Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.

Я очень любил ходить в гости к Болерам, но более трех часов не выдерживал: начинал названивать своей университетской подружке и договариваться о встрече - энергия, исходящая от Болеров, переполняла меня.

И вдруг - эта ужасная катастрофа. Вечером на Бориса налетел автомобиль. Боря скончался на месте, а убийцу так и не нашли.

Первые две недели прошли в траурных заботах: похороны, поминки. А потом тетка стала сохнуть на глазах, как цветок, оставшийся без воды. Глаза перестали блестеть и как-то сразу потускнели. Кожа сморщилась и пожелтела. Из движений и походки исчезла стремительность. Все отнесли ее угасание на счет горя и переживаний, и пытались хоть как-то вывести из этого состояния. Еще через две недели беспокойство возросло - стало ясно, что жизнь стремительно покидает тетку. Но никто из приглашенных врачей признаков какой-либо болезни не обнаружил. Правда, все они настоятельно требовали сменить обстановку, куда-нибудь на время уехать, но тетка была непреклонна, сказала, что душа Бориса еще живет в этих стенах, и она не намерена оставлять ее в одиночестве.

А ровно через три месяца после гибели мужа умерла.

...Очнулся я только к полудню. Благо - суббота, а то проспал бы все ранние дела, встречи и телефонные звонки. Получалось, что спал целых семнадцать часов. Пораженный и этим, и тем, что провел весь вечер, всю ночь и все утро на ковре; и тем, что несмотря на отдых, голова по-прежнему казалась пустым воздушным шариком, позвонил давнему приятелю, доктору Макарову.

- Переутомление, истощение, плохое питание,пробасил Леонид Иванович. - Рекомендую: приехать ко мне, выпить водочки из графинчика, хорошо отобедать и обо всем рассказать степенно, без спешки. Ну так как?

Я слышал требовательные нотки в его голосе, но сил реагировать на них не было; вяло, бесцветно, как зубную пасту из тюбика, выдавил:

- Не могу; может, к вечеру, а пока... нехорошо мне...

- Ну, коли так, то свой врачебный долг я исполню до конца,продолжал басить Леонид,водочку и кислые щи доставлю на дом - у тебя ведь теперь есть, слава Богу, дом; а вечером можно и в баньку; ну так как?

- Заметано,согласился я, понимая, что перечить бесполезно: не первый год мы знакомы с доктором, некоторые его воззрения уже стали моими, в частности, что все болезни - от дисгармонии, разлада, предательства себя самого, одиночества и, естественно, от неправильного питания и непосещения бань. Это же самое он продолжал утверждать и закончив курсы иглорефлексотерапевтов и совсем недавно получив в какой-то модной академии сертификат экстрасенса, хотя к экстрасенсорике вообще относился с осторожностью, не афишируя свою к ней принадлежность.

Зная, что Макарову добираться до моего дома около часа, я попытался навести порядок на кухне, но, разбив две тарелки, оставил эту затею; у тетки был хороший вкус, и разбитые красивые тарелки еще больше усугубили мое состояние.

Макаров, как всегда, вошел громко и бурно, выражая одновременно и радость от встречи, и возмущение транспортом, и восхищение погодой, и свои мысли по поводу моего здоровья. Из неизменного, почти квадратного саквояжа он, пройдя на кухню, извлек бутылку водки, термос со щами, баночки с салатами, рыбой, завернутую в фольгу зелень и даже аккуратно нарезанный хлеб.

- Ну-с, милостивый государь, где у тебя хрустали-фаянсы? За столом и поговорим, на голодный-то желудок какая беседа.

Взяв в руки рюмки, он повертел их перед глазами, посмотрел на свет, затем аккуратно поставил на стол.

- А скажи-ка, дорогой, не случалось ли тебе последнее время что-нибудь разбивать?

- Ха! Прямо перед твоим приездом! Вон, осколки еще в мусорном ведре.

- А мебель не ломалась?

- Да вроде бы пока нет,насколько мог уверенно ответил я, присаживаясь на табурету, и тут же почувствовал, что теряю равновесие. Ее ножка с хрустом подломилась, и я оказался на полу.

Подойдя ко мне, доктор помог встать, внимательно осмотрел табуретку, затем - остальную кухонную мебель и сказал:

- Для начала давай-ка позвоним Михалычу, тут пахнет его промыслом.

- Но почему - Михалычу? Он что, табуретку будет чинить?

Мы оба засмеялись. Георгий Михайлович Карасев, лет двадцать занимающийся экстрасенсорикой, еще с тех времен, когда она иначе, как шарлатанством, не называлась, мог многое, но ни отвертки, ни молотка, ни пилы держать в руках не умел; на сей счет у него была даже аксиома: мол, пианист, чистящий картошку, - преступник, ибо подвергает свои пальцы опасности.

Михалыча любили за безотказность, за энциклопедические познания, за умение избегать конфликтных ситуаций и за то, что он умудрялся дружить со всеми тремя своими женами: двумя бывшими и одной теперешней, Викой. И каждый из знакомых держал его про запас, как тяжелую артиллерию, не дергая по мелочам. Мало ли, что может случиться: сглаз, не приведи Господи, или еще чтолибо непонятное,уж тогда к нему, к Михалычу. Или - появившиеся болезни после переезда на новое место: опять к нему; он пройдет по комнатам со своими рамками, "ощупает" руками воздух вокруг стола, дивана, кресла, и сразу выдаст: что стоит на своем месте, а что надо немедленно переставить, и куда именно. Но почему Макаров вспомнил о Михалыче, которого сам недолюбливал за излишнюю разговорчивость и вещизм?

- Ну что ты прицепился к этой мебели? Пойдем лучше чай пить, у тетки прекрасный заварной чайник-чудо, она специально какойто слой с внутренней стороны наращивала и никому не разрешала его смывать. Аромат!

- Чай - это хорошо,согласился Макаров. - Это даже замечательно. Но без Михалыча нам не обойтись. Да, кстати, и чайник я на твоем месте поберег бы...

В это время на кухне послышался хлопок - будто что-то уронили на пол. Быстро взглянув друг на друга, мы, столкнувшись в коридоре плечами, устремились туда. Большой красный чайник - теткина радость и гордость - как-то по-старчески осел на столе, залитом коричневой заваркой. Трещина струилась по всей окружности, чуть ниже носика...

Карасев на мою просьбу приехать откликнулся, как всегда, моментально. Он принадлежал к тому типу людей, которые не любят откладывать на завтра то, что им самим интересно сегодня. А в данном случае его интерес был двойным: во-первых, он еще не видел нового моего обиталища (а осматривать чужие квартиры Михалыч обожал, тут же перенимая какое-нибудь самобытное решение, планировку, удачный уголок и перенося это в свой дом); во-вторых, ему негде больше было встретиться с Макаровым, ибо особых взаимных симпатий они не испытывали, но как профессионалы были один другому интересны и ревностно следили за публикациями и докладами друг друга.