Блокада. Трилогия

— Оберштурмбаннфюрер, — заорал второй пилот, пытаясь перекричать гул двигателей, — последний аэродром, где мы можем сесть — в сорока километрах к югу.

— Ну, так садитесь, черт вас возьми, — раздраженно крикнул в ответ Гегель.

— От этого аэродрома до ущелья Клыч — еще пятьдесят километров. Вы могли бы спрыгнуть с парашютом над самим перевалом и здорово сэкономить время.

«Вот идиот, — подумал Гегель. — Чтобы совершать такие прыжки, надо быть асом. Ночью, на горный склон… похоже на дурацкий способ самоубийства. А если отказаться, этот индюк подумает, что я трушу».

С другой стороны, пробираться по враждебным горам целых пятьдесят километров ему вовсе не улыбалось. Конечно, генерал Ланц докладывал, что вся дорога от Майкопа до перевалов очищена от красноармейцев и партизан… но недавний огонь зениток навел Гегеля на мысль о том, что генералы порой выдают желаемое за действительное.

— Вы гарантируете, что пройдете именно над тем перевалом? Мне вовсе не улыбается спрыгнуть на позиции русских.

Второй пилот — мерзавец! — позволил себе снисходительно улыбнуться.

— Не беспокойтесь, оберштурмбаннфюрер. В радиусе пятидесяти километров все перевалы в наших руках.

«Так я тебе и поверил», — подумал Гегель злобно, но вслух сказал:

— Отлично. Только предупредите генерала Ланца, чтобы меня не подстрелили в воздухе как советского парашютиста.

Он вывалился в раскинувшуюся под крыльями самолета ночь, проклиная второго пилота и собственную гордость. Внизу тускло блестели стремительно увеличивающиеся изломы горной цепи. В ушах бешено свистел ветер. Через несколько секунд, превратившихся для Гегеля в вечность, он услышал сильный хлопок и почувствовал, как натянувшиеся стропы подкинули его вверх, словно на батуте. Падение замедлилось, теперь оберштурмбаннфюрер видел вздымавшуюся на востоке снежную громаду Эльбруса, черные шрамы ущелий и широкие языки ледников. Перевал с такой высоты выглядел беспорядочным нагромождением острых граней и массивных глыб; мысль о том, что там можно приземлиться, не переломав себе все кости, сейчас показалась Гегелю безумной.

«Нужно сделать так, чтобы меня снесло в ущелье, — решил он. — Там, возможно, опуститься будет проще».

Он принялся лихорадочно дергать стропы, чтобы изменить траекторию полета. Ветер мягко ударил в лицо, комбинезон сдавил грудь так, что Эрвин не мог даже вздохнуть. Выплевывая сквозь зубы проклятия, он принялся отжимать лямки комбинезона. Снизу медленно наплывали покрытые снегом уступы, видны были черные фигурки солдат и огоньки походных костров. Судя по всему, маневр оберштурмбаннфюрера не удался — его по-прежнему сносило прямо на перевал.

Когда до поверхности оставалось не больше ста метров, сильный порыв ветра вдруг потащил парашют в сторону. Под ногами Гегеля внезапно разверзлась бездна.

— Mein Gott! — онемевшими губами прошептал оберштурмбаннфюрер.

Его несло прямо на гранитный склон, круто срывавшийся в глубину. Плавное до того падение ускорилось, попытки управлять парашютом с помощью строп ни к чему не приводили. За мгновение до того, как поблескивающий слюдой скальный массив надвинулся и заслонил горизонт, Эрвин глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Удар о скалу вышиб из него воздух.

Несколько секунд он падал — просто скользил вдоль отвесной стены, весь сжавшись в ожидании неизбежного конца. Потом его рвануло вверх с такой силой, что Гегель услышал, как хрустят кости и мышцы. Парашют, зацепившись где-то наверху за острый скальный выступ, застрял и спас оберштурмбаннфюрера от падения в пропасть.

— Эй, — донесся сверху чей-то зычный голос, — вы живы, приятель?

— Да, — крикнул Гегель и тут же скривился от пронзившей ребра боли. — Вытащите меня отсюда, здесь чертовски неуютно!

— Не беспокойтесь, — заверил его голос, — теперь-то все будет в порядке!

Спустя полчаса завернутый в теплый плед Гегель сидел в палатке лейтенанта горных стрелков Райнера и пил щедро предоставленный в его распоряжение коньяк. Райнер реквизировал целую бочку коньяка где-то внизу, в долинах, и, невзирая на запреты начальства, приволок его на перевалы. Егеря, по словам лейтенанта, были чрезвычайно благодарны ему за это решение — хоть тащить бочку в горы было трудно, зато теперь без проблем можно было промочить горло на сон грядущий.

