За самой далекой звездой

Я по-прежнему колдовал над рычагами управления, стараясь хоть чуть-чуть прибавить скорость, когда раздались первые залпы. Один из вражеских самолетов шел прямо на нас, ведя огонь из переднего орудия. Балзо Джан выстрелил в него разрывным снарядом. Я увидел, как у машины разнесло пропеллер и она резко пошла вниз, к Острову Отчаяния.

— Так, с одним покончено, — радостно вскрикнул Балзо Джан.

Тут неожиданно мотор нашего самолета заработал в полную силу, и мы быстро отдалились на безопасное расстояние от двух оставшихся неприятельских машин, которые Балзо Джан, не переставая, обстреливал из пулемета.

В общем-то, нас бы должны были подбить по меньшей мере раз пятьдесят, но сверхпрочный пластик, из которого были изготовлены крылья и фюзеляж, делали самолет неуязвимым для пулеметов противника. Роковым могло стать лишь попадание в пропеллер или приборную доску. Ну и, разумеется, серьезную опасность для нашего быстрого и легко вооруженного истребителя представляли штурмовики и бомбардировщики с их мощными орудиями.

— Слушай, мне противно убегать от Капаров, — прокричал я, повернувшись к Балзо Джану. — Может, останемся и расправимся с ними?

— Мы не имеем права ввязываться в этот безнадежный бой, — резонно заметил он. — Что толку? Только потеряем самолет и сами погибнем.

Пожалуй, в этом он был совершенно прав. Балзо Джан лучше меня знал правила игры. Я включил максимальную скорость, и наш самолет быстро оставил машины Капаров далеко позади. Видно, поняв, что за нами им все равно не угнаться, они развернулись и продолжали свой путь в сторону Капары.

Передняя кабина пилота рассчитана на двоих, хотя в задней тоже имеется приборная доска. Тем не менее, по двое в переднюю кабину садятся крайне редко — разве что во время тренировочных полетов. К тому же она оснащена одним единственным пулеметом, а военные руководители Униса стараются с наибольшей эффективностью использовать каждого человека. Так или иначе, но место рядом со мной было свободно, и я пригласил Балзо Джана перебраться вперед.

— Если снова появятся Капары, — сказал я, — ты можешь вернуться назад, к своему пулемету.

— Знаешь, — начал он, перебравшись ко мне в кабину и устроившись рядом на сиденье, — с того момента, как ты в первый раз увидел меня возле самолета, когда я пытался вскарабкаться на крыло, у нас минуты свободной не было, чтобы поближе познакомиться. Я даже не успел спросить, как тебя зовут. У меня много знакомых в Вооруженных Силах, но я что-то не припоминаю, чтобы мы с тобой прежде встречались.

— Меня зовут Тангор, — ответил я.

— А, так ты и есть тот самый парень, которого моя сестра нашла совершенно голым после очередного налета Капаров, — произнес он.

— Тот самый, — подтвердил я. — А твоя сестра, между прочим, оплакивает тебя как погибшего в бою. Я как раз виделся с ней у Харкасов накануне своего последнего вылета.

— Моя сестра никогда не плачет, — возразил он, гордо подняв голову.

— Пускай так, — согласился я. — Она плачет про себя, никому этого не показывая. Хотя порой для женщины было бы лучше выплакаться от души. Мне кажется, что, если бы женщины Полоды иной раз давали волю слезам, это бы немного облегчило их страдания.

— Когда-то они, вероятно, плакали, — сказал он, — но уже давно забыли вкус слез. Если наши женщины будут плакать всякий раз, когда для этого есть повод, вся их жизнь превратится в непрерывный плач. Они не могут позволить себе этого — есть занятия поважнее! Им приходится много работать. Сам понимаешь, война.

XI

Война! Вот ответ на любой вопрос. Вся деятельность этих людей, все их помыслы подчинены одному — войне. С рождения и до смерти они не знают ничего, кроме войны. Чем бы они ни занимались, о чем бы ни думали, все направлено к единой цели — сделать страну более приспособленной к войне.

— Ты, наверно, здорово ненавидишь войну? — сказал я Балзо Джану.

Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.

— Отчего же? — недоумевающе спросил он. — Что бы мы делали, если б не война?

