Белый Всадник (СИ)

Я вдруг подумала о том, как изменился Дан. Не только он, но и Виктор, и Кашка приобрели свой второй облик, проглядывавший в том мире лишь изредка. Но, как и прежде, самые разительные изменения произошли во внешности Дана. Некрасивое длинное лицо его озарилось суровым и грозным светом, осанка стала гордой и повелительной. Из глаз Дана исходил теперь ровный и яркий, почти слепящий свет, в глаза его стало почти невозможно смотреть. Поэтому ли, или благодаря таинственной обстановке, Дан, бывший не более, чем дворником, обычным чудаком, бледным от сидения за книгами, - казался теперь грозным и благородным рыцарем.

Все происходящее казалось мне таким невероятным, что я даже не пыталась как-то это осмыслить. Я просто тряслась в такт шагам лошади, вцепившись в луку седла, и жадно смотрела вокруг.

Местность казалась совсем безжизненной. Растительность была скудной, хотя вдали виднелся хвойный лес, но и он был мрачным и каким-то неживым на вид. Вскоре я поняла, почему возникло такое впечатление. Здесь не было ни насекомых, ни птиц. Три лошади, всадники, собака - вот и все живое на несколько километров вокруг. Ни цикады, ни птичьи голоса не нарушали ватную, мертвую тишину. Ни малейшего движения не было заметно в придорожных кустарниках.

Тут только я стала отдавать себе отчет, что меня давно преследует старое помешательство - эта туманная земля казалась знакомой. Теперь, подумав, я сообразила: ну, конечно же, я видела ее во сне. Сон, где я блуждала по этим пустынным, мертвым пространствам, являлся мне много раз. Не было здесь примет, за которые можно зацепиться глазу, по которым можно было бы безошибочно узнать местность... Да разве во сне запоминаешь приметы? Однако запах сна, неповторимое ощущение сонной родины я угадывала безошибочно в серых туманных долинах Ладиорти. Не раз бродила я здесь ночами в поисках чего-то... Чего?

Небо, между тем, совершенно посветлело. Однако за плотным слоем туч даже не просвечивал солнечный диск. Светло-серый, мокрый на вид облачный покров был совершенно ровным. Казалось, вот-вот пойдет дождь.

- Плохая погода,- сказала я Виктору.

- Здесь никогда не бывает солнца,- объяснил он,- Нужно привыкнуть. Это Ладиорти.

Довольно долго ехали по лесу. Низкие ветви почти задевали голову. Лес действительно умирал. Почти до середины ствола все деревья были мертвыми, сухими. Еще более тягостное, гнетущее впечатление, чем серая пустыня, произвел на меня этот лес.

Вдруг словно крылом смахнуло лесной полумрак - лошади вышли в широкую зеленую долину.

Здесь тоже не было живности, но трава зеленела гуще и веселее. Кое-где в траве виднелись даже бледные полевые цветы. Долина шла слегка под уклон и далеко впереди завершалась голубой цепью гор. А в центре ее виднелось какое-то поселение, окруженное высокой белой стеной. Почему-то я подумала о монастыре. Кажется, поселок не был так уж красив, но с непреодолимой силой меня потянуло туда, и не только меня - лошади невольно ускорили бег, временами вздергивали голову и коротко ржали. Что-то там было, что-то нестерпимо зовущее, манящее, родное - это и было то самое место, которое с такой тоской и надеждой искала я в своих снах. О, я даже видела его - прекрасный сад, видела издали, и мне так хотелось туда, но я знала, что никогда, никогда мне туда не войти. Может быть, и сейчас я сплю? Я ущипнула себя за руку. Голос Виктора раздался над ухом.

- Это не сон. Это Замок.

Сон сбывался, и даже лучше - сбывалась мечта, мы приближались к белой стене. Запах и звук становились все ощутимее. Ни голоса, ни пение птиц не были еще различимы, но чистый и легкий шум нарушал ватную тишину Ладиорти. И запах - ни с чем не сравнимый нежный запах детства и родины. И вот уже тяжелые ворота из меди высятся над нами. Чей-то голос, веселый, молодой, громко продекламировал из-за ворот:

- Воин, неужели с копьем и мечом ты вступишь в святилище Храма?

Дан ответил, подъехав ближе к воротам:

- Как же покину доспех мой?

Створки ворот медленно разошлись. Мы въехали в Замок.

Ничего особенного не было там, внутри. Я не могла бы описать и объяснить сладкое ощущение счастья, чувство родины, охватившее меня. Небольшие белые домики, собаки, птицы, множество цветов и деревьев, размытые дождями тропинки... Сейчас было сухо, и мы вели коней в поводу, медленно, осторожно ступая. Запах! Какой нежный и чистый запах стоял здесь, каждый камень, каждое дерево, каждый кирпичик беленных стен излучали, казалось, невидимый свет. И еще мне казалось, что я стала совсем маленькой девочкой, что это - тот самый сад и поселок, в котором я увидела свет, родной, самый родной, и скоро здесь в этом поселке я встречу... мать? Нет, не ее, не ту, которая осталась в Энске, но все же - кого?

Изредка нам навстречу попадались люди, я не замечала их одежды, их возраста, они здоровались, и я хорошо понимала их. Казалось, они говорили мне: здравствуй, иди же сюда, в наш дом, в твой родной дом, мы так ждали тебя! Они не обращались ко мне, но светлые улыбки, но сияние глаз, такое знакомое - откуда? - говорили мне это. Да, у каждого из них было это сияние в глазах, легко делающее прекрасным любого человека. И тут же противный внутренний голос говорил мне: Брось-ка эти бредни! Кому ты тут нужна? Что ты из себя представляешь? И вообще, подозрительное место... Этот голос портил мне настроение, но заткнуть его полностью тоже не было никакой возможности. Казалось, во мне жили двое: одна видела это сияние глаз, и полна была чистой радости, вызванной этим мокрым утром и беленным поселком, предчувствием неслыханного счастья, другая подозрительно смотрела на все окружающее, и видела лишь бедные, скромные домики, людей отнюдь не совершенной красоты, в простенькой одежде, грязь в лесу, в которой Баярд успел устряпать свою великолепную шерсть... Для чего мы здесь?

Тропинка шла под уклон и скрывалась в роще, полной шелеста влажной листвы и веселого птичьего пения. Мокрые ветки задевали одежду, и тут выяснилось, что материя плащей совершенно непроницаема для воды. Это как-то порадовало мою ворчливую половину. Мы вышли из рощи на широкую вытоптанную поляну, и тут мое родительское Я заглохло окончательно. Чистая радость, предчувствие чуда охватили меня волной, хотя причина этого не была мне ясна совершенно. Мы увидели домик, такой же, как все, разве что несколько больше. Дан остановился перед ним и обернулся к нам.