Золотое руно (сборник)

Голос Киллиан был очень мягок.

– Но мистер Салливан, один из вас должен был остаться в этом теле…

– Я знаю, я знаю, я знаю. – Я покачал головой и сделал несколько шагов вперёд. В кабинете сканирования не было окон, что, вероятно, и к лучшему: не думаю, что я сейчас был готов к встрече с миром. – И тот из нас, кто так и остался в этом проклятом теле с этим проклятым мозгом, по‑прежнему обречён.

6

Я внезапно оказался где‑то ещё.

Это был моментальный переход, словно переключение канала в телевизоре. Я мгновенно оказался в каком‑то другом месте – в другом помещении.

Поначалу я был ошеломлён странным физическим ощущением. Конечности у меня как будто онемели, словно я спал, поджав их под себя. Но я не спал…

И в этот момент я осознал одну вещь, которую больше не ощущал – пропала боль в левой лодыжке. Впервые за два года с тех пор, как я упал с лестницы и надорвал связку, я не ощущал в ней никаких болей вообще.

Но я помнил эти боли, и…

Я помнил!

Я по‑прежнему оставался самим собой.

Я помнил своё детство в Пойнт‑Кредите.

Помнил, как каждый день по дороге в школу дрался с Колином Хэйги.

Помнил, как первый раз прочитал «Диномир» Карен Бесарян.

Помнил, как разносил «Торонто Стар» – в те времена, когда газеты были бумажными.

Помнил блэкаут 2015‑го года и самоё тёмное небо в моей жизни.

И я помнил, как у меня на глазах свалился отец.

Я помнил всё.

– Мистер Салливан? Мистер Салливан, это я, доктор Портер. Поначалу вам может быть трудно говорить. Не хотите ли попробовать? Как вы себя чувствуете?

– Орош‑о. – Слово прозвучало странно, так что я повторил его несколько раз: – Орош‑о. Орош‑о. Орош‑о. – Мой голос звучал как‑то не так. Но, с другой стороны, я сейчас слышал его так же, как Портер, моими собственными внешними микрофонами – ушами, ушами, ушами! – без дополнительного резонанса в носовых пазухах моей биологической головы.

– Великолепно! – обрадовался Портер; он был бестелесным голосом, звучащим откуда‑то из‑за пределов моего поля зрения, и я никак не мог определить направление на него. – Не хватает дыхательной аспирации, – продолжил он, – но вы научитесь это делать. Далее, у вас сейчас может быть множество новых ощущений, но вы не должны чувствовать никаких болей. Это так?

– Да. – Я лежал на спине, предположительно, на каталке, которую видел раньше, уставившись в белый потолок. Да, имелся некоторый недостаток чувствительности, своего рода онемение – хотя я ощущал мягкое давление на тело от, я полагаю, махрового халата, в который я был предположительно одет.

– Хорошо. Если почувствуете какую‑то боль, дайте мне знать. Вашему мозгу может потребоваться некоторое время, чтобы научиться интерпретировать сигналы, которые он получает; мы сможем исправить любой дискомфорт, если он появится. Вы меня понимаете?

– Да.

– Теперь, прежде чем мы начнём двигаться, давайте убедимся, что ваши коммуникационные способности в порядке. Посчитайте, пожалуйста, в обратном порядке от десяти.

– Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Щетыре. Три. Два. Один. Ноль.

– Очень хорошо. Попробуйте ещё раз «четыре».

– Щетыре. Шэтыре. Чэтыре .

– Продолжайте.

– Щетыре. Жетыре.

– Снова проблема с аспирацией, но вы справитесь.

– Жэтыре. Шэтыре. Чэ‑тыре. Четыре!

Я услышал, как Портер хлопнул в ладоши.

– Отлично!

– Четыре! Четыре! Четыре!

– Да, да, я думаю, вы с этим справились.

– Четыре! Черепаха, чаща, чечевица, ночь, дочь, картечь. Четыре!

– Здорово. Вы по‑прежнему хорошо себя чувствуете?

– По‑прежнему… ох…

– Что? – спросил Портер.

– Зрение на секунду пропало, но снова появилось.

– Правда? Такого не должно…

– О, и вот опять…

– Мистер Салливан? Мистер Салливан?

– Я… чувствую… ох…

– Мистер Салливан? Мистер Салли…

Ничто. Я не знаю, как долго это длилось – ни малейшего понятия. Полнейшее ничто. Когда я пришёл в себя, то заговорил:

– Док! Док! Вы здесь?

