Сборник.Том 6

— Никакая это не азартная игра, — возразила она. — Было несколько «может быть», а потом один раз совершенно точно выпало «да», вот там мы и должны сесть.

— И что означает это «да»? — спросил Тревайз.

— Я уловила проблеск человеческого разума. Точно. Сомнений нет.

44

Недавно прошел дождь — трава намокла. По небу неслись тучи, но время от времени в них появлялись просветы.

«Далекая звезда» опустилась вблизи зарослей деревьев. («На случай, если здесь окажутся дикие собаки», — подумал Тревайз почти без юмора.) Местность казалась похожей на пастбище, а с высоты Тревайз видел нечто вроде фруктовых садов и засеянных полей, а ещё — на этот раз он не сомневался — пасущихся животных.

Но никаких построек — ничего искусственного, кроме аккуратной посадки деревьев в садах и отчётливых границ, разделяющих поля. Правда, всё это по уровню искусственности не уступало бы микроволновой антенне, принимающей энергию с орбитальной станции, окажись она здесь.

Однако мог ли этот уровень искусственности быть создан одними роботами? Без людей?

Тревайз спокойно застегивал ремень с амуницией. Теперь он точно знал, что оба вида оружия в рабочем состоянии и заряжены на полную катушку. На мгновение он поймал взгляд Блисс и замешкался.

— Давай-давай, — сказала она. — Не думаю, что от оружия будет толк, но, правда, я думала так и в прошлый раз.

— А ты не хочешь вооружиться, Джен?

— Нет, спасибо. — Пелорат поежился. — Зачем? У тебя оружие, у Блисс — ментальное поле, так что мне с вами рядом не страшно. Наверное, мне должно быть совестно прятаться за вашими спинами, но я так вам благодарен, так благодарен, и это чувство сильнее стыда. Вы избавляете меня от тревоги и необходимости сражаться.

— Ясное дело, — кивнул Тревайз. — Только не отходи никуда один. Если Блисс и я разойдёмся, держись с кем-нибудь из нас и не бросайся никуда опрометью, как бы ни хотелось.

— Не волнуйся, Тревайз, — сказала Блисс. — Это я беру на себя.

Тревайз первым вышел из корабля. Дул свежий ветер, и немного похолодало после дождя, но Тревайзу это даже понравилось. Перед дождем, наверное, было слишком влажно и душно.

Он сделал вдох и удивился. Запах планеты был восхитителен. У каждой планеты — свой аромат, Тревайз это знал; аромат всегда чужой и, как правило, неприятный — может быть, только из-за того, что чужой? Но может ли незнакомый запах оказаться приятным? Или это всего лишь случайность — может, они попали на планету сразу после дождя в определённое время года? Как бы то ни было…

— Выходите, — позвал он спутников. — Тут просто великолепно.

— Великолепно — самое подходящее слово, — согласился Пелорат, выйдя из люка. — Ты думаешь, здесь всегда так пахнет?

— Какая разница? Через часок мы так привыкнем, что наши обонятельные рецепторы перегрузятся и мы не будем ощущать никакого запаха.

— Жаль, — огорчился Пелорат.

— Трава сырая, — проворчала Блисс.

— Ну и что? В конце концов, у вас на Гее тоже бывают дожди, — сказал Тревайз. И тут золотистые лучи солнца на мгновение блеснули сквозь маленький просвет в тучах. Скоро, должно быть, станет теплее.

— Да, бывают, — согласилась Блисс, — но мы знаем, когда пойдёт дождь, и готовимся к этому.

— Просто ужасно, — поморщился Тревайз. — Никаких неожиданностей. Скучно.

— Может быть, ты прав. Я постараюсь не вспоминать Гею так часто.

Пелорат огляделся по сторонам и разочарованно протянул:

— Похоже, тут нет ничего интересного.

— Только похоже, — отозвалась Блисс. — К нам кто-то приближается из-за того холма. — Она взглянула на Тревайза. — Как думаешь, может, пойти им навстречу?

— Нет, — покачал головой Тревайз. — Мы шли к ним навстречу многие парсеки. Пусть они пройдут остаток пути. Мы подождем их здесь.

Никого видно не было, но вскоре с той стороны, куда Блисс показывала пальцем, появилась фигура, постепенно вырастая над вершиной холма. Потом вторая, третья.

— Видимо, пока всё, — сказала Блисс.

