Божья кузница (сборник)

— Вы что, считаете, что действительно нуждаетесь в голосовании? — возмутился Ганс. — По-моему, я все еще Пэн, и я готов сражаться. Если это единственный шанс, следует им воспользоваться.

— И все же мы настаиваем на голосовании, — не уступала Ариэль. Роза Секвойа вторила ей глубоким спокойным голосом, звучавшим, как будто из пещеры.

— Хорошо, — Гансу ничего не оставалось, как согласиться. — Мартин, Гарпал, считайте голоса.

Команда проголосовала быстро, без излишних эмоций. Из шестидесяти пяти человек тридцать проголосовали «против», тридцать пять — «за». Что удивительно, Ариэль проголосовала за объединение. Роза — против каких-либо дальнейших действий.

— Ну что ж, больше не будем к этому возвращаться, — сказал Ганс и встал перед командой. — Теперь я должен покаяться и получить по заслугам. Сегодня я вышел из себя и осквернил наше гнездо. Неделю я проведу в уединении. За Пэна остается Гарпал. Мартин будет помогать ему. Я полагаю, всем нужен отдых. Пусть момы закончат свою работу в отношении погибших. Мы говорим им «прощайте». Но жизнь продолжается.

Он кивнул тем, кто стоял рядом, когда, направляясь к двери, проходил мимо них. Гарпал взглянул на Мартина: речь Ганса прозвучала более жестко, чем они ожидали. Мартин ощутил себя больным; его мучила старая неутихающая боль и вновь появившееся предчувствие распада, висящего над командой.

— Нам следует поговорить, — сказал Гарпал.

Но Мартин отказался:

— Нет, прежде всего нам необходимо отдохнуть. Мы перенесли слишком многое, и я не способен сейчас здраво рассуждать об альянсе. — Внезапно его охватила дрожь. Что это было: перевозбуждение или изнеможение, трудно было сказать. Но он превозмог себя и бережно тронул за руку поникшего Гарпала. — Нам нужно время для отдыха. И для скорби.

Каюта Мартина была холодной и голой, в ней все еще присутствовал запах гари. Он вошел, и дверь мягко закрылась за ним. В этот момент, несмотря на запах, он мог почувствовать себя, как в начале их путешествия, — когда первый «Спутник Зари» был представлен детям, и они обрели в нем свой дом.

С тоской, а отчасти и с облегчением, он заметил, что комната изменилась и не похожа на ту, в которой они с Терезой любили друг друга. Корабль был заново отремонтирован и значительно переустроился; возвышение, которое поддерживало их кровать, теперь могло сдвигаться на несколько метров в сторону или быть убрано совсем. Что теперь связывало его с прошлым?

Ничего.

Мартин свернулся на полу и закрыл глаза, прижав щеку к гладкой холодной поверхности, кончики пальцев согнутой руки касались пола.

В его полусонном воображении возникло покореженное тело Джорджа Кролика. Мартин вспомнил, каким тот был когда-то — болтуном, весельчаком, надежным другом, любимцем всей команды.

Джордж Кролик и другие погибшие вскоре окажутся в воздухе, которым еще недавно дышали, из которого добывали пищу и воду. Они — да, но только не Тереза и Вильям.

Мартин потянулся рукой к Терезе. Он почти чувствовал ее присутствие, его пальцы искали ее рядом и, казалось, поймали едва уловимое ощущение прикосновения. Вернувшись к здравому смыслу, Мартин отдернул руку и прижал ее к груди. «Прощай, — прошептал он и уснул.

Позади «Спутника Зари» останки Полыни образовали разноцветные клубы дыма, похожие на бурлящее молоко, подсвеченное многочисленными огнями.

Хаким, скрестив руки на груди, наблюдал за умирающей звездой с холодным любопытством. Рядом с изображением на звездной сфере мелькали цифры, диаграммы, отражающие состояние останков звезды. Измерения производились с внутренних срезов значительной глубины.

— Если бы я снова оказался на Земле, — сказал Хаким Мартину, — я бы стал астрономом. Но, все равно, никогда в жизни я бы не увидел ничего подобного. Как ты думаешь: все же, где бы я предпочел быть? Здесь, сейчас, наблюдая эту сцену, или…

— Ты предпочел бы быть на Земле, — не дослушав вопроса, убежденно ответил Мартин. Они находились в носовой части корабля, остальные члены экипажа в это время ожидали окончания самозаточения Ганса. Но не только у Пэна, в душе каждого проходила переоценка ценностей.

