Возлюбить духа

Один из них заметил Прента, и злобный писк едва не заглушил рычание хозяев форта и треск разгрызаемых костей. Карлик ощерился и попытался вцепиться в икру Прента, но... у него ничего не вышло - человек оказался неуязвим для духа. Ярость клокотала в коротышке, словно вода в горячем источнике.

- Даже так? - сумрачно усмехнулся Руг и повторил с горечью. - Даже так? Это тебя я должен возлюбить, приятель, и раствориться в твоей компании? Воистину каждому Господь воздает по заслугам, а я-то надеялся проскочить под шумок в толпе.

Он попытался отшвырнуть ногой карлика, однако неуязвимость оказалась обоюдной, как и неприязнь.

Руг Прент решил драться. Это было выше его сил - смириться с этим - и вне его разума. Цепким взглядом окинул стаю; троглодиты всполошились и, с трудом оторвавшись от мяса, потянулись к палицам и копьям. В пепле затухающего костра безжизненно отсвечивали два человеческих черепа с проломленными лобными долями. Прент успел представить, как скачет по бушу Ванда, плотно обхватив ногами потного монстра, как развеваются по ветру ее белокурые волосы, и жадно стучит сердце, поспевая за двоих. А, может, и не скачет? Может статься, ее возбужденный мужебец, став на задние копыта... Ах, черт, да пропади оно все пропадом!

Первых двух, что двинулись к нему, подчинившись недовольному рыку вожака стаи, он уложил чисто, одиночными импульсами. Остальные взревели и кинулись скопом, тогда уж бластер заработал на всю катушку.

Руг крушил направо и налево, прижавшись спиной к двери. Вопли, стоны, рев, писк, проклятия - все смешалось в единое кровавое месиво. Ему оставалось совсем немного, несколько секунд боя - и купол вновь стал бы его домом, но распахнулась дверь, и черный, как смоль, самец обрушил на командира страшный удар дубины, так, что кровь хлынула из носа и ушей. Прент упал, продолжая стрелять, испепеляя все кругом. Мертвые пальцы так и не разжались. Заряда батарей хватило на семь с половиной минут, потом пульсация угасла. Вожак стаи перепрыгнул через обугленные трупы и ударом топора отсек окровавленную голову. Затем поставил лапу на тело и вскинул трофей над собственной косматой головой. И закричал торжествующе, властно, на ломаном земном наречии, на котором писались когда-то бессмертные строки сонетов и баллад, писались и пелись под негромкий перебор струн:

- Я-а-а! Я - хозяин этого мира! Пусть умрет каждый, кто посягнет на то, что принадлежит мне!.. Я-а самый сильный!

Из мертвого глаза Прента скатилась последняя слеза. Кажется, в его не очень долгой жизни, она была и первой.