День Зои Виноградовой (сборник)

Легкая тень удовлетворения показалась на измученном лице заключенного.

— Мне неприятно вас огорчать, — продолжал 'между тем Крашке. — но чем больше поврежден механизм, тем хуже для вас. Потому что именно вам придется восстанавливать его. Вы понимаете, что я не зря веду с вами такой долгий разговор. Русский изобретатель все предусмотрел, но он не мог рассчитать, что в наши руки попадет, такой умелый часовой мастер! Теперь все зависит от вас, в том числе и ваша собственная судьба.

Комендант выжидающе смотрел на русского. Казалось, 'он читал его мысли.

В глубоко запавших глазах пленного, с трудом державшегося на ногах после контузии и побоев, майор Крашке прочел ту же неукротимую ненависть, которую он всегда видел в глазах раненых русских солдат и офицеров, попадавших в его лагерь. Комендант понял, что и этот русский не представляет исключения, и что он так же не добьется от него согласия, как и от тех, что проходили перед ним раньше. И рука его машинально, привычным, заученным движением сама потянулась к лежавшей на столе плетке. Но раньше, чем пальцы коменданта нащупали лоснящуюся кожаную рукоятку, его глаза скользнули по бумажному листу, лежавшему перед ним.

Еще и еще раз рассматривал майор Крашке этот полученный полчаса назад листок с большим черным орлом в левом углу и замысловатой подписью в конце отпечатанного на машинке текста. Глядя на эту подпись, майор испытывал желание почтительно вытянуться — так высоко стояло подписавшее бумагу начальство.

«… Не причинять пленному ни малейшего вреда…» — Крашке невольно покосился на стоявших у стола эсэсовцев, увидел свежие кровоподтеки на лице заключенного.

— «Комиссия прибудет не позднее»… Следовательно, — в его распоряжении еще четыре дня. Если бы за это время русский восстановил автоснайпер, то не комиссия, а он пожал бы все плоды. Давно обещанный железный крест, внезапно ускользнувший от него после недавнего побега трех советских офицеров, снова померещился в воображении майора Крашке. Но как добиться согласия от этого русского? В раздумье комендант встал из-за стола и сделал несколько шагов по комнате. Взгляд его остановился на груде обломков — остатков автоснайпера. Он подошел ближе и поднял наиболее уцелевшую и довольно крупную часть конструкции цилиндрической формы. Изнутри этого цилиндра выпала небольшая деталь, которую Крашке едва успел подхватить.

Если бы комендант посмотрел в этот момент на пленного, который, казалось, безучастно, следил за всеми его движениями, видимо ожидая, что за этим последует обычная порция побоев, — он заметил бы, как вздрогнул и изменился в лице этот человек. Но когда, бросив поднятую деталь в общую кучу, Крашке повернулся к пленному, — тот был совершенно спокоен, только лицо его временами подергивалось в нервном тике.

— Я согласен, — шагнув вперед, сказал русский. Эсэсовцы бросились к нему, но Крашке остановил их резким жестом.

— Я знаю психологию людей, господин Петров — самодовольно улыбаясь, проговорил комендант. — Не говорите мне больше, что вы простой часовщик. Только изобретатель не смог бы выдержать зрелища своего поверженного в прах творения. В вас заговорило естественное чувство творца, господин Петров. Я рад, что мы договорились так быстро. Я предоставлю в ваше распоряжение первоклассную мастерскую и помощников. Такой искусный мастер, как вы, сможет восстановить эту штуку за 2–3 дня. Не так ли?

— Я попробую… — пробормотал русский, переступая с ноги на ногу. — Я попробую… Не обещаю, конечно… Не знаю, что получится…

— Не будьте скромным. Ставка не маленькая — жизнь, — продолжая улыбаться, говорил Крашке, но, заметив недобрую искорку, на мгновение вспыхнувшую в глазах узника, остановился и пристально посмотрел на него. — Обман будет разгадан немедленно, — закончил он совершенно иным тоном, — и тогда…

— Вы мне уже говорили, что будет тогда, — едва слышно сказал Петров.