— Вы герой, оберштурмбаннфюрер, — говорил Райнер, поднимая бокал за здоровье своего гостя. — Прыгнуть с парашютом при такой видимости, да еще на этот чертов склон! Вы, верно, проходили обучение в полку «Герман Геринг»?

— Нет, я вообще не имею отношения к Люфтваффе, — покачал головой Гегель. — У меня просто не было другого выбора, лейтенант.

Ему даже понравилось, как скромно и в то же время достойно прозвучал его ответ. Коньяк живительным теплом растекался по жилам, смягчая боль в груди — Гегель подозревал, что пара ребер у него все-таки треснула.

— Прозит, оберштурмбаннфюрер! Значит, вы говорите, вам нужна фрау фон Белов?

— Верно. Вы знаете, где ее найти?

Три дня назад она вместе с егерями фон Хиршфельда ушла вниз, в ущелье. И с ней этот здоровяк, телохранитель фюрера. С тех пор я о них ничего не слышал.

— А что сейчас там, внизу?

— Война, — пожал плечами Райнер. — Это мы тут сидим и полируем желудки трофейным коньяком, а там ребята майора Залминтера занимаются настоящим делом. Русские пытаются сдержать наше наступление вдоль по ущелью, им по воздуху доставляют оружие и боеприпасы, но у них не хватает людей. Вот и все, что я знаю, оберштурмбаннфюрер.

— А кто… — начал, было, Гегель, но тут у входа в палатку послышался какой-то шум. Эрвин оглянулся и увидел высокого худощавого офицера с орлиным пером за кантом бергмютце.

— Позвольте представить вас, господа, — слегка запинаясь, сказал Райнер. — Оберштурмбаннфюрер Эрвин Гегель, служба безопасности. Гауптманн горных егерей Хайнц Грот, правая рука генерала Ланца. Присаживайтесь, Хайнц, у нас есть коньяк…

— У вас всегда есть коньяк, Райнер, — весело сказал худощавый. Глаза у него были зеленые, с сумасшедшинкой. — Очень рад знакомству, оберштурмбаннфюрер. Нет-нет, Райнер, мне не наливайте, у меня завтра ответственный день. Мы идем на Эльбрус.

— На Эльбру-ус? — протянул лейтенант. Гегель подумал, что он уже порядочно набрался.

— Да. Я только что с юго-восточного склона. Там есть альпинистский лагерь, Приют Одиннадцати. Сегодня мы его взяли — ну, или, если угодно, я его взял, причем без единого выстрела!

— Ладно вам заливать, Хайнц! Русские, наверное, просто сбежали оттуда?

— Вовсе нет, — Грот повернулся к Гегелю. — Вы тоже мне не верите, оберштурмбаннфюрер?

— Отчего же, — сказал Эрвин. — Но любопытно было бы послушать, как вам это удалось.

— А! Проще простого. Приют, должен вам сказать, расположен на четырех тысячах ста тридцати — ну, то есть, довольно высоко. Обычно на такой высоте человека охватывает вялость, апатия, напрягаться решительно не хочется. Но у меня в роте были сплошь альпинисты, которым к высоте не привыкать. А у русских там были обычные красноармейцы. Впрочем, довольно храбрые ребята оказались. Ну, так вот. Мы с оберлейтенантом Шнейдером поднялись к приюту, и там я разделил свою роту на две части. Одна залегла прямо перед зданием — это, кстати, довольно большая трехэтажная гостиница — а Шнейдер со своими стрелками незаметно поднялся на склон и занял высоту над Приютом.

— Стратег, — уважительно сказал Райнер, подливая коньяк Гегелю. — Ваше здоровье, Хайнц!

— Спасибо. После этого мне оставалось только пойти к хижине и сдаться в плен находившимся там русским.

— Сдаться? — Райнер едва не подавился коньяком.

— Ну да. Они поначалу обрадовались — как же, захватили такую важную птицу… Но потом, когда я им объяснил что к чему, призадумались. Ведь они, по сути дела, оказались в мышеловке. Отступать им было некуда. Попробуй они высунуться из гостиницы — стрелки Шнейдера перещелкали бы их как куропаток на снегу. Отстреливаться из окон они могли сколько угодно… до тех пор, пока у них не кончились бы патроны. Они, конечно, страшно разозлились и хотели меня расстрелять. Даже к стенке уже поставили. Но потом сообразили, что убив меня, только подпишут себе приговор.