Хаким молча кивнул, соглашаясь с Мартином. Его лицо сильно изменилось со времен Стычки, как Эйрин Ирландка называла их трудную победу. Выражение лица стало суровым, появился блеск в глазах, улыбка казалась натянутой, глубокие линии пролегли вокруг губ и глаз.

— Воэможно, это был бы справедливый обмен. — сказал Хаким. — Интересно, сколько Кораблей Правосудия было загнано в ловушку Полыни и разрушено?

— Нам еще повезло, что ловушка оказалась ненадежной, — заметил Мартин.

— Ты знаешь не хуже меня, что в войне важна не только стратегия, но и удача. Мы можем только радоваться, что столкнулись с более слабым врагом.

— Не стоит надеяться, что враг слабый, — остановил его Мартин. — Они могут быть все еще сильными.

— Тогда почему они скрываются за ловушками?

— Чтобы избежать неприятностей. Возможно, это не более значимо для них, чем потеря жука заппера в саду.

На лице Хакима появилась озорная улыбка.

— Мне нравится метафора, — сказал он. — Мы москиты, но мы несем желтую лихорадку… Теперь, когда жук заппер повержен, мы летим домой…

— Чтобы соединится с группой бабочек, — поддержал Мартин.

— Я бы предпочел ос, — хихикнул Хаким. Неожиданно его голос осекся. Он отвернулся. — Извини меня, — глухо произнес он немного позже.

— Кто-то, кого ты любил? — спросил Мартин, выдержав паузу. Он никогда не интересовался любовными делами Хакима, отчасти из-за уважения, отчасти из-за того, что Хаким и его партнеры всегда были очень осмотрительными.

— Мне трудно назвать это любовью, — ответил Хаким. — Мин Муссон… Она была мне ровней, и я не мог… Не знаю, как объяснить в двух словах. Она много значила для меня. Мы не были слишком откровенны друг с другом. — Огромная боль прозвучала в этих словах.

Мартин смотрел на красочный экран. Доминировали красные и зеленые цвета. На таком расстоянии догорание планет можно было оценить только по диаграммам и при большом увеличении. Спирали плазмы, исходящие от полюсов, быстро распространялись и собирались в дуги, образующие огромную сферу; искусственные поля, контролирующие Полынь, придавали направление всему динамичному и сами преобразовывались в движущую силу. Тело Полыни приобретало вид естественно умершей звезды. Возможно, это тоже было спланировано убийцами.

Если ты в лесу, не разжигай огня ярче, чем это необходимо.

— Однако ты любил. Ты любил … — проговорил Мартин.

Хаким ответил ему слабым кивком головы. Они вновь немного помолчали.

— Надеюсь, наш новый Пэн укрепит свою позицию, — произнес Хаким тихо, словно опасаясь, что Ганс услышит.

— Это не легко.

— Мы еще не достигли места назначения, а уже существует масса сомнений. Не знаю, как я буду общаться с новыми коллегами нечеловеческой природы, можно сказать, нелюдями.

— Корабль и момы не знают о них ничего дурного, — заметил Мартин. — Иначе они сказали бы нам об этом.

— Согласен, — кивнул Хаким. — Я никогда не верил, что момы скрывают от нас какую-нибудь информацию.

— О, я не настолько доверяю им, — поморщился Мартин. — Они сообщают нам то, что необходимо знать, но…

— Извини за такие слова, но ты рассуждаешь, как Ариэль.

Мартин нахмурился:

— Пожалуста, не надо.

— Не обижайся, — Хаким заговорил с прежним оттенком шаловливости.

Роза Секвойа в окружении двадцати двух членов экипажа сидела в столовой. Она руководила церемонией памяти по умершим, следуя — как Мартин понимал — своим собственным правилам и ритуалам. Мартин не стал вмешивается: ритуал обладал целебным действием.

Она то ли придумала слова гимнов, то ли позаимствовала их из старых песен и сочинила музыку, чтобы экипаж мог подпевать. Мартин наблюдал за происходящим со стороны, стоя возле двери. Он не пел, но чувствовал, как сердце забилось сильнее, ему передалось волнение поющих.