Лейтесь слезы... (Пролейтесь слезы) (др. перевод)

Отыскав будку видеофона-автомата, Ясон вошел туда, закрыл дверцу, перекрывая шум транспорта, и бросил в щель золотой пятак.

У Хильды Харт было несколько не внесенных в видеофонную книгу номеров. Некоторые для делового общения, некоторые для близких друзей, один — говоря напрямую — для любовников. Ясон, разумеется, знал этот номер, будучи для Хильды тем, кем был — и кем по-прежнему, сохраняя такую надежду, оставался.

Видеоэкран засветился. Ясон различил какие-то смутные очертания. Похоже было, Хильда принимала звонок в своем авто.

— Привет, — поздоровался Ясон.

Прикрывая ладонью глаза, чтобы яснее его различить, Хильда спросила:

— Кто ты, черт возьми, такой? — Ее зеленые глаза блестели. А рыжие волосы просто ослепляли.

— Ясон.

— Не знаю никакого Ясона. Как ты раздобыл этот номер? — В ее резком тоне звучала озадаченность. — Убирайся к черту с этой линии! — прорычала она с видеоэкрана. Затем спросила: — Кто дал тебе этот номер? Хочу знать его имя.

— Ты же сама и дала, — ответил Ясон. — Шесть месяцев назад. Как только тебе его поставили. Самая приватная из твоих приватных линий, ага? Так ты ее называла?

— Кто тебе об этом сказал?

— Ты. Мы тогда были в Мадриде. Ты была там на съемках, а я устроил себе шестидневный отпуск в полумиле от твоего отеля. Обычно ты вылетала на своем «роллс-ройсе» около трех каждый день. Верно?

Дрожащим стаккато Хильда спросила:

— Ты из журнала?

— Нет, — ответил Ясон. — Я твой кабальеро номер один.

— Кто-кто?

— Любовник.

— Ты что, фанат? Точно, ты фанат! Чертов фанат-аферист! Учти, если не слезешь с моего телефона, я тебя прикончу! — Звук и изображение исчезли — Хильда повесила трубку.

Ясон сунул в щель еще пятак и снова набрал номер.

— Опять фанат-аферист, — сказала в ответ Хильда. На сей раз она казалась более уравновешенной. Или это была обреченность?

— Один из твоих зубов — искусственный, — сообщил ей Ясон. — Отправляясь на свидание с одним из любовников, ты приклеиваешь его на место специальным эпоксидным клеем, который покупаешь в «Харнисе». Но когда ты со мной, ты иногда его вынимаешь и кладешь в стаканчик с зубным эликсиром доктора Слума. Именно этот эликсир-очиститель ты предпочитаешь. По твоим словам, он напоминает тебе о тех временах, когда «бромо-сельтер» продавался легально, а не только на черном рынке, сварганенный в чьей-то подпольной лаборатории с использованием всех трех бромидов, которые Бромо Сельтер перестал добавлять много лет назад, еще когда…

— Где, — перебила Хильда, — ты раздобыл все эти сведения? — Лицо ее вытянулось, а речь стала быстрой и отрывистой. Этот тон был Ясону знаком. Так Хильда разговаривала с людьми, которых ненавидела.

— Не смей разговаривать со мной тоном типа «мне на тебя насрать», — злобно проговорил он. — Твой искусственный зуб — коренной. Ты даже имя ему придумала. Энди. Что, верно?

— Фанат-аферист все-все про меня знает. О господи. Сбывается мой худший кошмар. Ладно. Как называется твой клуб, сколько в нем фанатов, откуда ты вообще взялся и как, черт побери, тебе удалось добраться до таких деталей моей личной жизни, которые ты просто не имеешь права знать? Я хочу сказать, твои действия противозаконны; это самое натуральное вторжение в личную жизнь. Если ты еще раз мне позвонишь, я пущу по твоему следу полов. — Она уже собралась было повесить трубку.

— Я секст, — сказал Ясон.

— Кто? А, то есть у тебя там что-то в шести экземплярах. Шесть ног, верно? Хотя нет — скорее шесть голов.

— Ты тоже секст, — сказал Ясон. — Именно это нас и связывало.

— Боже, мне хочется умереть, — пробормотала Хильда. Даже в мутном свете ее шустреца Ясон сумел разглядеть, как посерело ее лицо. — Сколько будет стоить, чтобы ты оставил меня в покое? Я всегда знала, что в один прекрасный день какой-нибудь фанат-аферист…

— Прекрати называть меня фанатом-аферистом, — огрызнулся Ясон. Все это уже привело его в полное бешенство. Подобная дичь поражала его сверх всякой меры; впрочем, судя по выражению лица Хильды, птичка была уже сбита.

