Выше головы! (CИ)

Верховодил ими Гомер Одуэн — звезда, признанный талант и, как теперь оказалось, вдобавок ещё и вор. Я сразу узнал его, когда просматривал запись камилла. Ироничная ухмылка на пол-лица, острый нос, широкие брови — маска Мефистофеля! Ну, и конечно рыжие кудряшки, похожие на мочалку. Он так ловко залез в тележку (как раз в разгар спора, когда никто не смотрел в сторону Р-ДХ2-13405-1), что я захотел проверить его дело. «Не похоже на дебют!»

— Ты взял мою вещь, — твёрдо произнёс я. — Верни.

— А разве у тебя есть свои вещи? — деланно удивился режиссёр. — Ты же андроид!

Моим щекам стало горячо. Я вспомнил, как прибыл на станцию — практически, голый, без вещей, без всего, что связывало с близкими людьми. Без права на простой памятный снимок… Я открыл рот, чтобы высказать то, что думаю по этому поводу, и ощутил странную дрожь в кулаках (так вот что было у Рейнера, когда он нападал!), а потом вдруг успокоился. Абсолютно!

— Ты взял мою вещь, — повторил я, не повышая голоса. — Не моя работа учить тебя, как правильно поступать. Могу только дать совет: смени профессию! Люди твоей специализации нуждаются в общественном одобрении. А когда эта история выйдет наружу… — я усмехнулся. — Будет невесело!

— Да, конечно, — режиссёр протянул мне лив-фотографию, которую он прятал за спиной. — Прошу прощения.

Я пожал плечами, забирая свою «собственность»:

— Да мне-то что! Ты себе больше навредил!

— Я прошу не придавать огласке то, что случилось между нами, — попросил режиссёр. — Я объясню.

— То есть, оправдаешься?

Он потупился — я не был уверен, насколько это искренне.

— У меня две причины, — сказал он. — Может, присядем?

— Нет, я лучше постою.

— Хорошо… В общем, было две причины поступить так. Это не оправдание — чтоб ты понимал. Первая — это любопытство. Когда я увидел рамку, то сразу понял, что это. А я немного ревную к таким вещам…

— Каким?

— К ливу. Моё первое направление! Я их регулярно делаю. Вот недавно выполнял заказ Фарида Эспина.

— Так это ты? — я покачал головой, удивлённый. — Не знал… И кто платил? Это должно стоить порядочно бонусов!

— Я хотел сделать за так, но камрад Зотов и его друзья не позволили. В общем, мне хотелось посмотреть, кто ещё этим занимается, и как хорошо получилось. Но не это главное.

— А что?

— Мне нужно было, чтобы ты пришёл и выслушал меня. Я посылал тебе приглашение, но сильно сомневаюсь, что ты бы откликнулся! А такие вещи я предпочитаю объяснять лично. Мы собираемся снимать фильм про твоих братьев и профессора Хофнера. И нам бы не помешала твоя консультация. Ты был непосредственным участником, хорошо знал их — каждого. Но ты, конечно, можешь отказаться.

Я посмотрел ему в глаза, ожидая увидеть признаки шутки или провокации. Но он спокойно выдержал мой взгляд. Он действительно собирался снимать про это!

— «Тёплые руки», — сказал он, как будто это был пароль. — Наша последняя вещь.

И я вспомнил: так назывался художественный фильм о восстании «бэшек». Но не на Кальвисе — на некой условной станции. Картина вышла в 190-м, и мы раз пять посмотрели её с ребятами. Режиссёра я не запомнил, а вот лица актёров — да. И песню в финале: «Ich glaube, dass wir weiter leben werden». «Я верю, что мы будем жить дальше».

— Так это ты снял?

— Да. Мы. Мы всегда снимаем о самом важном, — не без гордости произнёс Одуэн, как будто это была строчка из интервью.

— А. Понятно. Кстати, хороший фильм. Мне понравился! Но тогда я не понимаю, почему Проф-Хофф… Профессор Хофнер и остальные? С чего ты взял, что они будут важными? Здесь — может быть, но вы же не для одной станции снимаете!

