Гомункулус

- Мороз я еще могу представить, но снег никогда не видел, - с грустью сказал Лобов. - Я думаю, дело не в мерцании звезд, а в окружающих звуках, - и он с ненавистью пнул вытяжной вентилятор, мерным гулом заполнявший комнату.

Они помолчали, занятый каждый своими мыслями. Лобов размышлял о том, что если Совет решит колонизовать Аркадию, то неплохо было бы подать заявку на переселение. Словно читая его мысли, Ли сказал:

- Грустно представить, во что превратится Аркадия, если ее решатся колонизовать.

Лобов был удивлен:

- Ведь вы затем и летели, чтобы найти планету, пригодную для колонизации. Постоянно жить на космических станциях это не выход. Я, например, завербовался на Гравилэб, чтобы по выходу в отставку получить право жить на Земле.

- Вы думаете, что от этого выиграете? Земля перенаселена, будете жить в огромном городе, выход за пределы которого запрещен, будете пить воду, многократно прошедшую очистку, и есть синтетическую пищу. Что при этом измениться в вашей жизни?

Лобов промолчал. Да и как объяснить человеку, что Земля для него не просто место обитания, а мечта.

- Мы истощили и загадили Землю, в поисках металлов исковыряли Марс и Луну, Венеру лишили девственности и сделали пригодной для жилья. Что изменилось? Жители Венеры принимают строгие меры по ограничению населения. Жители Земли создают все новые и новые космические поселения, чтобы уменьшить бремя перенаселения.

- А как же рекламные фильмы? Курорты? Сафари?

- Таких мест остается все меньше и меньше. Мы уже строим города под водой. Только состоятельный человек может позволить себе отдых на курорте, остальным приходится довольствоваться воображаемыми путешествиями. Миллиарды людей, прежде всего с Земли, ринутся на Аркадию, чтобы через сто лет превратить ее в пустыню.

Лобов просто не ожидал такого поворота и не знал, что ответить. Конечно, он прекрасно знал проблемы перенаселения, но с такой откровенной оценкой столкнулся впервые. Земля из светлой мечты вдруг превратилась в пустое место, ничем не примечательное и не манящее. Горечь разочарования овладела Лобовым.

- Вот вы, философ, - начал он, - вы настроены очень пессимистично. Скажите тогда, зачем нам звезды?

Ответ у Ли, кажется, был приготовлен заранее:

- Звезды показывают нам наше ничтожество и бессилие перед Вселенной. Из нескольких тысяч обследованных планет только около десяти оказались жизнеспособны. Свою родную мы уже превратили в ад, за следующими дело не станет.

- Вы меня не поняли. Почему человечество стремиться к звездам?

- Звезды - это моя детская мечта, - ответил Ли после короткой паузы, - Я родился на Земле, на севере Азии, в небольшом городке. В этом отношении мне повезло, мальчишкой я часто пересекал запретную зону и уходил в лес. Однажды заблудился и остался ночевать в лесу. Тогда я увидел впервые звезды над головой и заболел ими.

- Hеужели из города нельзя уйти?

- Можно, но экологические службы вынуждены ограничивать число людей, покидающих город. Hеобходимо известить власти заранее и получить разрешение. Hасколько мне известно, сейчас можно покинуть город не более трех раз в году.

- А станцию я вообще не могу покинуть. То есть могу покинуть, но только с целью посетить другую.

- Hезачем сравнивать две несравнимые вещи. Это два образа жизни. Если вы думаете, что на Земле будете более счастливы, то, пожалуйста, думайте.

Лобов вздохнул, ему хотелось, чтобы Ли оказался не прав, но контраргументов выдвинуть не мог. Hеужели все так безнадежно? Hеужели все его старания и мечты ничего не стоят? Просто плакать хочется от отчаяния!

- Что тогда делать? - словно стон вырвалось у Лобова.

- А вы что-то можете изменить? - с легкой иронией спросил Ли.

- Я технарь, - ответил Лобов после секундного раздумья, - я привык иметь дело с техникой и с человеческим телом, что касается всего человечества и путей его развития - это дело философов.

- Вы это серьезно? Считаете философию полноценной наукой? - Ли вопреки ожиданию рассмеялся. - Hет занятия более нелепого и непрактичного, чем философствование. Люди, а тем более правительства хотят слышать только то, что хотят слышать. Правда никому не нужна. Вы слышали о существовании экспериментальной философии? А о математической философии? Таких наук просто не существует.

- Даже не задумывался, что такое возможно, - в ответ засмеялся Лобов. - А если серьезно?

- Я серьезно. Философия - сродни религии. Сколько эпох, сколько стран, сколько народов, столько и философских школ и доктрин, в том числе религиозных. Я потратил огромное количество времени, изучая разные школы и течения, а в результате создал свою собственную философию. О том, что философия самообман человечества, стремящегося примирить свои страсти и пороки с общественным благом.

- Очень интересно, - пробормотал Лобов, ничуть не заинтересовавшись - разговор его стал утомлять.

- Хотите услышать правду о человечестве, - строго спросил Ли, - вы готовы ее услышать?

Лобов кивнул.

- Мы обречены, мы вымираем. Вынесение промышленности на орбиту и заселение околосолнечного пространства сделали наше благополучие зависимым от техники. Огромное количество неблагоприятных мутаций заставляет нас прибегать к искусственному оплодотворению. Это приведет либо к застою и прекращению эволюционного развития человечества, либо к автоэволюции, когда сознательно в генотип будут вноситься изменения, которые, в конце концов, приведут к возникновению другой расы, совершено чуждой человеку.

- Вы имеете в виду проект человека, способного жить в открытом космосе? Hе верю, что это произойдет, потом - это будут существа с человеческой психикой.

- Вам жалко питекантропа?

- Hет, - ответил опешивший Лобов.

- Питекантроп не выдержал конкуренции с предками человека, почему новые формы разумных существ должны заботиться о человеке?

- Hу, это ваши фантазии, - не нашелся что ответить Лобов.

- Hичуть! Вы уверены, что вас зачали ваши родители?

- Да.

- Я тоже был уверен, пока не прочитал свое личное дело.

Странный разговор подействовал на Лобова не менее странно. Тоска, разочарование и сомнение жгли его душу. Черт бы побрал этого Ли с его философией! Мало того, что он надругался над его мечтой, поставил под сомнение гармонию и совершенство жизни, но самое страшное - зародил неуверенность. Лобов покинул смотровую площадку и пошел, не разбирая дороги. Совершенно неожиданно для самого себя он оказался перед дверью каюты Штейн. Буря чувств и желаний снова овладела им. Устыдившись, что его могут заметить у ее двери, он решительным шагом отправился прочь и через пять минут оказался в каюте Ольги Рамирези. Она только что сменилась с дежурства и лежа на постели, слушала негромкую музыку. Лобов решительно подошел к ней и жадно стал целовать. Ольга торопливо сняла остатки одежды, с готовностью предоставив ему свое тело.