выглядит она безвредно, к еде моей не прикасается. Знай себе висит в алькове и наблюдает, если это слово применимо к мелодии. Иногда она звучит требовательно, в другое время — капризно... По-моему, она впадает в отчаяние.

— Шеф, ты думаешь, с ней чей-то не так?

Мадж с подозрением щурился на крапинки.

— Я уверен, она чего-то хочет, — ответил волшебник. — А может быть, просто заблудилась и тоскует по дому.

— Заблудшие ноты, — задумчиво проговорил Джон-Том. — Я слыхал о бездомной музыке, но еще ни разу с нею не сталкивался. И уж конечно, не видел. Допустим, она действительно потерялась, но чем мы ей можем помочь? Что толку задавать вопросы фрагменту музыкального произведения?

— Тут я тебе, увы, не советчик, — лаконично ответил Клотагорб. — Да и тема, скажу по правде, меня не особо интересует. Одно не вызывает сомнения: этой музыке требуется содействие, которое я предоставлять не намерен. Но и вышвырнуть бедняжку за дверь совесть не позволяет. Она кажется такой несчастной...

Черепах снова поднял ладонь, и снова вокруг пальцев закружились крапинки.

— Она меняется, но я не берусь судить, отзывается ли она на чье-то настроение или на какое-нибудь иное, неизвестное мне влияние.

Джон-Том передвинул на живот дуару, комнату заполнила иная музыка.

— Ты потерялась? — пропел он.

Реакция крапинок не заставила себя ждать. Они отпрянули от пальцев колдуна, построились и трижды четко повторили музыкальную фразу.

— Можно расценить это как положительный ответ, — без особой необходимости прокомментировал Клотагорб.

Довольный собой, Джон-Том кивнул.

— Но как же может быть, чтобы музыка, да вдруг потерялась?

— Че, ежели она жила в каком-то инструменте, а тот пропал? — предположил Мадж.

— Я склонен полагать, что истина не столь прозаична. — Волшебник сосредоточенно разглядывал плавающий нимб. — Гораздо вероятнее, что наша гостья покинула свое место в более длинной последовательности нот. Она принадлежит довольно большому и сложному произведению, из которого была извлечена явно против собственного желания.

Джон-Том поглядел на черепаха в упор:

— А мне казалось, вы не питаете интереса к музыке.

Клотагорб пожал плечами:

— Не собираюсь утверждать, что я в этом деле абсолютный невежда. — И указал на дымчатое сияние. — Ясно, что она пребывает в подавленном состоянии, будучи не в силах соединиться с основной темой. Короче говоря, она заблудилась и страдает тем, что можно назвать musicus interruptus [3].

— Ух ты! — прошептал Мадж. — Ну, тада я могу ее понять, посочувствовать.

— Но сюда-то она зачем прилетела? — размышлял вслух Джон-Том. — Чего ждала от вас? Чтобы вы помогли ей вернуться к остальной музыке?

— Разумное предположение. Ты уже продемонстрировал свою изобретательность в общении с ней, отчего бы не спросить самому?

— Спрошу.

И Джон-Том пропел вопрос в самой доходчивой форме.

Ноты сразу метнулись к дверному проему, возвратились, снова отлетели к дверям. Это повторилось полдюжины раз, и облачко всегда задерживалось в проеме и звенело при этом громче и настойчивей. Так и осталось в дверях — донельзя красноречивый жест.