Серебряный век фантастики (сборник)

— В шарах светится газ. Непрерывное свечение его поддерживает какой-то неиссякаемый источник энергии. Возможно, что источник энергии здесь один, действует он без проводов, на расстоянии, и питает все механизмы: лампы, белые зеркала «саркофагов», подъемники, двери, воздухоочистительные машины… Что это за «вечный двигатель»?.. Трудно сказать. Но если уж анализировать здесь все, то, видимо, без фантазии не обойтись… Мне кажется, что «вечное движение» здесь поддерживает какой-то неизвестный нам вид энергии, возможно — внутриатомная энергия. Вот и все, пожалуй.

Константинов кивнул. Глаза его блестели.

— Вы, Майгин, — повернулся он к молодому геологу.

Майгин неторопливо наполнил свой стакан.

— Я наблюдал при помощи своего и трех других найденных здесь «иллюзионов» разные бытовые сценки, — сказал он. — Все это, видимо, мелкие и непонятные мне делишки бывших жителей подземного города. Одна сцена показалась мне интересной. Дело происходило в обсерватории. Некто, по-видимому астроном, рассматривал звездное небо, но, представьте себе, не в телескоп, а в огромном зеркале. Отсюда, между прочим, вывод: значит, лампы эти они умели гасить, когда город был на поверхности. Иначе как они могли наблюдать ночное небо при таком освещении? — Майгин отпил глоток «витна». — Я астрономию помню только по гимназии, а это очень немного, но мне показалось… В общем, мне кажется, что в этом зеркале отражался не какой-нибудь маленький участок неба, а целое полушарие. Проекция целого полушария небесной сферы. Как будто наблюдение велось с высокой горы или… с воздушного шара.

— Вот! — крикнул Константинов. — Купол неба, наблюдаемый с полета! Спасибо, Майгин! Если у меня и оставалась капля сомнений в моей идее, вы окончательно высушили эту каплю.

Он окинул всех горящим взглядом и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Этот город когда-то парил высоко в небе, в темном глубоком звездном небе. Да-да! Это было так. Люди, что жили в нем, построили его не на нашей планете, ибо город этот есть не что иное, как огромный, прекрасно оборудованный межпланетный корабль. Много лет назад люди из какого-то другого, далекого мира прилетели на Землю и погибли здесь во время извержения вулкана. «Иллюзион» показал нам этот трагический момент. Их корабль был залит лавой и засыпан землей…

Он на минуту умолк и взглянул поочередно в глаза каждому из своих слушателей. Изумление, граничащее с испугом, увидал он в глазах студента, тревогу прочел в глазах Майгина и настороженность уловил в глазах Берсеньева.

— Нет, нет, я не сумасшедший, — усмехнулся он. — Отбросьте эту мысль. Вот мои чертежи. Я пятнадцать лет работал над проектом межпланетного корабля, движимого мощными ракетами. Такого же ракетного корабля, на каком мы с вами находимся сейчас…

— Вы Арнаутов! — воскликнул Майгин.

— Да… Я Константин Арнаутов, конструктор ракетного летающего корабля.

— Теперь я понимаю, как вы сюда попали. То есть я догадываюсь… — тихо сказал геолог.

— Вы не ошиблись, Майгин. Я бежал из Якутского острога. Меня сослали за то, что один высокопоставленный чинуша, затиравший мой проект, умер с перепугу, когда ночью со всех углов загорелся его дом. Загорелся же он по той причине, что в него угодила моя ракета, посланная мною как доказательство моей правоты. Я хотел доказать, что ракеты могут летать и падать туда, куда пошлет их изобретатель… Об этом писали во всех газетах. Меня осудили на десять лет, но я бежал. Я хотел попасть в Америку. Я уже устроился на одно китобойное судно, но шторм разбил его и привел меня сюда. Я благословляю этот шторм и вас, открывших в земле живое воплощение моих замыслов, это доказательство жизненности моей идеи… На каторге я восстановил все свои чертежи, отнятые у меня…

Напряженность, сквозившая в глазах у геологов, таяла. Они вспомнили этого человека, об удивительном проекте и о трагической судьбе которого много слышали пять лет назад.

— Выпейте это, — сказал Петя, подвигая Константинову стакан.

