Приключения Ийона Тихого

СЯНКО. Да, профессор.

ТАРАНТОГА. Это великолепно! Я недавно вернулся из Америки… Из Штатов. Они там имеют обыкновение проверять кандидата на любую должность психологическими тестами, но это не для меня. Я применяю свои старомодные методы. Вы сообразительны? Вы образованны?

СЯНКО. Мне трудно ответить, профессор. В известной мере…

ТАРАНТОГА. В известной мере… Э! Если б вы даже не были особенно образованным, это, знаете ли, тоже сойдет, ведь образование передается, а я очень, просто необычайно образован, знаете ли… Я требую только трех вещей: во-первых, уменья хранить тайну, во-вторых, уменья хранить тайну и, в-третьих…

СЯНКО. Уменья хранить тайну. Понимаю.

ТАРАНТОГА. Ну, так мы договорились. Теперь я вам растолкую ваши обязанности. Прежде всего корреспонденция. Вот — сегодняшняя почта! (Вручает Сянко кипу писем со стола.) Просматривайте, пожалуйста, по очереди эти письма, говорите мне, что в них содержится, а я дам вам указания, по которым вы в дальнейшем будете сами решать, что делать с письмами.

СЯНКО (вскрывает первое письмо, читает). Это приглашение на открытие…

ТАРАНТОГА. В корзинку.

СЯНКО (бросает письмо в корзинку, берет другое, читает). Просьба принять почетное гражданство города Хмурокус в Мрущем уезде.

ТАРАНТОГА. Почему?

СЯНКО. Потому что ваша прабабка там родилась.

ТАРАНТОГА. Со стороны деда по отцовской линии?

СЯНКО. Нет, бабки по материнской.

ТАРАНТОГА. Положите сюда (указывает отделение в ящике на столе). Потом подумаю. Дальше, пожалуйста.

СЯНКО. Приглашение на закрытие…

ТАРАНТОГА. В корзинку…

СЯНКО (бросает письмо, читает новое). Гм… частное письмо.

ТАРАНТОГА. Ничего, читайте, пожалуйста!

СЯНКО (читает). «Профессор наш любимый! Я только всево маленький работник на ниви, балего пачти всем, левое лехкое оккупант отбил, и я как инвалид так бы уж хотел читать ваши книжки, патаму ваши книжки для меня все, только денег у меня нету, так может вы профессор наш любимый, по человечеству, пришлете мне…»

ТАРАНТОГА. В корзинку! Это мошенник. Он уже всем посылал такие письма. Следующее, пожалуйста!

СЯНКО. «Милый профессорчик! Вы со мной не знакомы, но я слыхала, что вы вернулись из-за границы, и рискнула написать. Мне девятнадцать лет, я натуральная блондинка, коллеги в конторе говорят, что у меня зубки, как жемчужинки…»

ТАРАНТОГА. В корзинку! Постойте, что там за цифры на обороте?

СЯНКО. Это… она сообщает объем груди, талии и этого… ну… 98, 81, 96… так бросить это в корзинку?

ТАРАНТОГА. Да! Да! Дальше!

СЯНКО (читает): «Профессор Тарантога, вы изобретатель машины для путешествия во времени»… Это какой-то ненормальный, можно выбросить?

ТАРАНТОГА. Нет! Читайте дальше, пожалуйста.

СЯНКО. «Проводя эксперименты, вы столкнулись с неким феноменом, суть которого я могу объяснить вам только в личной беседе. К сожалению, я заперт в Обленцинском доме для душевнобольных…» Я ведь говорил, что это сумасшедший…

ТАРАНТОГА. Читайте, пожалуйста, дальше.

СЯНКО. «…Поэтому прошу посетить меня под каким-либо предлогом, лучше всего в качестве дальнего родственника. Письмо я переброшу через ограду во время прогулки, как делал это уже с пятью, из которых, видимо, ни одно до вас не дошло. Я предпринял действия, которые помогут мне выбраться из лечебницы через несколько недель, но каждая минута промедления грозит опасностью. С уважением Казимир Новак».

ТАРАНТОГА. Какая там дата?

СЯНКО. На письме нет даты, посмотрю на конверте… Восьмое — значит, неделю назад. Не выбрасывать это?

ТАРАНТОГА. Нет, дорогой мой! Собираемся и едем. Где этот самый Обленцин?

СЯНКО. Под Варшавой. Мы едем в эту лечебницу?

ТАРАНТОГА. Да. Когда мы окажемся там, прошу вас по возможности молчать. Я буду говорить и действовать за нас обоих. Согласны?

