Загадка Николы Тесла

— Вы что-то путаете, — мягко сказал Тесла, — мой старый друг третьего дня сидел вот в этом самом кресле и читал мне своего «Загадочного незнакомца». Занятная вещица! Между нами говоря, этот загадочный незнакомец списан с меня, — добавил он с гордостью. — Так что идите и ищите.

Тесла вышел из комнаты и тут же вернулся, неся в руках шкатулку и письмо.

— Да, кстати, чуть не забыл! Мой друг вечно сидит без денег. Передайте ему, пожалуйста, — он открыл другую шкатулку, стоявшую на столе, и сгреб немногочисленные купюры, лежавшие на дне, — вот, сто долларов. Я положу их в конверт.

— Мне ждать ответа? — со страхом выдавил посыльный.

— Ни в коем случае! Мой старый друг, увидев деньги, может оскорбиться — он такой ранимый, артистическая натура! Так что вы вручите ему посылку с письмом и — сразу уходите.

— Я так и сделаю!

Глава 7

Голоса за дверью

По прошествии полутора часов из лифта вышел представительный моложавый мужчина и уверенным шагом направился к номеру Теслы. Он уже положил руку на дверную ручку, когда из номера донеслось:

— Я впервые услышал Его голос в восемнадцать лет, во время болезни. У меня была холера, и я, болезненный от рождения, находился на грани жизни и смерти. Мой отец, священник, уже готовился к соборованию, да и я сам потерял всякую надежду.

«Дядя Нико! С кем это он разговаривает? — изумился мужчина. — Он же несколько недель никого не принимал. Даже отказал во встрече Элеоноре Рузвельт, супруге президента. И голос какой-то странный, помолодевший». Мужчина опустил руку и застыл, приблизив ухо к двери.

— А что, до этого случая не было ничего э-э-э такого, необычного, связанного с Ним? — раздался хрипловатый голос.

— Необычного — нет, не было. А обычное было. Ведь Бог был своим в нашем доме, он был всегда со мной, в мыслях и делах. Вот, помню, глажу я, маленький мальчик, спину нашего кота Мачака, а с моей ладони сыплются искры. «Что это такое», — спросил я отца. «Это всего лишь электричество, — ответил он мне, — то же самое, что можно видеть на деревьях во время грозы». Так я впервые в жизни услышал слово электричество, но не оно занимало мои тогдашние мысли. «Природа — тоже кошка?» — спрашивал я себя. Если да, то кто гладит ее по спине? Это может быть только Бог, решил я.

Тогда же, в семь лет, я получил первый урок неисповедимости Его путей. У меня был брат Данэ, старше меня все на те же семь лет. По отзывам окружающих, он был чрезвычайно одарен, а я просто боготворил его, как младший брат старшего. Однажды он отправился на конную прогулку на нашей лошади арабских кровей, обладавшей почти человеческим разумом. И она сбросила его! Родители, особенно мать, так, и не оправились от гибели их любимца. По сравнению с его талантами, мои казались бедным подобием. А если я делал что-нибудь стоящее, родители лишь еще глубже ощущали горечь потери.

С тех пор я пребывал в мучительном одиночестве в кругу родных и близких, меня преследовали мысли о боли и смерти, я жил в непреходящем страхе, думая о злых духах, привидениях, людоедах и других представителях темных сил. Я искал защиты у Бога и постоянно обращался к Нему в своих детских молитвах. Все шло к тому, что я стану священником. Так хотел мой отец, в пользу этого говорили традиции моей семьи, в которой священнический сан наряду с военным поприщем был привычным призванием, у меня самого не было оснований противиться этому, кроме каких-то смутных видений и ожиданий, свойственных, впрочем, всем юношам. Я все откладывал решение, говоря отцу: «Как я могу стать священником? Ведь я люблю не людей, а человечество. Не церковь, а Бога!» И тут случилась эта болезнь…

— Да-да, расскажи о болезни!

— После окончания школы, а учился я далеко от родительского дома, в Карловаце, я получил письмо от отца. Он велел мне не возвращаться домой, потому что в округе свирепствовала эпидемия холеры. Но какая-то сила неотвратимо влекла меня к дому, я пренебрег приказом, вернулся и — заболел. Я провел в постели девять месяцев и был истощен до крайней степени, как говорят в наших краях: дышал на ладан. Но мозг мой работал с прежней ясностью, и все чувства были обострены. И вот я услышал: ты выздоровеешь. Что я должен для этого сделать, спросил я, Покориться моей воле и следовать предначертанным путем. Что я должен для этого сделать, повторил я. Для начала — поступить в лучшее инженерное училище в мире, упорно учиться, потом еще более упорно работать и сделать открытия, которые облагодетельствуют человечество.

