Майский день

— Конечно, — подтвердил Захаров. — Но…

— Большего от вас и не требуется. Думаю, такое злоупотребление командировочным фондом мне простится.

— Да, — сказал Захаров, вставая. — Спасибо.

— Это вам спасибо, Матвей Петрович. Я не думал о таком варианте, но теперь… Иначе, пожалуй, было бы просто нельзя. Документы вам подготовят к утру, — конвертоплан уходит в час, так что это мы успеем.

— Добро, — сказал Захаров. — Разрешите идти?

Левандовский улыбнулся.

— Идите, идите, Матвей Петрович. Отдохните, — выглядите вы, честно говоря, не ах, — а завтра часов этак в… — он прикинул, — в одиннадцать зайдите ко мне.

Когда Захаров вышел, Левандовскому показалось на миг, что в кабинете стало слишком пусто. Он вернулся к столу, сел в кресло-вертушку и вдавил клавишу селектора:

— Бетка, скомандуй, чтобы к утру были документы Захарову — он летит в Геную. Билет, виза… И разыщи-ка мне командира патрулей. Ему тоже нужны будут документы — он полетит в Прагу…

IX

Всплытием явно никто не управлял: «Дип Вью» стремительно шел вертикально вверх, и Зададаев напряженно следил за белой точкой на экране гидролокатора, — казалось, аппарат неизбежно должен ударить в днище «Руслана». Очевидно, так показалось не только ему, — на самых малых оборотах «Руслан» задним ходом отработал полтора-два кабельтова. Зададаев улыбнулся: у кого-то на мостике сдали нервы… Уж что-что, а позиция «Руслана» была определена правильно. Зададаев выбирал ее сам, а делом своим он занимался не первый год. Не успела еще белоснежная громада судна окончательно остановиться, как впереди, метрах в пятистах по курсу показался «Дип Вью». Как это обычно бывает при аварийном всплытии, аппарат вырвался из моря, словно пробка из бутылки шампанского. Сверкнув на солнце стеклянными гранями и металлическими полосами решетки, он взлетел метров на пять в воздух, а потом с грохотом рухнул в воду, взметнув гигантский фонтан брызг. Тотчас к месту его падения рванулся катер, уже спущенный с «Руслана». Переваливая разбегавшиеся концентрические волны, катер обнажал то сверкающий диск винта, то ярко-красное днище — от форштевня до самых боковых килей. На носу катера, держась за леера, стоял матрос с багром.

Зададаев снова посмотрел на экран гидролокатора: «Марта» медленно, по спирали поднималась к поверхности. С ней тоже явно все было в порядке. Зададаев облегченно вздохнул. «По крайней мере, все целы», — подумал он и перевел взгляд на пульт баролифта. Там перемигивались разноцветные огоньки контрольных лампочек, и в такт их коротким вспышкам оператор перебрасывал рычажки квитанционных тумблеров. Зададаев проследил его движения: донный люк задраен, остается убрать амортизаторы и через минуту-другую можно начинать подъем. Собственно, операцию можно считать законченной.

— Изображение, — негромко сказал Зададаев.

Над пультом вспыхнул маленький экран внутренней связи. Аракелов сидел на диване, сгорбившись и опустив голову на руки. Потом он выпрямился и стал медленно снимать ласт.

— Поднимайте, — скомандовал Зададаев и вышел из пультовой. После ее полумрака яркий солнечный свет показался болезненно-ослепительным, и с минуту Зададаев стоял, щурясь и ожидая, пока привыкнут глаза. Потом он закурил и неторопливо поднялся на мостик.

Капитан прохаживался по крылу мостика, как пантера по клетке, и выражение его лица не обещало ничего хорошего. Зададаев про себя от души порадовался этому. Конечно, и ему самому не поздоровится — за все подводные работы отвечает именно он. Но… Ему не привыкать, Аракелова он прикроет, а вот тому, в «Марте»… «Это хорошо, что Ягуарыч завелся, — подумал он, — достанется кое-кому на орехи…» Собственно, капитана звали просто Виктором Егоровичем, но прозвище Ягуарыч, которое он вполне оправдывал, укрепилось за ним давно и прочно.

Зададаев подошел к ограждению мостика. «Марта» уже всплыла на поверхность и теперь огибала «Руслан», направляясь к слипу.

