Спасатели планеты

Кто-то снаружи грубо крикнул: — Джейсон! — И Хендрикс быстро зашептал: — Джей, если они вас увидят, то сразу поймут, что вы — это не вы.

— Не обязательно, — Джей оглядел палатку, подпертую в центре жердью. Кто-нибудь еще в курсе?

— Пока нет, — Хендрикс едва не сбил его с мысли. — Я скажу им… одним словом, придумаю что-нибудь.

Он вынул из кармана фонарь, поставил его на пол, взглянув на Элисона в мерцающем свете лампы, и тихо ругнулся себе под нос.

— Вы… вам здесь нормально?

Джей кивнул. Это было все, на что он остался способен.

Его нервы были сжаты в тугой комок, и до момента, когда он начнет сходить с ума, оставалось не так уж много…

Минуту спустя снаружи что-то зашуршало, раздался вежливый кашель, и в палатку вошел человек. В нем за милю чувствовалась дарковерская родовитость, и выглядел он до ужаса знакомым, но Джею никак не удавалось заставить себя вспомнить, где они встречались. Высокий и стройный, он обладал той совершенной утонченной мужественной красотой, что лишь изредка встречалась среди дарковерцев.

Вошедший обратился к Джею довольно бесцеремонно, но с неожиданной учтивостью.

— Я сказал им, чтобы они вас не беспокоили, что с вашей рукой дела обстоят хуже, чем мы предполагали. Руки хирурга — тонкий инструмент, доктор Элисон, и я надеюсь, что с вами не произойдет худого. Вы позволите взглянуть?

Джей Элисон автоматически отдернул руку, но тут же осознал нелепость этого жеста. Незнакомец взял ее и взглянул на пальцы.

— Выглядит не слишком страшно. Я полагал, что все гораздо хуже, — он поднял на Джея серьезные глаза. — Вы ведь даже не помните, как меня зовут, не так ли, доктор Элисон?

— Вы знаете, кто я?

— Доктор Форс ничего не говорил мне. Но мы, Хастуры, отчасти телепаты, Джейсон… извините, доктор Элисон. Я с самого начала знал, что в вас сидит не то Бог, не то дьявол.

— Суеверная чепуха, — огрызнулся Джей. — Типичная дарковерщина.

— Ну, это не более, чем удобный фразеологический оборот, — сказал молодой Хастур, не обратив внимания на грубость. — Полагаю, что я в состоянии был бы изучить вашу терминологию, если бы нашел, что на это следует потратить силы. Я прошел псих-подготовку и могу заметить, когда у человека одна часть души не в ладу с другой. Возможно, мне удастся возвратить вас вам…

— Если вы думаете, что я позволю какому-то дарковерскому чуду соваться в мои мозги, то… — горячо начал Джей, но остановился.

Под тяжелым взглядом Региса он почувствовал, что его заполняет непривычная покорность.

Его команда нуждалась в лидере, и совершенно очевидно, что он, Джей Элисон, на эту роль не годится.

Он прикрыл глаза рукой, стараясь спрятаться от взгляда дарковерца. Регис нагнулся и сочувственно положил руку на его плечо, но Джей сбросил ее, и его голос, когда он заговорил был резок и холоден:

— Хорошо. Работа есть работа. Мне не сделать того, что может Джейсон. Вы — парапсих, и если вы можете переключить меня, то валяйте, вперед!

Я посмотрел на Региса, водившего рукой перед моим лицом.

— Что случилось? — спросил я, снедаемый тревогой. — Где Кила? Она была ранена…

— С Килой все в порядке, — ответил Регис, но я быстро поднялся, чтобы убедиться самому.

Килу устроили на свернутом шерстяном одеяле. Она пила что-то горячее, опираясь на локоть. В воздухе чувствовался приятный запах горячей пищи.

Взглянув на Региса я поинтересовался:

— Надеюсь я не загнусь от такой царапины? — я осторожно осмотрел глубокий порез.

— Погодите, — удержал меня Регис, — кое-что еще перед тем, как вы выйдете. Доктор Элисон, вы помните, что случилось?

Я взглянул на него с усиливающимся ужасом. Подтверждались мои наихудшие опасения.

— Вы изменились. Вероятно, шок от зрелища… — он остановился на середины фразы, и я сказал: — Последнее, что я помню — кровь на теле Килы, когда мы снимали с нее рубашку. Но, видит Бог, кровь не могла испугать меня, а Джей Элисон — хирург и наверняка всякого навидался.