— Спасибо, Петя. Когда вы, Майгин, рассказывали мне о своем открытии, у меня мелькнула лишь смутная догадка. Нет, это была даже не догадка, не мысль, а какая-то тень мысли: «А что, если…» Даже мне это казалось невероятным. Шутка ли — целый город! Но на другой же день я нашел мощные ракетные камеры в глубоком донном отделении и утвердился в своей мысли. Я осмотрел эти чудесные механизмы, они неизмеримо совершеннее всего, что я знаю о реактивных проектах. Многое, очень многое осталось мне неясным. Я не знаю, например, какой источник энергии питал их в полете, какие силы освобождали эту энергию, но я уже бесповоротно убежден, что мы с вами находимся на звездном корабле, залетевшем к нам из далекого, пока еще неведомого нам мира.

В тот день Берсеньев, Майгин и Петя, до глубины души взволнованные сообщением Арнаутова, ходили словно оглушенные. Если месяц назад реальность подземного города лишь с большим трудом была воспринята их сознанием, то сейчас, когда этот город перестал быть городом и превратился в межзвездный корабль, они были окончательно сбиты с толку.

Но Арнаутов говорил так страстно, так убедительно, что невольно хотелось верить. Да и какое иное логическое объяснение, по правде говоря, можно было дать этому чуду в недрах вулканического полуострова на Тихом океане?

Понемногу геологи стали свыкаться с мыслью, что действительно нашли у подножия вулкана залетевший на нашу планету межзвездный корабль. Правда, Берсеньев еще допускал возможность ошибки Арнаутова, но большую долю вероятности он отводил и его «космической» теории. Зато Майгин и Петя поверили в астральное происхождение подземного города безоговорочно, а некоторые сцены, воспроизведенные вновь найденными «иллюзионами», окончательно развеяли всякие сомнения относительно природы подземного города.

Прошло шесть дней после «заседания научного общества», и вот однажды в лагерь пришел запыленный, усталый ламут.

— Ты начальник? — спросил он, обращаясь к Берсеньеву.

— Да, — ответил Берсеньев.

— Тебе письмо.

Ламут подал смятый конверт.

Берсеньев вскрыл письмо и стал читать. Майгин и Петя, присутствовавшие тут же, выжидательно смотрели на него.

— Письмо от Нины Росс, — сказал Берсеньев, передавая письмо Майгину. — Нина, Григорий Николаевич и доктор Васенькин в двух переходах отсюда. Будут здесь послезавтра.

— Вот и отлично! — обрадовался Майгин. — Наконец-то… — Он вдруг озадаченно нахмурился. — Господи, а доктор-то зачем сюда потащился?

— Я, кажется, понимаю, — медленно проговорил Берсеньев.

Геологи переглянулись и расхохотались.

Может ли летать рожденный ползать

Все это время геологи и Арнаутов продолжали исследования и поиски. Изобретатель и Майгин погрузились в механические недра города-звездолета, а Берсеньев с Петей занялись «иллюзионами». Нэнэ не отходил от них ни на шаг. «Иллюзионы» обнаруживались в самых неожиданных местах: в подвалах, среди приборов в лабораториях, в переплетах странных решетчатых башен, стоявших по периферии города, даже на крышах зданий. Просматривая картину за картиной, Берсеньев однажды наткнулся на любопытную и красивую сцену: Эа, золотоволосый мужчина и мальчик весело плескались в большом овальном, видимо, очень глубоком бассейне. Берсеньев был теперь уверен, что мальчик — его звали Суо — являлся сыном Эа и золотоволосого. Посадив на одно плечо Эа, а на другое — Суо, золотоволосый гигант с необычайной легкостью плыл стоя через бассейн. Посредине бассейна он неожиданно опрокинул подругу и сына в воду, но те сейчас же вынырнули и с веселым смехом снова вскарабкались на его плечи. А на краю бассейна стоял и бесстрастно взирал на эту возню монументальный Уру. Вдруг смех замолк, бассейн заволокло туманом, и Берсеньев увидел сидящего возле «музыкальной пагоды» одинокого мальчика. Суо плакал. Перед ним возвышался металлический гигант, держа в вытянутой крюкастой лапе тускло отсвечивающий «иллюзион». И Берсеньев догадался, что Суо с помощью Уру воспроизвел сцену, заснятую, когда его отец и мать были еще живы.