— Что ж, — сказал Зададаев, — вот, похоже, и всё. Операция закончена.

— Для кого закончена, а для кого и нет, — отозвался капитан голосом, не обещавшим водителю «Марты» ничего хорошего.

— Да, — согласился Зададаев, — за такое гнать надо. В три шеи.

— И погоню, — рыкнул Ягуарыч. — Как пить дать. За судно и дисциплину на нем отвечаю я.

— Ну, сейчас отвечать придется кому-то другому, — улыбнулся Зададаев.

Ягуарыч только засопел. Такой реакцией Зададаев остался вполне доволен: она обещала взрыв мегатонн этак на тридцать.

— Я пойду встречу духа.

— Естественно, — не слишком любезно отозвался капитан, но Зададаев не обратил на это внимания.

— Добро, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

— Он тоже хорош, твой дух… — проворчал капитан. И хотя ворчание на этот раз было миролюбивым, Зададаев ощетинился:

— Совершенно верно, хорош. И когда он вытащил измерители течений, вы, помнится, были того же мнения.

Пару месяцев назад эта история наделала немало шума на «Руслане». Работы на очередной станции уже сворачивались, когда с борта вертолета, собиравшего буйковые регистраторы, сообщили о потере связки из семи измерителей течений. Полипропиленовый трос, которым они крепились к бую, оборвался, и приборы ушли на дно, на четырехкилометровую глубину. Не говоря уже о том, что измерители течений — игрушки достаточно дорогие, вместе с ними ушла и накопленная за шесть суток информация. А самое главное, ставилась под удар вся последующая работа — их комплект был на «Руслане» единственным. Пока доставят новые, пройдет минимум недели две — это при самом благоприятном стечении обстоятельств. В целом — ситуация невеселая.

Аракелов в это время уже закончил работу по программе станции и готовился к подъему на борт. Работал он на этот раз в горизонте три и пять — четыре ноль, то есть от трех с половиной до четырех километров глубины. Это решило дело: начальник экспедиции и капитан явились к Зададаеву и чуть ли не силой заставили его направить Аракелова на поиски пропавших измерителей. Сопротивлялся Зададаев не из окаянства: в принципе, батиандр мог работать под водой без подъема на поверхность семьдесят два часа. Из них шестьдесят представляли собой нормальный рабочий цикл; еще шесть были резервными, а шесть последних только давали ему шанс спастись при какой-то катастрофической ситуации, не гарантируя от необратимых последствий по возвращении. Чтобы батиандр не забыл об этом, жидкий кристалл на цифровом табло его часов постоянно менял цвет: зеленый сперва, к концу рабочего цикла он постепенно желтел, а потом начинал полыхать багровым светом. В жаргоне акванавтов прочно обосновались термины зеленое, желтое и красное время.

Шестьдесят часов Аракелов уже отработал. И скрепя сердце Зададаев разрешил ему вести поиск в продолжение желтого времени. «Пять часов, и ни минутой больше», — отстучал он, передавая Аракелову задание. Он прекрасно понимал, что шансы найти связку с измерителями за пять часов ничтожны. Но повторный спуск батиандра допускался согласно требованиям медицины не раньше чем через пять суток. А потому попытаться было необходимо. Желтое время у Аракелова давно вышло, а он все еще не появлялся в баролифте. Зададаев сидел в пультовой и курил не переставая. Наконец батиандр появился. Зададаев вздохнул и скомандовал подъем.

В ответ на разнос, который устроил ему Зададаев, Аракелов рассмеялся: «Да что вы, Константин Витальевич! Какой из меня лихач? Трезвый расчет, не больше. Просто я нашу медицину как свои пять пальцев знаю и ввожу поправочный коэффициент на перестраховку. Знаете, у нас на курсах практику вел старик Пигин, так он любил говаривать: «Подводники делятся на старых и смелых; мальчики, доживайте до седых волос!» Вот я так и стараюсь…» Зададаев рассмеялся, — ну что ты с таким будешь делать? На вопрос о потерянных приборах Аракелов, пригорюнившись, развел руками: «Простите, Константин Витальевич…» Зададаев махнул рукой: ладно, мол, главное — сам цел, но Аракелов продолжил: «Не сумел я их сам вытащить, придется теперь аквалангистам поработать: я трос к скобе баролифта привязал…»