И это все, спросил я. Этого более чем достаточно, это тяжелая ноша, не всем под силу вынести ее. Слова об упорном труде и тяжелой ноше повернули мои мысли в новом направлении. А что я за это получу, спросил я. Вот ты уже и торгуешься, проворчал мой невидимый собеседник. Что ж, если мы заключим договор, то ты получишь, во-первых, здоровье, это сейчас для тебя, как мне кажется, важнее всего. Во-вторых, долгую жизнь. Ты будешь жить и в следующем, двадцатом веке, и в двадцать первом… Это что же, минимум сто пятьдесят лет, невежливо и опрометчиво прервал я Его. Ты уже разочаровываешь меня, проворчал Он — Он вообще довольно ворчливый старик. У тебя такие маленькие запросы. Никто тебя за язык не тянул… Впрочем, это ты сам увидишь, потом, а пока о главном. Главное, что я дам тебе, — талант. Талант проникновения в суть явлений, талант видения явления целиком, а не по частям, что свойственно подавляющему большинству людей, и талант превращения увиденного в устройства, работающие на благо людей. Отпущенная тебе мера таланта будет такова, что, если ты реализуешь его хотя бы наполовину, люди назовут тебя гением, возможно, величайшим гением в истории. Я, конечно, буду помогать тебе, но только в том случае, если ты будешь честно выполнять условия договора.

— А счастья — счастья ты у Него не попросил?

— Нет, счастья я не попросил, а Он не предлагал. Да и что такое счастье? Счастье — такая абстрактная штука, а у меня голова шла кругом от куда более простых вещей, от вечности, от таланта, щедро предложенных мне. Я не мог охватить их своим неокрепшим умом, мне нужно было что-то конкретное. И Он откликнулся на мой безмолвный вопрос. У меня над кроватью висела картина…

— Что же остановился? Расскажи о картине.

— Просто я вспомнил, как первый раз увидел водопад. Это было на Плитвичских озерах. Они находились в дне пути от нашего дома, и мы иногда ездили туда всей семьей.

Прекраснейшее место на земле, и водопады, их там много, его главное украшение. Позже я прочитал о Ниагарском водопаде и, только представив его, был буквально заворожен его мощью. Я раздобыл рисунок с его изображением и прикрепил к стене в ногах кровати. Бывало, я часами разглядывал его, о чем-то мечтая, а во время болезни он один укреплял мои силы. И вот Он приковал мой взгляд к рисунку и сказал: ты обуздаешь его. Эти слова решили дело, я немедленно согласился. И сразу почувствовал, как из меня с обильным потом вытекает болезнь. Я хотел тут же встать и побежать к матушке, известить ее о моем чудесном выздоровлении, но Он удержал меня. Ты еще слишком слаб, сказал Он, тебе надо набраться сил. Я могу остановить болезнь мановением руки, но восстанавливать гибкость членов и наращивать мышцы тебе придется самому. Это как с судьбой. Я могу изменить ее линию, но каждый человек должен сам пройти свой путь, я не вмешиваюсь в свободный выбор и сужу лишь по результату. И не забывай, что наш договор должен оставаться в тайне, его раскрытие послужит, несомненно, вящей моей славе, но тебе может только повредить. Еще одно соображение: я люблю, когда все делается по правилам, мною же установленным, вы это почему-то называете — по-людски. Поэтому получи родительское благословение, негоже начинать благое дело с ссоры. Я сгорал от нетерпения, ожидая отца. Он вошел, скорбный и понурый. Отец, сказал я слабым голосом, мне кажется, что я смогу выздороветь, если ты разрешишь мне заниматься инженерным делом. За твою жизнь и здоровье я готов отдать все, что угодно, ответил отец и, приложив руку к сердцу, торжественно продолжил: обещаю, что ты поступишь в лучшее инженерное училище в мире. И я стану великим инженером, добавил я. Да, мой мальчик! Я был счастлив. Через три дня я уже ходил.