Тревайз с любопытством наблюдал. Хотя ему никогда раньше не приходилось видеть роботов, он совершенно не сомневался, что это они и есть. Их фигуры напоминали человеческие. Чем ближе они подходили, тем меньше казалось, что они сделаны из металла. Поверхность роботов была тусклой и казалась мягкой, словно покрытой плюшем.

Но как знать, иллюзия это или нет? Тревайзу вдруг нестерпимо захотелось потрогать этих медлительных роботов. Если это на самом деле Запретная Планета и ни один корабль никогда даже не приближался к ней — а это наверняка так и было, поскольку её солнце не значилось на карте Галактики, — то «Далекая звезда» и люди, которых она привезла, должны быть чем-то таким, чего роботы никогда не видели. Но они шли к людям так уверенно, словно для них это было самым обычным делом.

— Здесь мы можем добыть такие сведения, — негромко проговорил Тревайз, — каких нигде в Галактике не найти. Мы можем спросить их о расположении их планеты относительно Земли, и если они знают, то скажут нам. Ведь неизвестно, сколько им лет. Они могут обладать колоссальными знаниями. Представляете?

— И наоборот, — охладила его пыл Блисс, — они могут быть сделаны недавно и не знать ровным счётом ничего.

— Или, — добавил Пелорат, — могут знать всё, но отказаться разговаривать с нами.

— Вряд ли они откажутся, — сказал Тревайз, — если только не получили приказа не отвечать нам. А откуда взяться такому приказу, если никто на этой планете никак не мог ожидать нашего появления?

Не дойдя до людей метров трёх, роботы остановились. Они молчали и не шевелились.

Держа руку на прикладе бластера и не отрывая глаз от роботов, Тревайз спросил Блисс:

— Можешь определить, что у них на уме?

— У меня нет никакого опыта контактов с подобным сознанием, Тревайз, но ничего похожего на враждебность я не чувствую.

Тревайз убрал правую руку с гашетки бластера, а левую поднял ладонью к роботам и сказал, медленно выговаривая слова:

— Я приветствую вас. Мы пришли на эту планету как друзья.

Робот, стоявший посередине, отвесил короткий и неуклюжий поклон — пожалуй, большой оптимист мог бы почесть это движение за знак мира — и что-то проговорил.

У Тревайза от удивления отвисла челюсть. В мире трансгалактических коммуникаций кто бы мог подумать о таком нелепом затруднении? Увы, робот говорил не на стандартном галактическом — его речь даже смутно не напоминала общепринятый язык. Тревайз не понял ни единого слова.

45

Пелорат удивился не меньше Тревайза, но одновременно чёму-то обрадовался.

— Ну не странно ли?! — воскликнул он.

Тревайз повернулся к нему и довольно резко возразил:

— Не странно. Ужасно.

— Вовсе нет. Это галактический язык, но очень древний. Несколько слов я разобрал. Я, вероятно, мог бы легче понять, если бы то, что он сказал, было написано. Ведь я никогда не слышал, как говорят на этом языке.

— Ну и что же он сказал?

— Я думаю, он сказал, что не понял твоих слов.

— Я не поняла, что он сказал, — вмешалась Блисс, — но в его сознании чувствую удивление и ничего больше. Надеюсь, вы верите, что я способна анализировать эмоции роботов — если такое понятие, как эмоции роботов, вообще существует.

Очень медленно и с явным трудом Пелорат произнес несколько слов, и три робота дружно кивнули.

— Что ты им сказал? — спросил Тревайз.

— Я сказал, что не умею хорошо изъясняться на их языке, но попытаюсь. Я попросил их немного подождать. Блисс, милая, Голан, дружочек, это безумно интересно.

— А по-моему, всё это безумно разочаровывает, — пробормотал Тревайз.

— Понимаете, — продолжал Пелорат, — каждая обитаемая планета в Галактике стремилась создать свой собственный вариант галактического, и потому существуют миллионы диалектов, которые порой с трудом понимаемы, но при разработке стандартного галактического все они были собраны воедино. Если предположить, что эта планета пребывала в изоляции двадцать тысяч лет, здешний язык изменился и теперь значительно отличался бы от остальных языков Галактики. Этого не произошло, вероятно, из-за того, что здесь обитают только роботы, которые могут понимать только такой разговорный язык, какой был заложен в них при программировании. Если их не перепрограммировать, язык остаётся неизменным, и то, что мы слышим сейчас, — не что иное, как архидревний галактический.