Искатель. 1970. Выпуск №2

И только когда подпольщики подобрались к бюсту, завернули его в брезент и обвязали веревками так, чтобы удобно было извлечь его из вагона и затем быстро унести — бронзовая скульптура весила более шестидесяти килограммов, — их вдруг поразила одна и та же мысль. Каким образом бюст Ленина оказался на самом верху? Ведь унтер-офицер Фегль говорил Воку, что гестаповцы приказали бросить бюст на самое дно вагона, завалить его другими скульптурами, и Вок передал это Альбатросу в разговоре у моста Шведенбрюкке… Кто же из рабочих, грузивших скульптуры из пакгауза в открытый вагон, так облегчил впоследствии подпольщикам их тяжелую задачу, словно догадываясь о том, как это им нужно? Сколько было нужно мужества и ловкости их неизвестному помощнику, чтобы под самым носом у гестаповских ищеек, очевидно, в самый последний момент положить бюст наверх!

…Прошло уже больше двух часов. Скоро должны были показаться огни тирольского разъезда Вергль. Там Дубовского и Вайса ждал Бруно Шмиц с товарищами из местной подпольной организации железнодорожников; разумеется, не на платформе станции, где сновали патрули и гестаповские шпики. Первое надежное пристанище для участников операции по спасению бюста Ленина было подготовлено в домике почтмейстера Клекнера, неподалеку от станции. Затем бюст другим поездом будет переправлен в Линц. Но раньше, по дороге к дому Клекнера, подпольщикам предстояло пересечь опасную зону железнодорожных путей, где на ночь гитлеровцы усиливали дежурные наряды полиции и жандармерии.

Вайс и Дубовский проверили оружие. Протяжный паровозный гудок возвестил о приближении к Верглю. Гулкое эхо повторило его в скалах и далеко за хвостом эшелона. Горы внезапно расступились, и впереди замигали пристанционные фонари. Бомбардировщики англичан и американцев почти никогда не тревожили эту узкую, протянувшуюся на несколько десятков километров ложбину, со всех сторон огражденную остроконечными пиками гор. Гитлеровцы в Вергле, не опасаясь воздушных налетов, высвечивали мощными прожекторами подъездные пути, водозаливные колонки, угольные бункера, платформы и склады тирольского разъезда.

Поезд стал тормозить…

Двое за ломберным столиком пристально следили за быстрым движением рук третьего игрока. Костлявыми, тонкими, как у пианиста, пальцами он сдавал карты, кидая их поверх разбросанных по столу пачек разноцветных акций.

Лихорадочный блеск глаз, пьяный румянец щек, капли пота, блестевшие на затылках и лоснящихся лысинах, выдавали азартное напряжение компании, уединившейся в боковом зале офицерского казино Линца.

Штурмбаннфюрер Вольт нервно вертел эсэсовский перстень на пальце правой руки, прижавшей акцию — единственную еще не проигранную им в этот вечер. Серебряный череп, впаянный в оправу перстня, то исчезал с глаз партнеров, повернутый эсэсовцем к ладони, то снова сверкал оскалом металлической челюсти.

Ратенау, коммерческий директор металлургического завода концерна «Герман Геринг» в Линце, сдав карты, взял рюмку с белым вермутом и медленно поднес ее к тонким бледным губам, скосив взгляд на последнюю акцию Вольта. Он вдруг вспомнил, как, захваченный биржевым бумом — это было летом сорок второго, — скупил целую пачку акций «восточных» нефтяных разработок. В те дни промышленным магнатам рейха и впрямь виделось: еще один рывок, еще один прорыв гитлеровских танковых клиньев — и через кавказскую брешь хлынет в их руки «черное золото» Грозного и Баку!

Сейчас коммерческий директор был крайне благодарен знакомому генштабисту, вовремя посоветовавшему ему «сыграть на повышении» и продать эти акции по высокой цене. Коммерческий директор приобрел взамен акции расположенных ближе к западу металлургических заводов.

После сталинградского поражения владельцы нефтяных акций в панике продавали свои биржевые бумаги по дешевке, словно макулатуру. Правда, зашатались и акции «восточных» предприятий металлургических концернов рейха. Но все-таки фронт отступавших зимой 1942/43 года гитлеровских армий до металлургических заводов еще не докатился, и их акции пока не потонули в биржевых водоворотах рейха.