— Ну а женщины? — не унимался я. — Им-то каково?

— Пожалуй, — согласился Балзо Джан. — Им приходится нелегко. Мужчины умирают только один раз, женщины страдают все время. Конечно, это тяжело. Но я представить себе не могу, чем бы мы занимались, если б не было войны.

— Вы, к примеру, могли бы, ничего и никого не опасаясь, гулять под солнцем, — сказал я. — Восстановили бы свои города на поверхности планеты, посвящали бы свои досуги культурным развлечениям и иным удовольствиям. Вы могли бы вести торговлю с другими странами, путешествовать по свету и, куда бы ни отправились, повсюду находили бы друзей, а не врагов.

Балзо Джана мои слова, по всей видимости, не очень убедили, и он посмотрел на меня скептически.

— Что, в том мире, из которого ты попал к нам, люди живут именно так? — недоверчиво поинтересовался он.

— Увы, незадолго до моего появления здесь, на Земле тоже началась большая война, в которую оказалось втянуто несколько стран, — вынужден был признать я.

— Вот видишь, — подхватил Балзо Джан, — война — это естественное состояние людей, вне зависимости от того, в каком мире они живут.

Тем временем мы пролетали уже над южной оконечностью Униса. Слева от нас виднелись великолепные горные вершины Лораса, а справа — огромная река, впадающая в море к югу от Орвиса. Это, действительно, гигантская река, протяженностью примерно в пять тысяч миль. Сравнить ее можно, пожалуй, только с Амазонкой. Расстилавшаяся под нами местность отличалась чрезвычайной красотой, следов войны почти не было заметно. Здесь повсюду расположены крупные подземные города, и Трудовые Отряды немедленно ликвидируют все последствия налетов авиации Капаров, едва только улетают самолеты противника.

Во всех направлениях внизу расстилались зеленые поля — свидетельство того, что, несмотря на ожесточенные бомбардировки Капаров, на этом континенте по-прежнему активно занимаются сельским хозяйством. Но я-то хорошо знал, чего стоит этим людям вырастить и собрать урожай, подвергаясь непрерывным налетам и бомбардировкам врага.

Однако с высоты эти места казались поистине райским уголком. Может, размышлял я, они и определены мне свыше для той самой загробной жизни, на которую надеются и о которой молят Господа миллионы людей на Земле? Я уже вполне готов был поверить, что мое чудесное перемещение в другой мир — случай вовсе не исключительный и не единственный в своем роде. В огромной Вселенной могут находиться миллионы планет, так далеко отстоящие от Земли, что ее обитатели никогда не узнают о их существовании.

Я поделился своими мыслями с Балзо Джаном.

— Раньше, до войны, наш народ исповедовал религию, согласно которой после смерти человек попадает на Увалу, одну из планет нашей солнечной системы, находящуюся по другую сторону от Омоса, — ответил он. — Но сейчас у нас нет времени на религию, мы должны постоянно думать только о войне и заниматься только ею.

— Так ты не веришь в загробную жизнь? — спросил я. — Знаешь, я прежде тоже не верил, а теперь верю.

— А ты действительно попал к нам из другого мира? — поинтересовался Балзо Джан. — Ты на самом деле умер там и возродился здесь, на Полоде?

— Я знаю одно: я был сбит вражеским самолетом за линией фронта, — уклончиво ответил я. — Пулеметная очередь пробила мне сердце, и в течение пятнадцати секунд я еще сохранял сознание. Отчетливо помню, как самолет потерял управление и стал падать на землю. А человек с простреленным сердцем, падающий на землю в неуправляемом самолете с высоты десять тысяч футов едва ли может остаться в живых,

— Я с этим вполне согласен, — подтвердил Балзо Джан. — Но как ты попал сюда?

Я пожал плечами.

— Мне известно об этом не больше, чем тебе, — ответил я. — Порой мне кажется, будто все происходящее со мной — всего лишь сон, и я вот-вот должен проснуться.

Балзо Джан покачал головой.

— Ты-то, может быть, и спишь, — произнес он. — А я нет. Я нахожусь здесь и знаю, что ты тоже здесь, рядом со мной. Возможно, ты покойник, однако по тебе этого никак не скажешь. Кстати, каково оно, умирать?