– Джейк! – голос Портера. Он шумно выдохнул, словно испытывая глубочайшее облегчение.

– Что‑то случилось, док? Что это было?

– Ничего. Совершенно ничего. Э‑э… а‑а… как вы себя чувствуете?

– Странно, – сказал я. – Я как будто другой – тысящей разных способов, которые не могу описать.

Портер какое‑то время молчал – должно быть, на что‑то отвлёкся. Но потом сказал:

– Тысячей.

– Что?

– Вы сказали «тысящей», а не «тысячей». Попробуйте ещё звук «ч».

– Тысящей. Тысяшэй. Тыся‑чэй. Тысячей.

– Хорошо, – сказал Портер. – Разница в ощущениях – это нормально, но если в целом вы чувствуете себя хорошо…

– Да, – сказал я. – Просто великолепно.

И в этот самый момент я осознал, что это так и есть. Я был расслаблен. В первый раз за многие годы я пребывал в покое и безопасности. Массированное кровоизлияние в мозг мне больше не грозило. Нет, теперь я буду жить совершенно нормальной жизнью. Я доживу до своих библейских семидесяти; доживу до восьмидесяти трёх – ожидаемой продолжительность жизни мужчин, родившихся в 2001 году, по данным Статистической службы Канады; и буду жить дальше. Я буду жить . Всё остальное – вторично. Я проживу долго‑долго – без паралича, без превращения в овощ. Какие бы трудности ни ждали меня на этом пути, оно того стоило. Теперь я это знал.

– Очень хорошо, – сказал Портер. – Теперь давайте попробуем что‑нибудь простое. Посмотрим, сможете ли вы повернуть голову в моём направлении.

Я сделал, как он просил – и ничего не произошло.

– Не работает, док.

– Не волнуйтесь. Это придёт. Попытайтесь ещё раз.

Я попытался, и в этот раз голова в самом деле перекатилась налево и…

И… и… и…

О Господи! О Господи! О Господи!

– Этот стул вон там, – сказал я. – Какого он цвета?

Портер удивлённо повернулся.

– Э‑э… зелёного.

– Зелёного! Так вот как выглядит зелёный! Это… это круто , правда? Так приятно глазу. А ваша рубашка, док? Какого цвета ваша рубашка?

– Жёлтого.

– Жёлтого! Вау!

– Мистер Салливан, вы… вы дальтоник?

– Больше нет!

– Боже! Почему вы нам не сказали?

Почему я им не сказал? «Потому что вы не спрашивали» было бы правдивым ответом, но я знал, что есть и другие. По большей части я боялся, что если я об этом скажу, то они станут настаивать на воспроизведении этой особенности моей личности.

– Какого рода дальтонизмом вы страдаете… страдали?

– Дей‑чего‑то‑там.

– Дейтеранопия? – подсказал Портер. – У вас недостаток М‑колбочек?

– Да, вот это самое. – Почти ни у кого не бывает полной цветовой слепоты; другими словами, почти никто не видит мир чёрно‑белым. Мы, дейтеранопы, видим мир в оттенках синего, оранжевого и серого, так что многие цвета, которые кажутся контрастными человеку с нормальным зрением, для нас выглядят одинаково: мы видим красный и жёлто‑зелёный как бежевый; розовый и зелёный как серый; оранжевый и жёлтый как цвет, который, как мне говорили, был цветом кирпича; сине‑зелёный и пурпурный как лиловый; индиго и бирюзовый как голубой.

Лишь синий и оранжевый выглядят для нас так же, как и для людей с нормальным зрением.

– Но теперь вы видите цвета? – спросил Портер. – Потрясающе.

– Это точно, – восхищённо согласился я. – Всё такое… такое пёстрое. Думаю, я до сих пор не понимал толком, что значит это слово. Какое чудовищное разнообразие оттенков! – Я перекатил голову на другую сторону, в этот раз практически не задумываясь. И обнаружил, что смотрю в окно.

– Трава – о Господи, только посмотрите! И небо! Какие они разные !

– Мы покажем вам что‑нибудь красочное на видео сегодня вечером, и…

– «В поисках Немо», – перебил я его. – Это был мой любимый мультик, когда я был маленький – и все восхищались тем, насколько он богат красками .