Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3)

Ошарашенные внезапным, словно из воздуха появлением его высочества, гвардейцы приняли "на караул".

- Не понял... - грозно сдвинул брови Рангар. - Чего это вы тут околачиваетесь?

- Приказ его превосходительства Герливадиса Флеата, ваше высочество, почтительно ответил гвардеец, пришедший в себя раньше напарника. - Сегодня ночью все посты усилены, а также введены новые... как вот этот.

Рангар тут же вспомнил вчерашние зловещие события и разговор с Герливадисом в том числе. Значит, начальник тайной полиции, которому негласно подчинялась и дворцовая охрана, решил принять дополнительные меры предосторожности. Судя по всему, он прав, и во дворце в самом деле вызревает гнойник... странный, очень странный гнойник... и он вот-вот прорвет, и тогда многое выяснится, конечно, лишь бы поздно не было...

- Ладно, - сказал он, - благодарю за службу, но днем дополнительный пост здесь не нужен. Идите. Герливадису доложите - это мой приказ.

Гвардейцы отсалютовали и удалились. Рангар по полной программе прогнал упражнения боевой гимнастики, аккумулировавшей многовековой опыт Земли, и почувствовал прилив сил и уверенности в себе. Он уже собирался запрыгнуть обратно в окно спальни, как почувствовал - едва осязаемо - чье-то присутствие за спиной. Он напрягся, молниеносно разворачиваясь в боевой стойке... и тут же облегченно расхохотался.

- Доброе утро, сын!

Из-за куста выскользнул гибкий, как стальная пружинка, Олвар; он разочарованно хмурился.

- Доброе утро... Ну что, что я делаю неверно, отец? Ты всегда меня засекаешь...

- Ты все делаешь правильно, сын, - придав лицу серьезное выражение, произнес Рангар. - И обычный человек тебя бы ни за что не засек. Ну а я... Он развел руками. - Я тренируюсь больше зим, чем ты на свете живешь. Не огорчайся, придет и твое время.

- Скорее бы, - вздохнул мальчик. - Так хочется сделать хоть что-то подобное тем подвигам, которые совершил ты!

- Ты сделаешь больше, - уверенно сказал Рангар. - Дети всегда должны идти дальше родителей. И твои деяния будут гораздо значительнее, чем мое махание мечами.

- Не надо так говорить о своих подвигах... - В голосе Олвара прозвучали недоумение и обида.

- Присядь, сын. - Рангар опустился на траву и похлопал ладонью рядом. Подвиги, говоришь?! А сколько крови я пролил, причем не только вражеской, ты знаешь?! Вот если бы я сделал то, что сделал, не оборвав ничьей жизни, вот тогда это можно было бы назвать настоящим подвигом. А так... - Он махнул рукой.

- Но я ведь знаю, что иначе тогда было невозможно! - тихо воскликнул Олвар.

- Может, и невозможно. Но сейчас я хочу вложить тебе в голову мысль, до которой дошел кровью и потом: нет ничего более ценного, чем человеческая жизнь. И никто не имеет права отнять жизнь у человека... да и любого живого существа, обладающего душой и разумом. Разве что защищаясь... да и то...

И вдруг в самой глубине его естества зародился страх, который он ни в коем случае не должен показать перед сыном: страх понимания того, что все его слова мало чего стоят, ибо он немедленно убьет любого, кто подымет руку на Олвара или Ладу... Да, так бы оно и было, несмотря на все разговоры о ценности любой человеческой жизни... он знал это... не ведал только Рангар, куда приведет его это знание в конце концов... и хорошо, что не ведал, ибо информация о таком грядущем, уготованном безжалостной судьбой и чьей-то непредставимо могучей волей, могла запросто лишить рассудка даже человека с таким сильным характером, как Рангар.

Он поймал на себе испытывающий взгляд сына и едва не запаниковал, подумав, что его, Рангара, мысли могли отразиться на лице... С напускной суровостью спросил:

- Ты понял?

- Да, отец.

Но Рангар чувствовал, что надо что-то добавить, что-то очень убедительное... И он, откашлявшись, заговорил:

- К сожалению, почти во всех мирах, населенных людьми и другими разумными существами, порой совсем на нас не похожих, льется кровь... не важно, какая красная, зеленая или голубая... или даже не кровь вовсе. И очень слабым утешением является бессмертие души, без своего носителя ей ой как несладко приходится... так что вынуждена она преимущественно пребывать в особом состоянии, которое мой брат физик назвал бы латентным.

Рангар вспомнил трагедию лже-Фишура, и тень набежала на его лицо. В самом деле - все понимать, чувствовать... и ничего не мочь. Муки похлеще адских.

Олвар слушал, испытывая странный, неведомый ранее внутренний трепет... слова отца задевали какие-то потаенные струны в самой глубине его естества... какие-то неясные картины теснились перед его внутренним взором, еще полудетским, но уже необычайном проницательным.

- Но, отец... возможно ли, чтоб было иначе? И как сделать, чтобы было иначе, если это возможно?

- О, это вопрос! Этого, сын, никто не знает. Помнишь, я рассказывал тебе о великом Пути Равновесия между Добром и Злом? Так вот, оказывается, мало просто знать, что надо идти этим путем. Главное знание - как, двигаться по этому пути, как удержаться на нем, не сорвавшись влево или вправо, - вряд ли кому ведомо.

- Отец, я сейчас вспомнил ту легенду твоего мира... о человеке по имени Иисус Христос, который взял на себя все грехи человечества и, добровольно принял мученическую смерть, чтобы искупить их.

- Странно, почему ты вспомнил именно эту легенду. Я ведь рассказывал тебе и множество других.

- Не знаю. Мне вдруг, показалось, что это как-то связано... с тем, что ты только что говорил. И еще... там было как-то не так. Я еще не знаю как, но обязательно узнаю.

- Гм... Даже я не всегда понимаю твои ассоциации. Наверное, ты будешь великим мудрецом, когда вырастешь. И это хорошо. Быть мудрецом гораздо более почетно, чем самым великим воином.

- Не все так думают, отец.

- Не все... - согласился Рангар. И прибавил, вздохнув: - К сожалению.

Они посидели еще некоторое время на травке. Обычно вертлявый, непоседливый Олвар был необычайно тих и задумчив, и Рангар вдруг поймал себя на мысли, что даже для него, отца, душа сына - отнюдь не раскрытая книга...

Но тут в окне показалась чуть заспанная Лада и счастливо улыбнулась, увидев двух самых дорогих ее сердцу людей.

- Вы опять на ногах ни свет ни заря?