Секториум (СИ)

Новое сердце Индер вырастил сам и показал, как оно бьется в контейнере: энергичное, мясистое, с толстыми сосудами, нанизанными на имитатор кровотока. Оно еще больше напугало пациента.

— Я ведь должен малого везти в бассейн, — жаловался он. — Аленку просить совестно. Она такой занятой человек.

— Я отвезу.

— Правда? Тогда погляди, чтоб он вытерся насухо. А то опять высыплет гербес. И голову пускай как следует сушит феном.

— Я сама его вытру и голову высушу, — пообещала я, но Володя на операционный стол не спешил.

— Если вдруг слягу, скажи, дедушка, мол, простыл, но как поправится, сам ему позвонит. А если я чего доброго в ящик сыграю…

Сердитый Индер вышел в коридор, засучив рукава.

— Вот он где! Мы начнем или нет? — спросил он напуганного Володю.

— Так вот, если я тут загнусь ненароком…

— Не загнешься, — сказала я. — В крайнем случае, Индер тебя разогнет, если не уедет в отпуск. Индер, тебе же пока не надоело у нас работать?

— Шевелись, Вова, — сказал Индер немощному дедуле. — У меня кроме тебя дел полно. — И оба скрылись за дверью медицинской комнаты.

Индеру действительно у нас не надоело. Этому факту я затрудняюсь найти объяснение. Разве что, единственное — с появлением Гумы вся рутина свалилась с его плеч и дала возможность заниматься творчеством. Просто Индер, на правах старослужащего, взял на себя руководство вторым сотрудником и руководил им от подъема до отбоя. А если еще точнее, после возвращения Индера из отпуска, в лаборатории воцарилась самая настоящая дедовщина. Гума ни секунды не сидел без дела. Он драил, скоблил, стирал и пылесосил все вокруг. Индер же покидал кресло только ради сложных операций и опытов, которые не мог доверить «салаге». Остальное время он раскладывал пасьянс и предавался углубленному самоанализу.

Гума носился торпедой по модулям, предлагая свои услуги в качестве уборочного комбайна. Он брался поливать цветы, чистить садовые камни и однажды согласился пожарить картошку для Миши, когда я была занята. Он хватался за любую работу лишь бы не попадаться Индеру на глаза. Никто из секториан с той поры слова поперек от Гумы не слышал, и это устроило всех. Патологический энтузиазм этого гуманоида наконец-то был применен в дело. Теперь секториане боялись, что однажды Гума не выдержит и сбежит от нас. Стены в офисе потеряют блеск, и мне придется самой заниматься садом. Но Гума, с присущим ему упорством, продолжал терпеть тяготы бытия. Впрочем, может быть, он не покинул нас только потому, что от Индера не поступало соответствующей директивы.

Незаметно я уснула в офисе, а когда проснулась, был день-деньской. Никто из секториан на работу не торопился. Про Володю известий не было. Сириус, вероятно, спал, и мне пора было последовать его примеру, но из лифта на меня выпрыгнул возбужденный Миша. Выбежал в коридор, огляделся бешеными глазами.

— Ксюха не появлялась?

— Нет, спит еще твоя Ксюха.

— С кем спит? Где спит? — закричал он. — С вечера дома не появлялась. Мать всех подруг обзвонила. Она даже в универ не зашла!

— Она сидела вчера допоздна.

— А потом?..

— Погоди-ка, — вспомнила я, — кажется, Имо собирался везти ее на машине.

Также яростно Миша выпрыгнул из лифта в мой модуль.

— Ты ее отвозил? — долетали до меня нервные реплики из комнаты, где спали ребята. — Когда? Дай ключи от машины! Дай немедленно!

Бряцая ключами, Миша вернулся в лифт, за ним выглянул заспанный Имо.

— Что это с ним? — спросил он.

— Ксения сегодня не ночевала дома, — объяснила я.

Мы помолчали Мише вслед. Имо — даже с подозрительным соучастием.

— Ты ведь отвез ее домой?

— Нет, — сказал Имо.

— Куда же ты ее дел?

— Куда просила.

Он пошел одеваться, а я за ним.

— А куда она просила?

Имо оделся и направился к лифту, на ходу застегивая куртку.

— Имо, куда ты дел Ксю?

— Я отвезу, — ответил Имо.

— Отвези, голубчик, отвези! И машина целее будет и Миша… Да проследи, чтобы он вел себя там прилично, слышишь?

