Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)

Но многое осталось точно таким же, что вызывало на его губах торжественную улыбку.

Театр «Колледж», куда он с друзьями ходил на полуночные представления по субботам, после свидания или долгих часов учебы. Университетский кегельбан, там, наверху, была бильярдная.

А внизу…

Поддавшись импульсу, он подогнал машину к тротуару и заглушил мотор. Минуту посипел, смотря на вход в «Золотой кампус». Наконец быстро вышел из машины.

Над входом висел все тот же старый навес, некогда кричащие краски которого от времени и погоды сделались консервативно темными. Он двинулся вперед, на губах играла улыбка.

Затем, когда он стоял, глядя вниз, на крутую узкую лестницу, на него вдруг накатила непередаваемая тоска. Он взялся рукой за перила и, мгновение поколебавшись, начал медленно спускаться. В его воспоминаниях лестница не была такой узкой.

На последней ступеньке до него донеслось жужжание. Кто-то чистил место для танцев полотером с вертящимися щетками. Сойдя с лестницы, он увидел низкорослого негра, который возил по полу медленно ползущий агрегат. Металлический нос полотера стукнулся об одну из колонн, обозначавших границы танцевальной площадки.

Он снова нахмурился. Помещение такое маленькое, такое угрюмое. Не может же быть, чтобы его память так ошибалась. Нет, быстро пояснил он самому себе. Нет, это потому что сейчас здесь пусто и горят не все лампы. Это потому что музыкальный автомат не мельтешит разноцветными огоньками и нет танцующих парочек.

Не сознавая того, он сунул руки в карманы брюк — подобную позу он позволял себе всего пару раз с тех пор, как восемнадцать лет назад закончил колледж. Он подошел ближе к танцевальной площадке, кивнул при виде низкого древнего помоста для оркестра, словно встретил старого знакомого.

Он стоял перед площадкой и думал о Мэри.

Сколько раз они кружились по этому крошечному пятачку, двигаясь в ритме, который задавал сияющий музыкальный автомат? Они танцевали медленно, тела соприкасались, ее теплая рука лениво поглаживала его сзади по шее. Сколько раз? Что-то сжалось внутри. Он видел ее лицо будто наяву. Поспешно отвернувшись от площадки, он взглянул на темные деревянные кабинеты.

На губах появилась улыбка. Неужели они все еще на месте? Он обогнул колонну и двинулся в глубь помещения.

— Ищете кого-нибудь? — спросил пожилой негр.

— Нет-нет. Просто хотел взглянуть на кое-что.

Он зашагал вдоль кабинетов, стараясь не обращать внимания на собственное смущение. «В каком же из них?» — спрашивал он себя. Нельзя было вспомнить, все они выглядели одинаково. Он остановился, уперев руки в бока, и окинул взглядом все кабинеты, медленно покачивая головой. Негр закончил натирать пол, выдернул вилку из розетки и укатил древнюю машину прочь. Наступила мертвая тишина.

Он понял, что смотрит на третий кабинет. Тонкие буквы стали почти такими же темными, как само дерево, однако, без сомнения, были на прежнем месте. Он проскользнул в кабинет и рассмотрел ближе.

«Б. Дж.». Билл Джонсон, И под инициалами год. «1939».

Он подумал обо всех ночах, которые они со Спенсером, Дейвом и Нормом провели в этом кабинете, ловко препарируя вселенную свежезаточенными скальпелями выпускников колледжа.

— Казалось, весь мир у нас в кармане, — пробормотал он. — До последнего кусочка.

Он медленно снял шляпу и присел за стол. Все, чего ему сейчас хотелось, — стаканчик прежнего пива: густого солодового напитка, который растекся бы по жилам и возвеселил сердце, как часто говаривал Спенсер.

Будто с кем-то соглашаясь, он покивал и прошептал тост:

— За тебя, непревзойденное прошлое.

Произнеся это, он оторвал взгляд от стола и увидел молодого человека, который стоял в противоположном конце помещения, в темноте у подножия лестницы. Джонсон посмотрел на юношу, не в силах четко разглядеть его без очков.

Спустя миг молодой человек развернулся и ушел вверх по лестнице. Джонсон улыбнулся самому себе. «Вернусь сюда в шесть», — решил он. Танцы начинаются не раньше шести.

