Все зависит от тебя

— Не трусь, — сказал он. — Я безоружен.

— Ты молод и силен, — возразил Лайва, — тебе не нужно оружия, чтобы справиться с больным стариком.

Он действительно выглядел стариком, хотя ему не могло быть больше шестидесяти. Землистое лицо, мешки под глазами, синеватые губы…

— Верно, — ответил Маран. — Но я пришел не убить тебя, а спасти.

— Даже если убить, — сказал тот медленно, — это уже ничего не меняет. Месяцем раньше, месяцем позже…

— Хитрец, — заметил Поэт, — сразу пытается сбить цену. — Он уже успокоился и говорил даже насмешливо.

Маран молчал, и Лайва с трудом повернулся в кресле.

— Выходите, — приказал он. — Оставьте нас.

Охранники направились к выходу, а Маран, сделав, по-видимому, еще пару шагов, сел напротив Лайвы.

— Ты сказал, что пришел от земного посла?

— Да. Земля готова тебе помочь. Завтра утром туда летит астролет. Ты можешь отправиться на нем. Прямо в клинику, где лечат подобные болезни.

— И вылечивают?

— Да. Ты получишь жизнь и здоровье. Но… Не бесплатно.

— Посол не ставил мне условий, — заметил Лайва.

— Верно. Но это было до того, как его похитили.

— Это сделал не я.

— Знаю. Но спас его я. Он у меня в долгу. И заплатит тем, что отойдет в сторону и не помешает взять выкуп с тебя.

— Какой? — спросил Лайва.

— Сначала посмотри эту запись.

Маран положил на стол карманный плейер и включил его. Изображения видно не было, так как прибор лежал экраном к Лайве, но голос Корсы доносился вполне отчетливо. Лайва просмотрел запись, не шелохнувшись, потом поднял глаза на Марана.

— Это подлинная запись?

— А ты как думаешь?

Лайва помолчал.

— Зачем это ему понадобилось? — спросил он.

— Песте? Неужели такому знатоку интриг нужны мои объяснения, — сказал Маран. — Он хотел лишить тебя помощи земных врачей, чтобы…

— Чтобы получить возможность занять мое место, — закончил тот. — Я это подозревал. Но сегодня ему удалось направить мои подозрения в иное русло. Однако он просчитался. — Лайва едко усмехнулся. — Я еще не назвал его своим преемником… Итак? Я слушаю.

— Еще один вопрос. Как ты намереваешься поступить с Пестой?

— Снять его с должности и выкинуть тем самым из Правления. Для начала. Если у тебя нет других предложений.

— Нет, — сказал Маран.

— Я жду, — сказал Лайва, глядя прямо на Марана. — Твои условия?

— Ты уходишь в отставку. После лечения пенсия и тихая старость. Я думаю, это лучше, чем смерть на троне через месяц.

— И все?

— Нет. Ты немедленно ставишь свою подпись под этим документом и выступаешь по визору, подтверждая, что поставил ее добровольно.

На стол перед Лайвой лег лист бумаги с недлинным текстом. Тот прочел его и сказал резко:

— Нет! Это невозможно!

— Лайва, — спросил Маран ледяным голосом. — Ты хочешь жить или нет?

Наступило молчание. И послышались глухие удары.

— Что это? — спросил Лайва с испугом.

— Песта, — ответил Маран насмешливо. — У Песты не осталось выхода. Только убрать нас обоих. Его люди пытаются взломать бронированные двери твоего отсека.

— Ты подставил меня…

— Полно! Так или иначе жизни у тебя оставалось на месяц. Даже с Пестой в качестве преемника. Выбирай. Торопись, они могут принести взрычатку.

— Значит, ты хочешь власти?

— Да, Лайва, я хочу власти.

— Однако ты ее не получишь, даже если я подпишу. Ты не член Правления…

— Это не имеет значения. По уставу. Сам знаешь.

— Да, но ты и не член Лиги. Тебя изгнали…

— Извини, Лайва. — Маран, очевидно, протянул руку, перед камерой появилась его ладонь, на которой лежал переливавшийся разными оттенками зеленого стеклянный диск. — Вот мой членский знак. Ваши изгнания ничего не стоят. По уставу из Лиги можно выйти только добровольно.

— Но ты все равно не наберешь… Мои три голоса — всего лишь три из девяти.

— С сегодняшнего дня из восьми. Или ты забыл про утреннее заседание Правления?