Для верности я перезвонила в машину:

— Миша, что бы там ни было, держи себя в руках! Она все-таки взрослая девушка.

— Кто взрослая девушка? — вспылил Миша. — Соплюха малолетняя, вот она кто! — и снова напустился на Имо. — Ты соображай, что делаешь! Нахрена ты хрен знает куда ее повез?! Она же девочка! Де-во-чка! Она же своих мозгов не имеет! Ей же черт знает что в головенку взбредет!

— Это точно, — согласилась я. — Откуда могут взяться мозги у твоей дочери? Это был бы генетический нонсенс.

— Что-то случилось? — спросил Джон, разбуженный нашей возней.

— Ничего. Спи, сынок. Нормальная утренняя бытовуха.

Зареванная Ксю явилась на работу к обеду. Вошла в компьютерную, скинула плащ, подкрасилась немного за монитором, но работать не стала. Она была слишком зла, чтобы работать. Ей надо было поругаться. С этой целью она явилась предо мной на пороге холла.

— Скажите вашему Борисычу, чтобы оставил меня в покое, — произнесла она. — Я буду выслушивать его нотации только по работе и только в рабочее время. В личной жизни пусть до меня не цепляется, иначе мы расстанемся навсегда.

— Ты только ему угрожаешь или всем нам?

— Он меня достал! — всхлипнула Ксю, и косметика потекла ручьями.

— Сядь, не кричи на весь коридор, напугаешь лаборантов.

Обливаясь слезами, она плюхнулась в кресло и стала размазывать пудру по щекам носовым платочком.

— Я знаю, что он мой папашка! Не надо меня дурой считать! Скажите ему, что я знаю, и пусть отцепится.

— Думаешь, он отцепится?

— А что ему надо?

— Чтобы с тобой было все в порядке.

— Со мной и так все класс… было, пока он не влез…

— Ксюша, я, конечно, понимаю, что он виноват перед тобой, но и ты пойми…

— Ничего он не виноват, — рыдала она. — Вы же ничего не знаете! Не виноват он совсем. Ему мамаша запретила. Сказала, милицию вызовет, если он ко мне подойдет.

— Боже мой…

— Когда он деньги приносил, в комнате меня запирала. Говорила, дядька с работы. Я же сразу его узнала, в первый же день! В первую же секунду. Я уже тогда заподозрила, когда вы отчество спросили…

— Почему, Ксюша? Зачем мама так делала?

— А то вы не знаете?

— Я и предположить не могу. Поверь, что я в шоке.

Ксюша не поверила, но реветь перестала.

— Конечно…

— Ей-богу, не знаю.

— Вы не знали, что он преступник?

— Борисыч???

— Почему же он скрывается? У вас же тут шайка, и все прячутся от милиции! Что он натворил? Тоже не знаете?

— Борисыч???

— Наверняка прибил кого-то. Просто так имена не меняют.

— Кто это менял имена?

— Если я расскажу, обещаете молчать? — она придвинулась поближе. — Человек с таким именем погиб во время Афганской войны, а папаша просто выкрал его документы. И не смотрите на меня так. Мы все узнали точно. Тот, настоящий Галкин, давно опознан родственниками и похоронен, а этот…

— Стоп! Как похоронен?

— Откуда я знаю? — удивилась Ксюха.

— Хочешь сказать, что у него есть могила? Ты была там?

— Что я там забыла?

— А мама? Что говорила мама? Что она вообще рассказывала тебе об отце?

— Что он проходимец и негодяй, — призналась девушка.

— Ну, может быть… она по-своему права…

— И еще она сказала, что я — его вылитая копия.

— Наверно, маме виднее. Только я не понимаю, как он мог быть похоронен да еще опознан родственниками? Ну-ка, пойдем, разбираться.

Ксюша дошла за мной до лаборатории и уперлась. Я не настаивала. Ни к чему ей было любоваться внутренностями Володи. Индер к тому времени закончил дело, сдал пациента на попечение Гумы и раскладывал пасьянс на операционном столе.

— Индер, когда Мишу вынули из ямы и привезли сюда, ты делал клона?

— Делал, — ответил Индер.

— Пойдем, расскажешь Ксении.

— Ну, делал, — подтвердил Индер в присутствии девушки. — Нога совсем отгнила. Я решил, если ногу отращивать, так пусть и туловище будет.