Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)

— Мне кажется, что я не делал никаких движений, — ответил он на вопрос Мельникова. — Вы сами запретили мне шевелиться. Я сидел неподвижно.

— Но ведь нельзя сомневаться, что именно ты пустил в ход двигатели корабля. Ты помнишь, перед тем как войти в это помещение, мы видели синий круг с жёлтыми линиями? Такой же круг появился перед тобой, когда ты сел в это кресло. Это было предупреждающим сигналом. В первом случае он был адресован нам обоим, во втором — только тебе.

— Да, это как будто так, — согласился Второв. — Но я хорошо помню, что не делал никаких движений.

— Выходит, что звездолёт взлетел потому, что ты сказал о взлёте. Но этого не может быть. Я допускаю, что автомат может быть настроен на звуки, но ведь фаэтонцы не могли знать русского языка. Кроме того, звуки их речи совсем не похожи на наши.

— Это конечно. Я сказал — хорошо помню, что вот я делаю нужное движение и звездолёт… звездолёт… Борис Николаевич, у меня мелькнула сейчас дикая мысль! И двери! Понимаете, двери!

— Какие двери?

— Двери на корабле. Пятиугольные контуры.

— Ничего не понимаю.

— Уйдёмте отсюда, — сказал Второв, — я, кажется, понял. Наш разговор нельзя продолжать здесь.

— Я уже думал, что лучше уйти, — сказал Мельников, тщетно стараясь догадаться, о чём говорит его товарищ. — Но нет кнопок.

— Тем лучше, — и с этими странными словами Второв повернулся к тому месту, где находился вход.

Пятиугольный контур появился мгновенно. Несколько секунд, и проход открылся.

— Вот видите, — дрожавшим от волнения голосом сказал Второв. — Я прав. Автоматика работает исправно. А мы думали, что она испортилась.

Мельников ничего не понимал. Уж не сошёл ли Геннадий с ума? О чём он говорит?

Они проскользнули в отверстие, и оно тотчас же закрылось за ними.

— А вот закрываются они без этого, — сказал Второв. — Ах, фаэтонцы! Милые, мудрые фаэтонцы!

— Будь добр, — сказал Мельников. — Объясни! Что это значит?

— Это значит, что мы с вами спасены. Управлять кораблём можно, и даже очень просто.

— Ну, говори скорее!

— Сначала я произведу один опыт, — сказал Второв. — Это будет окончательным доказательством. Смотрите!

Он замер неподвижно.

Прошла секунда — и прямо перед ними снова вспыхнул синий круг. Вслед за этим дверь в помещение пульта открылась.

— А сейчас она закроется, — сказал Второв.

Дверь действительно закрылась.

— Ну вот! — Второв провёл по лбу, словно вытирая пот. — Всё ясно!

— Неужели это мысли?

— Нет, не мысли. Человек думает словами. Это другое. Тут, несомненно, что-то связано с биотоками организма. Теперь я знаю, почему мы взлетели. Когда я сказал эту роковую фразу, я отчётливо представил себе, как звездолёт взлетает. Представил реально, зримо. Как будто я сам… понимаете, это трудно объяснить, но вот например: вы можете, глядя на какой-нибудь предмет, скажем на стул, попытаться поднять его мыслью? Нет, не мыслью, а поднимающим ощущением? Я, право, не знаю, как вам объяснить.

— Объяснять не нужно. Ты безусловно прав. Автоматика корабля управляется биотоками. Очевидно, у фаэтонцев была высоко развита дисциплина мысли. И не только мысли, но и воображения. Теперь я понимаю, почему двери открывались не сразу. Они ждали, пока ты их откроешь, бессознательно, в силу желания, чтобы они открылись. Я помню, к одной двери я подошёл один, ты отстал, и она упорно не открывалась. Открылась только после того, как подошёл ты. У меня нет такого сильного воображения, как у тебя. Ты более нервный, и твоё воображение легко вызывает биоток. А механизмы фаэтонцев чрезвычайно чувствительны.

— Кто мог подумать об этом?

— Подумать мы могли, но нам просто не пришло это в голову. Техника биотоков не новость на Земле. Она уже существует, но пока не может достигать таких высот, как у фаэтонцев.

