Гном. Трилогия (СИ)

  Все это он, разумеется, сказал совершенно напрасно, зато поклон в его исполнении можно было счесть мастерским. Однако же, кланяясь, он обнаружил, что спина его во многом утратила прежнюю гибкость. Ко всему прочему, она еще и не помогла.

  - Вы слишком долго прожили с гайджинами, господин капитан, и утратили способность судить здраво. Я... отказываю вам в праве считать себя компетентным и запрещаю делиться с кем-либо своими лживыми и растленными выводами. Вы вообще не должны рассуждать о делах такого уровня, это глупо и чрезвычайно нескромно. Все, о чем надлежит знать вам и вам подобным, - это неоспоримая непобедимость сил Его Величества Императора в небесах, на суше и на море. Особо подчеркиваю: и в небе.

  Хата с удовлетворением отметил, что при последних его словах лицо южного дикаря как будто бы онемело на миг, но он только поклонился, ничего не сказав. Хвала Богам, хватило ума. Хотя, с другой стороны, немного жаль. У него в запасе осталось еще довольно много слов, которые можно было бы высказать этому отвратительному типу.

  ... На этот раз и впрямь довольно. Пресловутый "Зеро", теряющий управляемость на высоте пяти-шести километров, и вспыхивающий, словно спичка, от пары крупнокалиберных пуль. И зверь, который привез его сюда на высоте в два раза большей, и все-таки далекой от потолка. Перед глазами экс-Рыбникова - Даити встала картина неизбежная, как восход Солнца.

  Тяжелый Разведчик, висящий "в солнышке", невидимый ни для оптики, ни для убожества, изображающего здесь полевые радары.

  И апокалиптическая картина сотни реактивных машин, заходящих на авиабазу на предельно малой высоте и оставляющих после себя только столбы черного дыма над пылающими обломками. Отдельные звенья, караулящие тех, кто все-таки успел взлететь и только начал набор высоты. Или тех, кто вернулся из полета и готовился садиться. Стремительные, как удар бича, неотразимые и безнаказанные атаки с высоты поочередно пикирующими, слетанными парами. В общем все то, что он так хорошо знал и, - без лишней скромности, - неплохо умел.

  И то, чему был только свидетелем: ураган взрывов, разом накрывающий десятки квадратных километров сначала, и вал мотопехоты гвардейских и ударных армий, закованных в броню танковых соединений, - потом. Помнится еще, - он глядел на эту картину, как завороженный, поневоле проникаясь неслыханным, каким-то стихийным масштабом действа. Настолько, что забывал порой, кто он и зачем тут находится.

  На самом деле этот самый Хата - прямой враг Императора, хотя, вероятно, искренне возмутился бы, услыхав подобное утверждение. Именно фактический запрет на возможность иметь свое мнение и его высказывать, действительный даже для серьезных профессионалов, резко снизил эффективность военного строительства в СССР*. Да что там, - снизил. В значительной мере послужил причиной катастрофы летом сорок первого года. Так вот это - пустяки. Детская игра в крысу по сравнению с японским тысячелетним навыком Надлежащего Мышления.

  *Две предпосылки. 1) Если каждый будет говорить все, что ему заблагорассудится, то будет бардак. 2) Каждый человек, в сущности, - ленивая тварь, и если от него не требовать невозможного, то он непременно сыщет способ по секрету расслабиться и не отдаст начальству всего, на что по-настоящему способен. Не поспоришь. Только во всем хороша мера. Начальство склонно забывать, что требует именно что невозможного, и за неисполнение начинает всерьез отрубать головы тем, кто не исполнил. Потом тем, кто, по наивности, желая уцелеть, говорит: де-невозможно! В результате уцелевшие поначалу привыкают помалкивать, какая бы хрень кругом не творилась, а наверх выбиваются те, кто умеет невозможное показать начальству якобы сделанным. Или пока еще находящимся в процессе, но вот-вот. Достаточно трех-четырех-пяти лет неограниченного административного восторга, чтобы зараза въелась в плоть, кровь и генетику. В итоге оказывается, что танков очень много, но четыре из пяти - с браком. Что корпуса перегружены танками, но не имеют пехоты, ремонтной базы, грузовиков и артиллерии, а оттого - небоеспособны. Что техники не умеют обслуживать самолеты новых типов, пилоты избегают на них летать, а руководство боится вести учебу во избежании летных происшествий и небоевых потерь. И приблизительно так же обстоит приблизительно со всем. Потом начинается удивление: почему же это громадная по всем численным показателям, механизированная армада хороших В ПРИНЦИПЕ машин оказывается небоеспособной? А гигантские затраты на ее создание, таким образом, практически бесполезными? Да вот по этой по самой причине. Именно обеспечение меры, то есть правильного отношения между совершенно необходимой дисциплиной и совершенно необходимой свободой, - есть каждодневная, непрекращающаяся, ГЛАВНАЯ работа элиты. Она не может быть задана раз и навсегда заданной инструкцией.

  - Четыреста километров, товарищ Сталин. Ждать не более получаса.

  - А ви уверены, что эти полчаса у вас есть? - Сталин в крайнем раздражении резко отвернулся от собеседника. - Шьто у вас там?

  Раздраженный тон Верховного разительно изменился в единый миг. Вошедшее в привычку увлечение новинками техники сработало даже теперь, в обстоятельствах и нервных, и непривычных. Непонятное сооружение больше всего напоминало наконечник исполинской стрелы с вогнутыми кромками коротких треугольных крыльев.

  - Прототип, товарищ Сталин. "Стрела" Бартини. Вариант аэродинамической схемы, предназначенной для машин со сверхзвуковой скоростью. В корме спаренные "тройки".

  - Лэтает?

  - Так точно, товарищ Сталин.

  - Бистрее звука?

  - Штурм звукового барьера назначен на ноябрь месяц, товарищ Сталин. Как раз к двадцать шестой годовщине. Пока идут испытания на различных режимах.

  - Испытатель - кто? Ладно, сам вижу... Здравствуйте, Константин Константинович.

  - Здравия желаю... товарищ Сталин.

  - Ваша птичка?

  - Так точно!

  - Заправлена?

  - Так точно!!!

  - Заладыл... Вэзи.

  - Я не могу...

  - Вэзи. До аэродрома 63-го - дотянешь?

  - Так точно, радиус позволяет, но...

  - Лэтает? Хорошо лэтает? Вэзи.

  - Но риск...

  - Ти не знаешь, - он дасадливо махнул рукой, - сэйчас куда больше риск, - астаться, апаздать... И нэ трясись так. Атвечать не придется в любом случае: оба сгинем, и уцелем тоже оба. Обещаю, ну!

  Может быть, оно и к лучшему. Что будет - то будет. После долгого, долгого перерыва Вождь, по сути, решил бросить жребий. Сознательно предпочтя полет на диком, как помело ведьмы, аппарате - ожиданию, он загадал: если риск этот оправдается, если - сойдет ему с рук, то... То и все остальное сойдет успешно. Как всегда. Он не только уцелеет, но и не станет рабом обстоятельств, останется хозяином собственной судьбы.