Сердце бездны

Отказали все нормальные чувства. Вокруг не было ничего — ни рубки, ни корабля, ни Космоса, ни тебя самого. Тело перелилось, впиталось в ту же эфемерность и существовало в ней — другое, чуждое, не подвластное ни сознанию, ни ощущениям. И даже это понимание Артур вывел только из соображения: раз он мыслит, то живет, значит, его тело все-таки существует в какой-то апокалиптической форме бытия…

Это состояние было немыслимым, чудовищно тяжелым. Разум не приспособлен к такой среде — настолько отличающейся от всего человеческого, что для мозга она оказалась практически Ничем, хотя не могла не иметь хоть какой-то структуры. Сознание отчаянно цеплялось само за себя, не желая потухать в этом бреду, который даже черным можно было назвать чисто условно. Эфемерность, перевоплотившаяся в Ничто, давила, гасила, не давала ни малейшей опоры слитым с ней человеческим мыслям; структуры, на которых теперь они были записаны, словно сопротивлялись новой организации, стремились уничтожить ее. Или это мысль с непривычки не могла функционировать в Ничто, пыталась покинуть его — пусть и ценой своего уничтожения?

Сознание уходило. Собрать все мысли, не дать им погаснуть было страшно, мучительно, больно. Больно — а ведь тут даже боль не была сама собой, став ощущением вечного, нереального кошмара, от которого не сумеешь даже заледенеть… Человек не мог существовать в этом ужасе, прятавшемся до сих пор где-то около привычного мира — под, над, рядом? И все время — время сюда принесло сознание — казалось, что сил уже нет, что воля больше не может держать жизнь, что это началась сама смерть.

Сгинуть здесь, в этом провале (глубине?) Мироздания, было особенно страшно, неприемлемо…

Но кошмар, видимо, все-таки решил кончиться. Снова полет адских крыл, унесших корабль в страну за миром теней. Только все происходит в обратном порядке: от почти непроницаемого танца сгустков Небытия, пролетов его полотнищ, до редких всплесков-дрожаний. Черно-желто-красные языки звезд. Конец!

Артур без сил то ли сидел, то ли валялся в кресле. Ноги, все тело дрожит. Ботинки — он почему-то думал о них — казались страшно неудобными. Двигатель работал совершенно нормально — об этом докладывал ярко горящий дисплей. Дисплей — единственное, что капитан сейчас был в состоянии разглядеть. В пьяняще человеческой тишине рубки кто-то еле-еле шепнул: «Пронесло!» Этому шепоту, оглушительному, почти такому же громкому, как стук сердца, ответил испуганный женский вскрик — слабый, обессиленный, внятно слышимый лишь тем, кто успел отвыкнуть от звуков.

В подсознании заворочался страх. Что-то рядом было неладно, крупно неладно. Случилось что-то страшное, еще как следует не зафиксированное мозгом. Капитан с усилием, резко развернулся к левому обзорному экрану.

И ослеп от голубого солнца.

Глава 3. Чем пахнет Планета Врат?

Старпом истерично смеялась, уронив голову на вновь уснувший пульт. Черные волосы дергались на белом металле. Нина ничего не помнила — только что сидела, не прошло и полсекунды, и без всяких ощущений возникла эта звезда… Только шок, шок, идущий из глубин интеллекта. И неуправляемый животный страх, дурацкое беспочвенное знание: это на самом деле чужое солнце.

Чужое.

Серж не переставая щипал свою руку. Ладонь уже вспухла, но пробуждение не наступало. Артур пытался быть невозмутимым и кое-как барабанил пальцами по колену. Остальные сидели в ступоре — их головы еще не оправились от присутствия в Ничто.

— Я жду, когда все очухаются, — сказано было излишне резко, и Рагозина мигом вскинула голову. В коричневых, помутневших глазах блестели слезы — как вода на грязноватом стекле.

— Ты еще не понял?!

— Я понял, что еще минут пять хлюпанья — и мы покойнички в склепе последней модели. — Капитан нарочито (из-за дрожи в коленях) не спеша поднялся, кое-как прошелся мимо пульта, инстинктивно стараясь не наступать на те участки паркета, которые освещены чужими лучами. Этот свет больше всего походил на раскаленную, вязкую жидкость, он словно тек по спинам отвернувшихся от него в темноту людей.

