Прописные истины (сборник)

Я взглянул на штурмана Стронга и остался доволен выражением его лица. Как я и предполагал, ему достаточно было лишь намекнуть, чтобы он начал думать в нужном направлении.

— Гости исследовали здание, приборы и машины, — продолжал я. — А затем они нашли книги и решили, что это дневники или бортжурналы, оставленные одной экспедицией для другой. Ведь если бы не рассеянность Семина, то что иное могло остаться на станции в перерыве между пребыванием двух экспедиций? Видимо, у гостей были опасения насчет контактов между цивилизациями, подобные тем, которые высказывали ученые Земли. И они решили побольше узнать о нас, прежде чем вступать в переговоры…

— О, метеоритный дождь и временная ловушка! — выкрикнул одно из своих страшнейших проклятий штурман Стронг. — Если судить по их передачам, они имели аппараты для материализации информации!

— Ты уже все понял, — сказал я ему. — Да, они материализовали содержание книг и приняли всех этих пиратов, бандитов и сыщиков за наших современников, а их дела — за наши дела. Они решили, что земляне только то и делают, что разбойничают и убивают или охотятся за бандитами.

— Представляю, с какой скоростью они убрались из Солнечной системы, — проговорил бортинженер, а я изо всех сил старался не думать о том, во что может обойтись землянам рассеянность Алика Семина…

ВОЗВРАЩЕНИЕ ОЛИМПИЙЦА

Может быть, почудилось? Но диктор повторил:

— Вместо Владимира Бредько на беговую дорожку выйдет неоднократный чемпион Европы Всеволод Левицкий.

Совпадение имени, фамилии и почетного звания?

В напряженных глазах Дрю Карлсона появилась легкая резь, и он на миг закрыл их. Надо взять себя в руки: волнение перед дальней дистанцией — плохой помощник.

На стартовой дорожке появился высокий, чуть сутуловатый человек. Он остановился неподалеку. Дрю пристально посмотрел на него.

Да, он все такой же, как и два года назад в Риме. Смуглая гладкая кожа, румянец, выпуклая неширокая грудь чуть вздымается в такт дыханию. Точно такой же, а должен быть совсем другим…

«Спокойствие!» — приказал себе Дрю, пытаясь остановить нахлынувшие мысли. Ему удалось это всего на несколько секунд. А затем знакомым движением русский стайер поднял руку ко лбу, и у Дрю в голове словно закрутилась кинолента. Быстро-быстро понеслись кадры воспоминаний…

…Рим. Стайеру Левицкому вручают золотую медаль, а Дрю, занявший лишь восьмое место, с плохо скрытой завистью наблюдает за ним.

…Едкий горячий дым вползает в глаза, рот, нос. Когда огонь доберется до кормы, вспыхнет нефть.

— В первом отсеке незастрахованный груз! — истошно вопит капитан. — Пять тысяч долларов премии тому, кто спасет его!

Матросы бросаются к первому отсеку. Гейнц сбивает с ног Дрю, прорывается первым. Дрю встает и бежит за ним. Пять тысяч — можно будет помочь матери…

Гейнц тащит большущий ящик. Что в нем — никто не знает, кроме капитана. И кому какое дело! Пять тысяч — это главное.

Дрю хватает второй ящик. Его пробуют оттолкнуть, но помогают огонь и дым. Противники не выдерживают, поспешно выбираются на палубу. Дрю тоже приходится трудно. Выручает спортивная закалка. Он вытаскивает ящик на палубу, но до шлюпок еще далеко.

Выскочивший из рубки радист орет во все горло:

— Держись, ребята! Русские китобои идут на помощь!

Огонь и дым, красное и черное постепенно вытесняют все другие цвета.

Три шлюпки причаливают к судну, и на палубе появляются русские матросы.

— Пять тысяч долларов тому, кто спасет груз! — кричит им капитан.

Они словно не слышат его. Бросаются к матросам. В это время с левого борта раздается первый взрыв. Столб огня, ровный, как свеча, вонзается в небо, затем разрастается в клокочущую черно-багровую тучу.

— Нефть! — слышен вопль, и невозможно узнать, кто это кричит.

Нечем дышать. Дрю обеими руками рвет ворот и падает на палубу.

Его кто-то подхватывает. Дрю открывает глаза. «Всеволод Левицкий!» — вдруг вспоминает он.

