Чародей с гитарой. Том 1

— Сгнил?! Вы паразитируете на гнили, скажешь, нет? Вы процветаете на мертвечине!

— И это он называет процветанием! — пробормотала другая поганка. — Разумеется, мы разложили органику на компоненты. Порой я удивляюсь, зачем мы это делаем, для чего тратим силы? Ведь это совершенно ни к чему. Мы живем, чтобы умереть. Человече, давай поговорим о тоске...

Джон-Том встал, подошел к тигрице и изо всех сил потряс за огромное плечо.

— Проснись, Розарык! Проснись, черт бы тебя побрал!

— Зачем тхатить силы? — сонно прошептала она, глядя на юношу из-под полуопущенных век. — Дай поспать. Нет, не давай...

Тихая мольба ударила его, словно крик о помощи.

— Не дам, успокойся. — Он тряс тигрицу, пока она не села и не протерла глаза. Тогда он перешел к Маджу, уютно свернувшемуся калачиком, и невежливо пнул его.

— Шевелись, водяная крыса. Хватит помирать. Лучше вспомни, куда мы идем. Подумай об океане, о свежем просоленном^ воздухе.

— Пожалуй, парень, я останусь, — томно ответил выдр. — Ей-богу, нет смысла куда-то тащиться...

— Правильно, правильно, правильно, — зазвучал роковой хор.

— Будь другом, шеф, дай чуток покемарить. Че спешить? Никто за нами не гонится. Оставь меня.

— Черта с два я тебя оставлю! Подумай о вкусной жратве, о славных делах, которые нас с тобой ожидают, о деньгах, которые мы заработаем. Вспомни, — произнес он с неожиданным воодушевлением, — о трех деньках в «Элегантной шлюхе».

Глаза выдра приоткрылись, губы расползлись в блаженной улыбке.

— Да, чувак. За эти воспоминания стоит подержаться.

— Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно, — ухала капелла аскомицетов.

— А ваще ни к чему, приятель, — сказал выдр, и Джон-Том на миг испугался за друга, пропадающего ни за понюшку табаку.

Но тут Мадж вскочил на задние лапы и обвел окружающую растительность гневным взором.

— Однако все это это чертовски забавно.

— Помоги, Розарык, — велел ему Джон-Том, испытавший великое облегчение. Он снова обратился к своим неприметным и даже равнодушным недругам: — Вот что, братцы, я не в силах переделать ваш характер, и вообще ничем не могу помочь, раз уж вам нравится замечать у жизни только серые тона.

— Нам не нравится, — сказал первый гриб. — Просто она такая и есть. Серая, убогая, муторная, гнилая, однообразная. Думаешь, мы бы не изменились, если б могли?

— Но она стала бы другой, будь на то ваша воля.

Сняв с плеча дуару, юноша заиграл самую бодрую и жизнерадостную песню из своего арсенала: «Высота скалистых гор» Джона Денвера. Затем добавил «Все, что нам нужно, — человеческое тепло» Рика Спрингфилда. Когда он закончил, серое небо не прояснилось и туман не развеялся, но у него изрядно посветлело на душе.

— Ну, что вы на это скажете?

— Воистину тоска! — ответила поганка. — Я не о песне, а о голосе.

«На торфяниках небось миллионов восемьдесят грибов, — подумал Джон-Том, — а меня угораздило набрести на музыкального критика. Абсурд!»

Он засмеялся и от этого повеселел еще больше.

— Если ничто не способно приукрасить ваше существование, то не станет ли ваша жизнь чуточку более сносной, если вы оставите нас в покое?

— Человече, мы обязаны делиться своими переживаниями, — сказал второй гриб. — Не взвалить на тебя их тяжесть было бы просто подло. А мы не подлые — мы равнодушные. Тебя привело в эти края понимание суетности жизни, осознание своей беспомощности перед этой суетностью. Человече, взгляни правде в глаза: космос — неудачник.

«Безнадежны. Эти твари безнадежны, — сердито сказал себе Джон-Том. — Как остановить врагов, идущих на тебя не со щитами, мечами и копьями? Что противопоставить бортовому залпу угрюмости, огневому валу сомнений? Они так уверены в себе, так убеждены в истинности своих речений! Ладно, будь по-вашему, я вам покажу истину! Если вас невозможно переспорить, может, к победе приведет соглашательство?»