Хорошо, что все слишком заняты собой. Полезно, если хотя бы не он сам, а экипаж поверит в капитана.

Горло было наполнено чем-то отвратительным, не дававшим говорить. Тело ужасно мешало, норовило дергаться. Но Истомин почти спокойно повернулся к своим людям. Заявление о покойниках немного встряхнуло их инстинкты.

Ромов, полуосмысленно глядя в пол и до крови кусая собственный палец, пробормотал:

— За год в Космосе не бывает столько аварий, сколько у нас за час…

Это сомнительное утверждение повисло в воздухе. Артур догадался подойти к селектору, взял микрофон — тот сейчас почему-то очень походил на ехидную змеиную голову.

— Медотсек, спецвызов.

Компьютер без промедления соединил с абонентом.

— Алексеев, срочно в рубку. Петере, на месте в полной готовности. Общий вызов. — И во всех отсеках взвыла пронзительная, короткая сирена: — Экипаж, внимание. На борту, — взгляд на экран, соединенный с биодатчиками в каждом помещении, — нет ни погибших, ни сильно пострадавших. Системы жизо, — взгляд на соседний экран, — в норме. Неполадки в двигателе и компьютере прекратились без нашего вмешательства. («Словно даже техника испугалась этого Ничто и от испуга вынесла всех обратно».) Просьба соблюдать спокойствие. Мы находимся в немного нерасчетном участке пространства. Общий корабельный совет будет после Малого командного. Командный — немедленно. Недостающим — срочно в рубку. Конец.

Серж внезапно вскочил с кресла, рванулся к Артуру — еще неуклюже, — дернул его за рукав, чуть не оторвав приклеенную пластиковую нашивку:

— Кэп, это контакт!!! Нас затащили инопланетяне! Смотрите! Смотрите!!! Серж отпустил начальника и, улыбаясь во всю физиономию, протанцевал между полуживыми пультами, толстыми креслами и обтекаемыми блоками аппаратуры. В танце он старался все время указывать на правый экран обзора. Там светился маленький диск, похожий на нефритовую безделушку.

— Планета! Нас вынесло к планете!

На лбу появились холодные бисеринки пота. Капитан метнулся к отключившемуся компьютеру — тот только что соизволил послушаться кнопки, нажатой перед выпадением корабля из пространства.

Несколько минут на оживление ФВМ. Несколько минут на самые грубые вычисления. Планета действительно была очень близко. И «Дальний» несся к ней на такой скорости, что часа через четыре придется решать вопрос либо о выходе на орбиту (это проще), либо об уклонении (оно потребует массу топлива). «Все, как ночью у двигателей. Только сейчас в угол загнан не я один, а корабль…» Артур потряс головой и только тут заметил медика-1. Тот деликатно стоял около небольшого блока компьютера, морщился от режущего голубого света. В голове капитана пронеслась невеселая, случайная мысль: «А если я забыл что-то из прошлой ночки, сможет медицина восстановить это или нет?»

Оставалось сделать знак. Кибернетики, штурман и пилот помрачнели, но вышли быстро и беспрекословно. Артур сел за пульт, запер дверь на компьютерный замок. Можно начинать Малый командный.

Говорить было тяжело. Но, глядя в пол, Истомин быстро и сухо изложил все, что знал. Тишина длилась очень долго. Насколько долго — никто не смог бы сказать.

— Выход один. — Нина встала. Через загар просвечивала бледность — похоже, чуть ли не трупная. — Взорвать планетолет и себя!

Капитан поперхнулся. Петр Сергеевич по-доброму глянул на старпома, схватил ее за руку, потянул вниз:

— Садитесь, садитесь, сейчас я принесу успокаивающее…

— Вам напомнить Устав?! «В ситуации, если обстановка находится полностью вне всякого контроля экипажа и вследствие этого вероятна возможность возникновения угрозы для цивилизации Земли…» — Женщина не договорила, получив от врача пощечину.

— Спокойнее! Это написали параноики. А мы…

— Это агрессия! Агрессия, диверсия!!!

— Такие могучие инопланетяне все равно уже узнали все, что хотели. Так что самоубийство бессмысленно. И лучше кое-что узнать о них, а потом попытаться вернуться домой.