— На это я вам ничего сказать не могу, — у Региса был такой вид, словно он знал больше, чем сказал. — Я не думаю, чтобы доктор Элисон… он не слишком похож на вас… был слишком озабочен Килой. А как вы?

— Какого черта? Я хочу убедиться, что с ней все в порядке, — я внезапно замер. — Регис, они все видели это?

— Только Хендрикс и я, — сказал Регис, — но мы будем молчать.

— Спасибо, — задумчиво проговорил я и ощутил его молчаливую успокаивающую поддержку. — Черт, кем-бы он ни был — полубогом или князем, он мне нравится.

Я вышел, зачерпнул немного из котелка и сел между Килой и Хендрисом. Несмотря ни на что, я отдавал себе отчет в том, что мы не можем здесь задерживаться. Здесь мы были все так же уязвимы. Итак, в каком положении мы оказались?

Если мы сможем двигаться достаточно быстро, то уже сегодня вечером будем рядом с Даммерунгом, и тогда завтра сможем перейти его еще до восхода солнца. Днем снег нагревался, и всегда был шанс попасть под лавину. Да и топать по талому снегу удовольствие небольшое. Выше Даммерунга были соплеменники и я смог бы объясниться на их языке.

Пока я все это прокатывал в голове, Хендрикс с сомнением посмотрел на Килу.

— Сможет ли она подниматься?

— А остаться? — возразил я, но все же подошел к ней и присел рядом. как ваша рана? Продолжать подъем сможете?

Она свирепо сверкнула глазами.

— Естественно смогу! Я уже сказала вам, я не слабосильная девчонка, я Свободная Амазонка.

Она отшвырнула одеяло, которое кто-то накинул ей на ноги. Ее губы слегка сжались, но широкий шаг был устойчив, когда она подошла к огню и налила еще супа.

Мы свернули лагерь в считанные минуты. Самки Следопытов подхватили почти все, что можно было легко унести, и не было смысла разбирать палатку — они вернутся и отыщут ее. Если мы вернемся в сопровождении Следопытов, у нас эти проблемы отпадут.

Я приказал своим людям оставить все, кроме самого легкого, и проверил каждый, из оставшихся рюкзаков. Запас провизии на ночь — мы израсходуем его уже в ущелье, несколько оставшихся грубых одеял, мотки веревки, солнцезащитные очки. Все остальное я приказал оставить.

На этот раз было похуже, чем все, что было до этого.

Прежде всего, солнце уже заходило, и ветер был холодный, как лед. Почти у каждого из нас было по несколько ран (пусть не тяжелых), которые здорово мешали на подъеме.

Кила была бледна как мел, но не щадила сил. Хендрикса мучила горная болезнь, и мне приходилось помогать ему.

Правда, онемевшая от удара раненая рука не позволяла себя натруждать.

Это была широкая отвесная скала, в сравнении с которой мы походили на крохотных насекомых, цепляющихся конечностями за неровности камня. Я гордился, что первый веду здесь людей.

К тому времени, как мы поднялись на тридцатифутовую стену и карабкались вдоль уступа, где мы могли вновь напасть на след, я почувствовал, что мне пора смениться. Когда все подтянулись, я поменялся местами с Леррисом, державшимся лучше, чем самый профессиональный альпинист. Он тихонько произнес:

— Мне показалось, вы сказали, что был след?

Я растянул рот в том, что, как я полагал, можно было назвать усмешкой, но не вполне справился с этим.

— Для Следопытов это слишком высоко. И ни один из них еще не ходил этим путем.

Сейчас мы медленно перебирались через снега. Раз или два мы пробарахтывались сквозь сугробы, а затем короткая сильная вьюга минут на двенадцать лишила нас зрения. И мы, схватившись друг за друга, пережидали ее, борясь с ветром и ледяным дождем со снегом.

Этой ночью мы остановились в расселине, почти не занесенной снегом, высоко над линией деревьев, где были только низкорослые шипастые кустарники. Мы срубили часть из них и свалили в кучу, чтобы как-то защититься от ветра, и улеглись под ними. Все мы с сожалением вспоминали уют прежнего лагеря, покинутого нами.

Эта ночь осталась в моей памяти, как одна из самых жутких. Если не считать звона в ушах, высота совершенно не волновала меня, но другие переносили ее не так хорошо. У нескольких человек была сумасшедшая головная боль, рана Килы, должно быть, доставляла ей страшные неудобства, а Хендрикса одолела горная болезнь в самой страшной и мучительной форме сильные судороги и тошнота. Я был доведен до отчаяния всем этим, но ничего не мог поделать.