Он набрал полные легкие воздуха.

— Ваша беда в том, что у каждого из вас — депрессивная мания.

Долгая пауза, атмосфера раздумий, наконец — вопрос поганки:

— О чем это ты, человече?

На заднем плане одна сыроежка шепнула другой:

— Он считает нас чокнутой тусовкой!

— Я не силен в психологии, но кое-чему на юридическом учат, — пустился в объяснения Джон-Том. — И держу пари, никто из вас не пытался решить свои проблемы с помощью психоанализа.

— С помощью чего? — спросил первый гриб.

Джон-Том нашел подходящий камень — острый, неудобный, зато совершенно не располагающий ко сну — и уселся на него.

— Прошу внимания. Кому-нибудь из вас доводилось слышать о Франце Кафке?

...Минуло несколько часов. У Маджа и Розарык сна не осталось ни в одном глазу, а ментальные голоса вокруг них едва звучали, хотя по-прежнему округа тонула в беспросветности и меланхолии.

— ...И еще, — разливался Джон-Том, тыча пальцем вверх, — возьмем небо, которое вы постоянно упоминаете. Эта привычка — не что иное, как инфантильный анальнозащитный блок. Ну, может, я не совсем точно выразился, — поправился он, вспомнив о весьма существенной анатомической разнице между собой И аудиторией, — но суть от этого не меняется.

— С этим мы ничего не можем поделать, — произнесла поганка. — Сырость, тучи и холод с нами всегда. Без них мы бы все погибли. Это тоскливо само по себе. Но что может быть тоскливее, если ты не очень-то любишь вечную сырость, тучи и холод?

Ощущая, как победа выскальзывает из рук, Джон-Том отчаянно искал ответ.

— Вечные тучи и сырость — вовсе не самое главное. Самое главное — ваше мировоззрение.

— Что значит — наше мировоззрение? — осведомился новый участник спора, любознательный плесневый грибок. — Наше мировоззрение никчемно, бессмысленно и безрадостно.

— Только если вы сами в этом убеждены, — сообщил Джон-Том. — Вы, конечно, можете считать свою судьбу безнадежной. Но почему бы не взглянуть на ситуацию под другим, позитивным углом? Всего-навсего переменить точку зрения. Чем пенять на вездесущее уныние, подумайте лучше о вечной стабильности, неизменности климатических и топографических характеристик этой местности. Для душевного здоровья важнее всего — позиция.

— Человече, я не уверен, что понимаю тебя, — промолвил другой гриб.

— Я тоже, кореш.

— Мадж, умолкни. Поверьте, наше существование — это то, что создаем мы сами. От нашего взгляда на окружение зависят чувства, вызываемые этим окружением.

— Глядя на такое окружение, что можно почувствовать, кроме тоски? — спросил печеночник.

— Ну ладно. Если такой подход вас больше удовлетворяет — как хотите. В постоянном унынии и брюзжании нет ничего плохого, если вам от этого хорошо. Но скажите, вам когда-нибудь доводилось испытывать бодрость и веселье?

— Нет, нет, нет, — тотчас откликнулась вся аудитория.

— Так отчего же вы решили, что эти чувства хуже уныния и подавленности?

— Путешественники, приходившие сюда до вас, ничего подобного не говорили, — прошептала поганка, — Они во всем соглашались с нами, а после устраивались на отдых и спокойное двухмесячное разложение.

Джон-Тома слегка передернуло.

— Конечно, они соглашались, но разве не выглядели лучше, чем вы? Разве не действовали решительней вашего? Разве не жили в большей гармонии с окружающей средой, нежели вы?

— Естественно, они не жили в большей гармонии с окружающей средой, — ответил первый гриб, — ведь эта среда...

— Сырая и наводит тоску, — договорил за него Джон-Том. — Хорошо, что вы со мной согласились. От постоянной депрессии нет вреда, если вы его не видите. Скука — чем не удовольствие? Если это чувство порождено окружающей средой и не вызывает у вас неприятия, значит, вы живете со средой в гармонии и потому должны испытывать спокойствие, уверенность и удовольствие.

В глазах Розарык застыло недоумение, однако она молчала. Мадж тоже сидел тихо и лишь покачивал головой из стороны в сторону. Но они думали, и это не позволяло опасному безразличию снова прокрасться в их души.