При этом он снова подумал о тех вечерах, что провел здесь, внизу, в этом заплесневелом полумраке, за пивом, разговорами, танцами, прожигая юность с расточительностью миллионера.

Он молча сидел в полутьме, и воспоминания накатывали на него неутомимым приливом, омывали его сознание, вынуждая крепко сжимать губы из-за понимания того, что все это ушло навсегда.

И посреди этого прилива к нему опять пришло воспоминание о ней. Мэри, думал он, что же сталось с Мэри?

Он снова вздрогнул, когда проходил под аркой, ведущей в кампус. Неприятное ощущение, будто прошлое и настоящее сошлись, а он сам ступает по натянутому между ними канату, готовый упасть по ту или по другую сторону.

Это ощущение преследовало его по пятам и охлаждало восторг от свидания с прошлым.

Он взглянул на здание, вспомнил занятия, на какие ходил сюда, людей, с которыми здесь встречался. И почти одновременно он увидел свою нынешнюю жизнь, тусклые, пустые обязанности коммивояжера. Месяцы и годы одинокого путешествия по стране. Завершающегося неизменным возвращением в дом, который ему не нравится, к жене, которую он не любит.

Он все время думал о Мэри. Какой он был дурак, что упустил ее. Считал со свойственной молодым бездумной уверенностью, будто мир полон безграничных возможностей. Думал, что это неправильно, так рано делать выбор, хвататься за настоящий момент. Ведь он был создан для того, чтобы пастись на самых сочных пастбищах. И он все искал и искал, пока все его пастбища не высохли.

И снова это ощущение. Вернее, сочетание нескольких ощущений. Угнетение, которое сгибало и душило его, и необъяснимое и беспрерывное чувство погони. Непобедимое желание оглянуться через плечо и посмотреть, кто же за ним гонится. Он никак не мог от него отделаться, и это беспокоило и расстраивало.

Он подумал, не остановиться ли, не посидеть ли немного в кампусе. Под деревьями расположились несколько студентов, они смеялись и болтали.

Но он не станет больше разговаривать со студентами. Как раз перед тем, как войти в кампус, он заглянул в кафе, выпить стакан холодного чая. Он присел рядом с каким-то студентом и попытался завести разговор.

Молодой человек держался с ним крайне заносчиво. Джонсон, конечно, ничего не сказал, но это было в высшей степени оскорбительно.

И случилось кое-что еще. Когда он подходил к кассе, мимо прошел молодой человек. Джонсону показалось, что юноша ему знаком, и он даже вскинул руку, чтобы привлечь к себе внимание.

Но потом понял, что никак не может знать никого из нынешних студентов, и смущенно опустил руку. Он расплатился по чеку, ощущая крайнюю подавленность.

Чувство подавленности все не покидало его, когда он поднимался по ступенькам Корпуса гуманитарных наук.

На крыльце он развернулся и окинул взглядом весь кампус. Как бы там ни было, он повеселел, увидев, что кампус остался точно таким же. Хотя бы он не переменился — значит, в мире все-таки есть что-то незыблемое.

Улыбка коснулась его губ, он развернулся. А потом развернулся снова. Неужели кто-то действительно его преследует? Сейчас это чувство было особенно сильным. Обеспокоенный взгляд метался по кампусу, не находя ничего необычного. Раздраженно передернув плечами, он вошел в здание.

Оно тоже осталось прежним. Приятно было снова пройтись по темным плиткам пола, под расписным потолком, подняться по мраморным ступеням, войти в прохладные залы, где затухал любой звук.

Он не рассмотрел лица студента, который прошел мимо, хотя их плечи едва не соприкоснулись. Ему показалось, что этот студент смотрит на него. Однако он не был уверен, а когда обернулся через плечо, студент уже завернул за угол.

День медленно тянулся к концу. Он бродил от здания к зданию, входил в каждое с благоговением, смотрел на доски объявлений, заглядывал в аудитории и улыбался всему застенчивой улыбкой.

Однако энтузиазм, похоже, стал покидать его. Было обидно, что с ним никто не заговаривает. Он подумал, не зайти ли к куратору выпускного курса и не поболтать ли с ним, но решил этого не делать. Не хотелось показаться излишне пафосным. Он просто бывший студент, который скромненько навещает места, где прошли его студенческие годы. Вот и все. Незачем устраивать из этого спектакль.