— Да, верно…

— Минус Песта.

— Три из семи. Но это все. Больше ты не получишь ни одного.

— Ты уверен? — спросил Маран с иронией.

Лайва минуту смотрел непонимающе, потом медленно сказал:

— Тонака. Это конец.

— Странный ты человек, — сказал Маран спокойно. — Если ты не хочешь пустить меня во власть, пожертвуй жизнью. А если ты ценишь свою жизнь выше, чем… — в его голосе прорвалось скрытое бешенство, — чем право Лиги топтать и унижать страну и народ, тогда подпиши и устранись.

Еще одна пауза, потом Лайва медленно потянулся к ручке.

— А как мы отсюда выберемся?

— Это уже моя забота.

— А гарантии?

— Тебе придется положиться на мое слово.

Дан ожидал, что Лайва выскажет какое-то сомнение, но тот молча подписал и отдал бумагу Марану. Маран сложил ее, спрятал и сказал:

— Вставай. Иди к окну.

Потом быстро прошел к двери кабинета, приоткрыл ее и позвал:

— Мит, Навер, сюда. — И сразу: — Санта, спускайся. Время.

Все остальное заняло не больше двух минут. За окном повис флайер, открыли створку, перетащили Лайву, перелезли сами, дверца флайера закрылась, и Маран сказал:

— Тонака! Слышишь меня? Все идет по плану. Начинай действовать. Дик! Как у тебя там, все тихо? Об охране посольства не забыл?

— Не забыл, — ответил Олбрайт коротко.

— Мне показалось, что я слышу голос посла, — заметил после небольшой паузы Лайва.

— Это и был посол.

— Но его зовут не Дик, а Ричард Олбрайт.

— У землян принято сокращать свои имена. Так его называют друзья и близкие.

— Друзья и близкие? — Лайва помолчал, потом сказал: — Ты изменился, Маран.

— А ты думал, перед тобой тот мальчишка, который с почтением взирал на соратников Рона Льва? Я видел, как живут люди на четырех планетах.

— Да, я слышал. А еще поселился на лучшей из них, женился на дочери очень влиятельного человека…

— Вот скот, — пробормотал Поэт.

— Ты пользуешься тем, что стар и болен? Полагаешь, что у меня не поднимется рука дать тебе пощечину? Но еще одно слово о моей женитьбе и…

— Я ведь не в порицание, — сказал Лайва примирительно, и тут связь выключилась.

— Что случилось? — спросил Дан тревожно, но Поэт, встав с места, успокоил его: — Ничего. Просто Марану стало неприятно… Ну и скот! Есть же люди, которым жизнь дана, чтоб все пачкать.

— Он действительно не порицал, — усмехнулся Дан. — Наоборот, по-моему, такая ловкость вызывает у него уважение.

— Возможно. Но ты ведь знаешь Марана. Он же в своей гордости доходит до абсурда. Я в свое время даже побаивался втихомолку, что он откажется от Наи, дабы не дать повода… К счастью, на столь бредовый поступок он оказался все-таки неспособен. — Поэт подошел к окну, выглянул и заметил без удивления: — Ну вот! Третий ход Песты он тоже предсказал.

— Третий?

— Первый был с урезанием доли. Помнишь, он говорил об этом вчера утром, когда я пришел с газетой? Второй — ты еще спал, Маран сказал, что сегодня Песта предпримет атаку на кого-то из членов Правления, чтобы свалить на него похищение Дика. Угадал. И теперь третий.

— А именно?

— Он предположил, что, упустив его в Крепости, Песта попробует напасть на посольство. Шаг отчаяния. Бессмысленная затея все потерявшего человека. И вот они здесь. Иди, посмотри.

Дан подошел к окну. Кабинет Олбрайта, как и их с Мараном комнаты, выходил на площадь Расти, и было прекрасно видно, как за ажурной решеткой, отделявшей цветущие кусты каоры перед Малым дворцом от мостовой, снуют группы охранников в ярко-зеленой форме. Дан почувствовал за спиной Олбрайта, который тоже смотрел на приготовления охранников, хоть он недавно и обвинил себя в трусости, но то, очевидно, была возведенная на себя напраслина, он не выказывал никакой тревоги, а спокойно заметил:

— Действительно акт отчаяния. У них ведь нет даже уверенности, что Маран здесь. — Он вернулся к столу и взял пульт. — Поль, у тебя все готово? Видишь охранников перед дворцом?