— Чего ты хочешь? — спросила Хильда.

— Встретиться с тобой у Альтроцци.

— Н-да. Ты и про это знаешь. Единственное место, где я могу отдохнуть, чтобы в меня при этом не брызгали спермой разные болваны. меня не умоляют подписать меню — по которому они даже ничего не заказывали. — Она сокрушенно вздохнула. — Ну, теперь все кончено. Я не стану встречаться с тобой ни у Альтроцци, ни где-либо еще. Держись от меня подальше, а то я прикажу моим личным полам отрезать тебе яйца и…

— У тебя только один личный пол, — перебил Ясон. — Его зовут Фред, и ему шестьдесят два года. Когда-то он был снайпером в ополчении Оранжевого округа; здорово наловчился снимать беглых студентов у Фуллертона, что в штате Калифорния. Да, тогда ему цены не было. Но теперь о нем и беспокоиться нечего.

— В самом деле? — с сомнением произнесла Хильда.

— Ладно, давай я тебе еще кое-что расскажу. Причем такое, чего ни один фанат узнать никак не мог. Помнишь Констанцию Эллар?

— Помню, — отозвалась Хильда. — Вот уж звездное убожество. Точь-в-точь кукла Барби, только с уменьшенной головой и непомерно разбухшим телом — словно кто-то решил надуть ее из баллона с углекислотой, да сильно перестарался. — Губы ее скривились. — Чертова идиотка. Бестолочь непролазная. И всегда такой была.

— Точно, — согласился Ясон. — Констанция Эллар всегда была бестолочью. Это ты верно подметила. А помнишь, как мы разыграли ее на моем шоу? Когда она впервые должна была выйти в эфир на всю планету? Мне еще пришлось вписать ее из-за того форсмажорного дельца, будь оно проклято. Помнишь, что мы с тобой тогда провернули? Вдвоем?

Молчание. Ясон продолжил:

— В качестве взятки за приглашение мисс Эллар на шоу ее агент согласился, чтобы четверть времени ушла на рекламу одного из наших спонсоров. Нам стало любопытно, что же там за товар, и, прежде чем мисс Эллар соизволила появиться, мы вскрыли пакет и выяснили, что это крем для удаления волос на ногах. Черт побери, Хильда, должна же ты…

— Я слушаю, — сказала Хильда.

Ясон продолжил:

— Мы вынули из пакета баллончик спрей-крема для удаления волос на ногах и подложили туда баллончик дамского гигиенического спрея с тем же рекламным листком, где было написано: «Продемонстрируйте использование товара с выражением радости и наслаждения на лице». А потом убрались в сторонку и стали ждать.

— Разве?

— Мисс Эллар в конце концов соизволила появиться, зашла в гримерку, открыла пакет, а потом… потом началось такое, что я до сих пор со смеху умираю. Констанция с предельно серьезным видом подошла ко мне и спросила: «Простите, мистер Тавернер, мне очень жаль вас беспокоить, но для демонстрации деодорант-спрея «Дамская гигиена» мне придется снять юбку и трусики. Прямо там, перед камерой». «Ну и что? — спросил я. — Так в чем проблема?» А мисс Эллар сказала: «Мне потребуется небольшой столик, чтобы разложить там одежду. Не могу же я просто бросать ее на пол — это будет выглядеть некрасиво. Поймите, ведь я буду распылять этот состав себе во влагалище на глазах у шестидесяти миллионов людей, а когда такое проделываешь, просто некрасиво, если вокруг тебя на полу валяется одежда. Нет-нет, так будет совсем не элегантно». То есть она бы в самом деле провернула бы все это прямо перед камерой — если бы, конечно, Эл Блисс не…

— Безвкусная побасенка!

— Ага. А тогда ты считала ее безумно смешной. Представляешь, эта дура набитая на своем первом публичном эфире готова была прыскать себе деодорантом в промежность. «Продемонстрировать использование товара с выражением радости и…»

Хильда повесила трубку.

Как же мне заставить ее понять, свирепо спросил себя Ясон, скрипя зубами с угрозой стереть свою серебряную пломбу. Он ненавидел это ощущение — как стирается пломба. Все равно что бессильное уничтожение куска собственного тела. Неужели она не понимает, что сведения о ней, которые я ей же и выдаю, могут означать нечто важное, спросил он себя. Кто может знать такие подробности? Очевидно, только тот, кто какое-то время был чрезвычайно с нею близок. Другого объяснения просто не находилось и тем не менее Хильда сумела его придумать — причем такое удобное, что Ясон никак не мог до нее достучаться. Это объяснение висело прямо у нее перед глазами. Причем глазами секста.