— И получается, — грустно сказал Второв, — что во всём виноват я один. Будь с вами кто-нибудь другой…

— …корабль бы не взлетел, — докончил Мельников. — Нет, Геннадий, так рассуждать нельзя. Если бы да кабы!.. Ты поднял корабль, ты и вернёшь его на Венеру. Сейчас наше счастье именно в том, что твоё воображение и твои нервные импульсы достаточны, чтобы влиять на механизмы корабля. Но надо быть исключительно осторожным. Например, резкий поворот звездолёта погубит нас.

— Вряд ли они сами целиком полагались на себя, — сказал Второв. — Это слишком опасно. Скорее всего, биотоком можно пустить в ход двигатели, заставить корабль повернуть, лететь быстрее или медленнее. Но техника всех этих манёвров, вероятно, автоматизирована, чтобы не перейти опасных пределов. Пример у нас есть. Ускорение закончилось без моего участия.

— А ты в этом уверен? Может быть…

Второв опустил голову.

— Уверен, — сказал он чуть слышно. — Мне стыдно, но все мои мысли и ощущения были парализованы страхом.

— Спасительный страх, — весело сказал Мельников. — Ты мог остановить двигатели, и корабль упал бы обратно на Венеру. В этом случае от нас мало что осталось бы. Так что всё к лучшему. А теперь я советую отдохнуть и затем приступить к работе.

— Отдыхать? — удивился Второв. — А есть ли у нас на это время?

— Вполне достаточно. Тебе предстоит тяжёлая нагрузка. Будешь учиться управлять звездолётом. А для этого надо быть совершенно свежим. В таком состоянии, как сейчас, ничего предпринимать нельзя. Кроме катастрофы, ничего не получится. Наше спасение зависит от твоего спокойствия. Спать, и не меньше восьми часов.

— А «СССР-КС3»? Он может нас догнать в любую минуту.

Мельников вздохнул.

— Увы! — сказал он. — Они нас не догонят. И потому не догонят, что не увидят. Относительно «СССР-КС3» мы находимся прямо напротив Солнца, безнадёжно затеряны в его лучах. Они не могут увидеть нас.

— Но вы говорили…

— Говорил для тебя. Но сейчас ты спокоен, и можно сказать прямо: на «СССР-КС3» нечего надеяться. Я не сомневаюсь, что они ринулись в погоню за нами, но, убедившись в неосуществимости своего намерения, вернулись на Венеру. Там мы и найдём их.

— Вы думаете, что они вернулись?

— Ни минуты не сомневаюсь. Работу надо закончить.

Второв ничего не ответил. «В самом деле, — подумал он, — почему экспедиция должна прервать работу? Погибли ещё двое, это не причина. Пора уж мне привыкнуть к выдержке и самообладанию людей, в среду которых я попал». Вслух он сказал другое:

— Мы летим к Солнцу. Не лучше ли, прежде чем отдыхать, сделать попытку повернуть в другую сторону?

— Солнце, — ответил Мельников. — Оно очень далеко. Если мы даже падаем на него, то и тогда в нашем распоряжении несколько недель. Прежде чем ты как следует отдохнёшь, я не пущу тебя к пульту.

— Давайте отдыхать, — покорно согласился Второв.

В мире без веса кровати не нужны. Человек может спать в любом положении на воздухе. Но сила привычки заставила Мельникова и Второва перейти в помещение, где они видели гамаки фаэтонцев. Сделанные из чего-то очень похожего на шёлковые нити, эти гамаки были для людей коротковаты, но это обстоятельство не играло никакой роли. Не лежать, а только прицепиться к ним — больше ничего не требовалось, Так они привыкли спать на своём корабле.

Оба завернулись в сетки.

— Очень неприятна прозрачность стенок, — сказал Второв.

— Это от тебя зависит, — усмехнулся Мельников.

— А вы сами?

— Увы! Я никогда не отличался богатым воображением. Могу только подумать, а требуется другое. Попробуй ты, Геннадий.

Второв закрыл глаза. Стараясь как можно реальнее представить себе звёздный мир, окружающий корабль, он затем мысленно вообразил, что стенки перестали быть прозрачными. Звёзды исчезли… Кругом металлические стены…

— Браво! — услышал он возглас Мельникова.

Второв открыл глаза. В первый момент он даже не поверил: его желание было исполнено. Он поймал себя на самодовольной улыбке. Не чудесно ли это, — мгновенное исполнение желания? Что это за волшебная техника, реагирующая на мысленный приказ? Не сон ли это?..