Он снисходительно рассмеялся:

— Рэй, я сейчас открою тебе страшный секрет — только не говори никому, что это я сказал… Видишь ли, следующий СубПорт перекинет не только наше творение. Там ещё будет несколько сотен отчётов от людей… От каждого человека, кто общался с тобой, дружил, работал вместе, просто видел тебя в ньюсах. Или дружит с тем, кто дружит с тобой. Или просто был впечатлён одним из твоих подвигов, — он произнёс это всерьёз, без намёка на иронию. — И каждый из этих людей будет объяснять, насколько ты — человек. И насколько были людьми другие. Поэтому то, что было сделано… Поверь мне, что случилось с твоими братьями или профессором, станет новостью номер один! И наш фильм окажется первым фильмом на эту тему. Или ты хочешь объяснить мне про то, что такое «важность»?

Я не нашёлся, что ему ответить — переваривал новость об отчётах.

— Это гражданская инициатива, — добавил Одуэн. — Тех, кто их приговорил… Смысл в том, чтобы признать их убийцами. Они и есть убийцы! И так просто это не пройдёт. Эхо, — со значением произнёс он. — Это будет эхо, и мы его поймаем.

— Хорошо, — пробормотал я — и присел за ближайшим столом. Экраны были выключены, но, судя по отметкам, это было обычный просмотровый модуль.

«Чтобы кто-нибудь со стороны мог оценить результат», — отстранённо подумал я. — «Например, консультант…»

— Здорово вы придумали, — наконец, выдавил я. — Не боишься, что вас обвинят, ну…

— В потакании вкусам? — широко улыбнулся он, продолжая стоять передо мной. — В популизме? С этого начинает каждый критик! Артистов обвиняют либо в актуальности, либо в отстранённости от современных проблем. Это, мне кажется, вечная тема! Всегда хоть кому-то, да не угодишь!

Вдруг я поймал себя на мысли, что хочу расспросить о картине — о том, что он задумал, какие именно факты привлекал, каким будет сюжет и какое время будет охвачено. В конце концов, в какой технике это будет сделано! «Тёплые руки» были смоделированным фильмом, что понятно при выбранном масштабе, но ведь лабораторию на «Дхавале» можно показать прямо так!

— А сколько у вас длятся съёмки?

Он пожал плечами:

— Максимум три месяца. Но это как сценарий пойдёт… Может, и двух хватит! Мы уже начали. Многое уже готово: сеттинг, модуляж персонажей, даже пластика кое у кого… Дата премьеры назначена на начало февраля, и мы успеваем. Ну, как, поможешь?

— То есть мне на два месяца оставить работу и задержаться у вас? — переспросил я, не веря его наглости. — После того, как ты украл дорогую мне вещь, да ещё и заявил, что я не имею права иметь собственность?

Одуэн с виноватым видом поковырял носком туфли пол.

— Это было слишком, согласен… Но мне надо было затащить тебя к нам, а так бы ты точно не пришёл! И улетел бы к себе на планету через пару дней. Я не мог упустить такую возможность!

— А если бы я поступил иначе? Прислал бы камилла? Или кого-нибудь из ОБ?

— Неа, — щелчком пальцев он заставил выдвинуться стул с другой стороны стола — и уселся на него верхом, приминая мягкий верх спинки. — Я тебя слишком хорошо изучил! Мы ведь сначала хотели снимать фильм о тебе! То есть мы хотели снимать о ком-нибудь из вас, или о профессоре, или вообще, но нас на километр не подпускали ко Второй лаборатории на «Дхавале»! Но у меня есть связи, свой человек на нужном месте, так что о твоём переводе на «Тильду» я узнал, может, даже раньше тебя!

— То есть вы прилетели сюда ради меня? — прищурился я, не скрывая ехидства.

— Не льсти себе! — небрежно отмахнулся он. — Мы прилетели сюда ради фильма, ради зрителей, в общем, ради себя самих. Потому что, в отличие от любителей прошлого, нам недостаточно той инфы, которая лежит в Информатории или валяется в сети. Чтобы придумать историю, мне нужен живой прототип. Ты.

— Но фильм-то будет не про меня! — напомнил я.

— А ты ближе всех. Ты инсайдер. Я полгода наблюдал за тобой, так что могу понять, какими были твои братья. Так что можем обойтись так… А вот с профессором Хофнером сложнее. Если ты не останешься нам помогать — не подскажешь, кто ещё был знаком с ним? Уверен, это не только ты! На станции наверняка есть те, кто с ним общался…

— Ладно, хорошо, уговорил, — вздохнул я. — Буду вас консультировать, чтоб вы ничего лишнего не придумали. Что ж поделать, если вы так решили!