Русский чемпион тащит его сквозь огонь.

Затем Дрю видит горящий обломок мачты и теряет сознание…

Очнувшись в приморской клинике на второй день, он узнает, что отделался сравнительно легко: ожог второй степени и перелом руки. У его спасителя дела безнадежны. Левицкого придавило обломком мачты, раздробило ребра. Пришлось удалить правое легкое и половину левого. Врач сказал:

— Вряд ли выживет…

Перед уходом из клиники Дрю удалось пробраться в палату русского. Он увидел лицо, словно вылепленное из желтой и синей глины. На простыне безвольно лежала прозрачная рука.

Спелые апельсины тяжело шлепнулись на пол из кулька и покатились в разные стороны…

Прошло два года.

Чтобы полностью восстановить здоровье и силы, Дрю понадобилось немало денег. И тут подвернулся необычный тренер доктор Лунквист со своей экспериментальной программой.

— Я бы взялся тренировать вас, — предложил он. — В случае удачи вы бы хорошо заработали.

— Но вы же врач, а не тренер, — возразил Дрю.

— Я спортивный врач. И потом, это не ваше дело. Согласны вы поступить в мое распоряжение на несколько месяцев? Я вам заплачу. Вот контракт, посмотрите.

Ничего не скажешь, контракт был составлен так, что Дрю по сути становился собственностью тренера. Зато плата была высокой.

Моряк вспомнил длинные очереди безработных, кивнул головой: согласен.

Лунквист привел Дрю в свою домашнюю лабораторию. Вся она разместилась в двух небольших комнатах. Почти половину первой занимал операционный стол с вращающейся доской. К нему подходили провода.

Ни слова не говоря, Лунквист подошел к виварию, взял оттуда черепаху и поставил на стол. Потом нажал кнопку.

Прошло несколько секунд, и вдруг черепаха быстро запрыгала по столу, описывая круги.

Лунквист посмотрел на моряка. Тот стоял с невозмутимым лицом. «Цирковые фокусы», - думал Дрю.

— Итак, вы будете моим подопытным кроликом, — сказал Лунквист.

Дрю поморщился, и тренер добавил:

— Кроликом, который должен стать гепардом.

Из другой комнаты выбежала белокурая худенькая женщина лет тридцати. У нее были острые детские плечи, тонкая шея и доверчивые глаза.

— Знакомьтесь, — сказал Лунквист. — Это моя жена и помощница Люси, а это — морской кролик, отзывающийся на имя Дрю.

Моряку не особенно понравился такой «титул», но он ничего не сказал. На миг задержал в своей руке тоненькую холодноватую ладошку Люси.

Тренировки начались через несколько дней. Лунквист и Люси уложили Дрю на вращающийся стол. К его рукам, ногам, груди подвели провода с присосками. Лунквист пристально посмотрел на моряка и сказал:

— Тебя не должна угнетать мысль, что ты служишь подопытным кроликом, мой мальчик. Кролики, морские свинки, собаки принесли человечеству гораздо больше пользы, чем многие люди, бесполезно растратившие жизнь. В конце концов все мы только подопытные кролики, и цель опытов нам неведома. Так что ты еще в лучшем положении, Дрю. Сознание этого пусть никогда не покидает тебя.

Моряк кивал головой: Лунквист умеет мягко стелить.

Лунквист подал знак Люси, и она включила рубильник. Дрю почувствовал, как десятки иголок начали осторожно покалывать его в тех местах, куда подходили провода. Это было не больно, слегка раздражало. Лунквист спрашивал моряка о самочувствии и медленно вращал ручку настройки. Уколы больше не ощущались, приятная истома разлилась по телу. Он стал как бы погружаться в сон. Но вот состояние резко изменилось. Нечем стало дышать. Капли пота выступили на лбу. Дрю приподнялся на столе, сдерживая стон.

Лунквист что-то переключал на щитке, и Дрю почувствовал облегчение. Он видел над собой холодные изучающие глаза. Лунквист сказал:

— Тебе сейчас пришлось трудно. Но не думай, что я варвар, садист. Для моих опытов нельзя использовать собак или обезьян, потому что стимуляторы, с которыми я экспериментирую, близки к сигналам мозга, а шифр сигналов человеческого мозга несколько отличается от обезьяньего и собачьего. И мне очень жаль, что приходится использовать тебя, а не обезьяну.