И Крашке снова улыбнулся.

…С волнением смотрел заключенный на свое детище. В мастерской были аккуратно расставлены станки и разложены инструменты. Петров был предоставлен самому себе. Только два эсэсовца, один из которых расположился у порога, а другой стоял рядом, не спускали с него глаз.

Изобретатель взял в руки причудливой формы надульник-конус с цилиндрической приставкой в виде короткого отрезка ствола. Благодаря, такой форме пламя выстрела не было видно никому кроме того, кто находился прямо против дула. Но этот человек не долго хранил тайну местопребывания снайпера-автомата: в следующее мгновение он получал пулю в сердце.

Пламегаситель не пострадал. Невредимым оказался и механизм, автоматически переставляющий прицел в зависимости от расстояния до цели. Вот и звукоулавливатель, который не только поворачивался в сторону бьющегося сердца, но и определял расстояние до него.

Но не в этом было главное. Самую существенную часть автомата представлял механизм настройки. Пожалуй, он пострадал больше всего. Но как могло случиться, что уцелел звукофильтр — самая важная часть механизма тонкой настройки, душа всего изобретения? Петров отлично помнил, что патрон самоликвидатора он вложил как раз под этой маленькой деталькой — маленькой, но наиболее ответственной. Он вспомнил тот ужас, который охватил его, когда он увидел эту детальку в руках майора Крашке, там, в его кабинете — и липкий пот опять проступил на его лице. Он тогда же сразу понял, что взрыв самоликвидатора не уничтожил звукофильтр, а имея этот крошечный приборчик, любой мало-мальски толковый конструктор, работающий в этой области, без особого труда воспроизведет весь аппарат. Ведь вся новизна изобретения заключалась именно в этом приборчике, выделявшем из пестрого многоголосого шума, собранного звукоулавливателем, тихие ритмические шумы человеческого сердца.

Петров еще раз окинул взором все сохранившиеся детали. В общем, все оказалось в целости, за исключением некоторых второстепенных частей. И только хаос и разор в конструкции, которая при взрыве распалась на отдельные детали, создавали впечатление, что автомат безнадежно испорчен. Но это впечатление могло обмануть лишь непосвященного. Ведь специалисту достаточно другой раз и невинного на вид осколка, чтобы понять идею и восстановить всю деталь. Так ученые-палеонтологи по обломку кости часто воссоздают общий вид давно вымершего животного. А здесь налицо самое важное.

Петров попытался припомнить, как все это произошло.

Он заправил четвертую — последнюю — ленту с патронами и заложил самоликвидатор, — это он помнил совершенно отчетливо. Затем пополз к окопчику, который был вырыт в двух шагах от аппарата, в заднем, безопасном секторе. В этот миг и ударил контузивший его снаряд, и он потерял сознание. Неужели сотрясение от снаряда сдвинуло самоликвидатор настолько, что звукофильтр оказался только выброшенным при взрыве, но неповрежденным?

Как бы то ни было, а он не имеет права умереть, не уничтожив свое изобретение. И без намеков коменданта он не сомневался в исходе своей судьбы. Еще в тот момент, когда сознание вернулось к нему и он увидел себя лежащим на груде полусгнившей соломы — так называемый немецкий госпиталь для военнопленных помещался в бывшей конюшне, он твердо решил не говорить ничего. И он не отступал от своего решения, — пока не увидел эту маленькую детальку автоснайпера в руках майора Крашке и не понял, что умереть, не уничтожив ее, было бы тягчайшим преступлением.

Петров придвинулся к груде обломков и начал разыскивать среди них то, ради чего он отсрочил свою казнь. Вот, наконец, и она. Петров взял ее — и вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Он поднял голову. Перед ним стоял комендант, незаметно вошедший в мастерскую.

— Ну, как успехи? — спросил Крашке, любезно осклабясь. Но взгляд коменданта был устремлен не на заключенного, а на деталь, которую тот вертел в руках. Приход коменданта был как нельзя более некстати.

— Что это у вас в руке? — спросил Крашке.

— Это? Так, обломок, — и Петров бросил деталь в кучу.