СЯНКО. Разумеется, если вам так угодно…

ТАРАНТОГА (встает). Там, в столике у окна, лежит карманный магнитофон. Возьмите его. Минутку… (Снимает трубку.) Меланья? Алло, Меланья, бак в машине полон? Хорошо. Я уезжаю. Открой ворота в гараже. Что? Обед? И обед съедим, и все, что бы ты ни приготовила, будь спокойна. (Кладет трубку.) Господин магистр, в дорогу!

II

Кабинет директора психиатрической лечебницы. Типичный психиатр, в очках, весьма образован, говорит лекторским тоном, словно в аудитории, — со вкусом, выразительно, зычно, — любуется собой. Сянко и Тарантога сидят.

ДИРЕКТОР. Значит, он ваш родственник, этот Новак? Он ничего нам не говорил.

ТАРАНТОГА. Да, то есть дальний, дальний родственник, но я был очень привязан к его матери, знаете ли, доктор… Я бы раньше появился, но, к сожалению, долго пробыл за границей, в Англии, в Америке… Всего неделю назад вернулся…

ДИРЕКТОР. Это необычный случай, профессор. Я, видите ли, старый психиатр, но такой богатый, прекрасный комплекс галлюцинаций, с таким глубоким расщеплением личности, с состоянием помрачения, с таким разнообразием шизофренических импульсов — это редкость, это прямо бриллиант.

ТАРАНТОГА. Вот как? Ну, в его семье были такие… но это старая история, ведь это началось еще с его прадеда, пожалуй… повреждение черепа во времена наполеоновских войн.

ДИРЕКТОР. Что вы говорите? Я распоряжусь, чтоб это вписали в историю болезни. Ну, сейчас громадное улучшение. Громадное! Такая ремиссия, что, собственно, если б не эти остаточные явления, можно было бы считать его излечившимся и выпустить хоть сегодня. Мы применяли фенотиазин, меллерил, шоки, потом психотерапию… он идеально поддавался психотерапии, скажу вам! Да вы сами увидите, ведь вы хотели с ним поговорить, правда?

ТАРАНТОГА. Да, если это возможно. Он… спокоен?

ДИРЕКТОР. Сейчас? Да, совершенно. Прекрасно ориентируется в пространстве и времени, трудности у него лишь в том, чтобы припомнить факты из собственного прошлого.

ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?

ДИРЕКТОР. Страдает амнезией, то есть утратил память обо всем, что пережил, заполняет пробелы, зияющие в его памяти, конфабуляцией — вымыслами. Это не ложь, ибо он сам не отдает себе отчета в неправдивости этих фактов. Такое явление типично и, в известном смысле, в период выздоровления даже нормально, но должно скоро пройти. Но в то же время, пока больной не вспомнит хоть в общих чертах, кем он был, где работал, где родился, мы не можем считать его излечившимся. Мы ведь даже не знали, что его фамилия действительно Новак.

ТАРАНТОГА. Но теперь вы уже знаете!

ДИРЕКТОР. Да. Но он утверждал, что его так зовут, даже в остром периоде болезни. Зато, кроме этого, к сожалению…

ТАРАНТОГА. Ничего не помнит?

ДИРЕКТОР. Вспоминал несколько раз, но это была конфабуляция. Сначала он утверждал, что был бухгалтером в Сосновце…

ТАРАНТОГА. Он это говорил во время галлюцинаций?

ДИРЕКТОР. Да нет, тогда был типичный шизофренический бред, с любопытной параноидальной примесью, ему казалось, что его преследуют какие-то существа с других планет. Настоящий фантастический роман выдумал. Я говорю о том периоде, когда он понял, что все это шло от болезни, — значит, о ремиссии, не правда ли?.. Впрочем, знаете ли, все усложнялось тем, что у него было раздвоение личности и одна из этих личностей великолепно поддавалась лечению, в то время как другая продолжала сопротивляться… Так что я даже хотел продемонстрировать его на заседании Психиатрического общества, но он начал тогда выздоравливать. Не хочу сказать «к сожалению», хе-хе, ибо я прежде всего врач, но демонстрация на заседании произвела бы впечатление разорвавшейся бомбы, да, бомбы, уверяю вас, профессор… Но о чем же это я хотел вам сказать?

ТАРАНТОГА. О том, как он припомнил, что был бухгалтером.

ДИРЕКТОР. А, именно! Благодарю вас. Итак, мы, естественно, проверяем такого рода утверждения пациентов, ибо часто больной рассказывает что-либо — например, что совершил растрату на миллион, а мы не знаем, бред это или правда. Так что мы проверили, и оказалось, что он никогда не был бухгалтером в Сосновце.