…И снова не только на бирже, но и за ломберными столами офицерских казино, игорных домов и ночных клубов нацистской Германии бушевали штормы азартных схваток из-за акций «восточных» предприятий.

В ставке фюрера генералы передвигали на стратегических картах разноцветные фишки, имитируя направления танковых таранов, снова нацеленных на Восток. В ставке на карту швырялись судьбы миллионов немецких солдат, которые должны были взять реванш за Сталинград. А в ночных притонах нацистской знати с не меньшим азартом ставились на карту капиталы, нажитые грабежом, разбоем, убийствами, разрешенными и благословленными фюрером, рейхом, правителями фашистской Германии — фликами, круппами, герингами, гиммлерами. Игра велась на акции восточных заводов, шахт, рудников, на оккупационные марки. В дымном, спиртном угаре гитлеровцам снова мерещились дразнящие запахи кавказской нефти, краснодарской пшеницы. В медном звоне джазовых капелл им вновь слышался фанфарный рев грядущих победных маршей реванша за Сталинград.

Ратенау смаковал вино, прикидывая, до какой суммы можно позволить себе рисковать. Правда, за столом его визави был генерал СС Дальбрюгге! Вряд ли Ратенау выгодно его обыгрывать — скорее наоборот. Но и швыряться деньгами он не видел особого резона: гауляйтер Ширах, побывав в Линце, кажется, остался доволен положением дел на заводах концерна. Но бригаденфюрер Дальбрюгге почему-то задержался в Линце. Неизвестна была Ратенау и роль штурмбаннфюрера Вольта, сопровождавшего Дальбрюгге. Вот почему он так уговаривал Дальбрюгге провести приятный вечер в офицерском казино Линца, расхваливал отличные вина в его баре и самых красивых в Остмарке кельнерш. Коммерческий директор рассчитывал в интимной обстановке казино расположить к себе помощника гауляйтера и попытаться выведать, чем дышат в венских кругах гау. Но пока разговор за столом вращался вокруг общих целей летней кампании 1943 года.

— Согласно приказу фюрера наш концерн также принимает меры к эффективному и полному использованию оккупированных областей в интересах рейха, — сказал Ратенау, словно фокусник, одним быстрым движением пальцев веером расположив карты в руке.

— Вам, господин Ратенау, должна быть знакома. «Зеленая папка Геринга», — сказал Дальбрюгге.

— Разумеется!

— Помните, как верховное руководство рейха сформулировало основную задачу восточного похода еще перед вторжением в Россию? Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти — такова главная экономическая цель кампании.

— Она остается и сейчас?

— Директивы по руководству экономикой в оккупируемых восточных областях, сформулированные абсолютно точно и недвусмысленно в «Зеленой папке Геринга», никто не отменял, господин коммерческий директор. Наоборот, мы все должны неукоснительно руководствоваться этими директивами в нашей хозяйственной деятельности!

— О конечно, господин бригаденфюрер, — быстро ответил Ратенау. — Кстати, один наш уполномоченный, инженер-майор Бломберг, послан концерном в Россию за партией ценного стратегического сырья.

От внимательного взгляда Ратенау не ускользнуло, что Дальбрюгге и Вольт одновременно, словно условившись, на мгновение приостановили игру, услышав фамилию уполномоченного концерна. Но они не прервали Ратенау.

— Вам, господа, хорошо известно, что наш концерн наряду с другими крупнейшими индустриальными комплексами рейха принимает непосредственное участие в освоении экономических ресурсов оккупированных территорий Советской России. И наша деятельность на Востоке полностью скоординирована в штабе рейхсмаршала с усилиями наших доблестных армий. «Платина, магнезит, каучук, — процитировал Ратенау на память «Зеленую папку», — должны быть немедленно собраны и как можно скорее вывезены…» Другие важные виды сырья согласно этой директиве должны были быть сохранены до того, пока идущие вслед за войсками хозяйственные команды не решат вопроса о том, будет ли это сырье переработано в оккупированных областях или вывезено… Так вот, наш представитель, инженер-майор Бломберг, и занимался последнее время сбором крайне дефицитного сырья для концерна в тыловых складах Восточного фронта.