Первый контакт (сборник)

Проявив незаурядную проницательность, полиция отметила следующую закономерность: чем позже исчез из поля зрения человек, тем раньше он объявился. И когда в участок влетела разъяренная миссис Блепп, крича, что злодей Стимс, с которым ее дочь отныне не будет иметь никакого дела, украл у нее обручальное кольцо, туфли и зачем-то вытащил пластинки из корсета, всем стало ясно, что конец близок.

Он был не просто близок — он уже наступил. Мистер Байндер очнулся на проезжей части оживленной улицы и подумал, как все, что вывалился из такси. Потом он вспомнил, что упал на кусок мягкой замши, которой любовался третьего мая часов в пять вечера, когда ехал к Макфаддену. Теперь же в городе была ночь, ни такси, ни замши, оставшейся на сиденье, не было и в помине, в карманах у него не оказалось ни часов, ни мелочи, а брюки сваливались. Байндер поплелся домой: расстояние не превышало двух кварталов. Из груды газет, накопившихся под дверью, он с удивлением узнал, что уже 14 мая, и прочел о событиях последних дней.

Таддеус Байндер заварил чаю покрепче, налил себе стакан и стал сосредоточенно думать. Он припомнил, что, выйдя из дому, сел в такси и, развернув сверток, стал внимательно рассматривать замшу, которая как раз перед этим помогла ему доказать, что проницаемость предметов вполне осуществима на практике. После чего сам же сквозь эту замшу и «провалился». А теперь вернулся к реальной действительности через одиннадцать с половиной дней.

Опираясь на свои технические знания и практический опыт, Байндер без особого труда смог объяснить все случившееся. Однако вопрос представлял интерес не только с научной точки зрения; приходилось считаться и с юридической его стороной. Семьдесят один человек мог подать на Байндера в суд — при этой мысли он содрогнулся. Впрочем, его имя не фигурировало в списках пропавших — он был одинок и никто не заявил о его «гибели». (Ни одной вещицы не осталось от него и в квартире Стимса, так как тот успел отнести в ломбард его часы.)

Поразмыслив о том, что ему делать, Байндер пришел к самому разумному выводу: он решил держать язык за зубами.

И все же на следующий день он направился к своему другу, мистеру Макфаддену.

— Боже мой, жив и невредим! — воскликнул тот.— А я считал тебя жертвой «Чудовища». Где же ты пропадал?

— Попробую тебе объяснить. Выслушай меня, Джордж.

Таддеус Байндер рассказал другу о том, что, судя по всему, ему удалось разгадать тайну проницаемости одного физического тела сквозь другое. Атомы, из которых состоят твердые вещества, даже такие, как сталь, говорил он, очень малы, а расстояние между ними сравнительно велико. Иными словами, между атомами любого самого твердого тела столько же пустоты, сколько между атомами, скажем, облаков: нейтроны и космические лучи проходят сквозь них совершенно свободно. С другой стороны, два облака так же не могут проникнуть одно сквозь другое, как и два твердых тела. Но если атомы облаков не «разлетаются», потому что они «подвешены» в частицах воздуха, то атомы твердых тел скреплены между собой электромагнитными полями, которые каждый из них создает. Однако, если отнять у поля его сопротивляемость, в структуре твердого тела появится уйма «пробелов», сквозь которые может проникнуть другое тело, не менее твердое. Это позволит двум и более объектам одновременно находиться в одном и том же месте.

— Именно к этому я и стремился в своих опытах,— продолжал мистер Байндер.— Целиком уничтожить сопротивляемость полей, мешающую проникновению «чужих» атомов, я не смог, мне удалось лишь слегка ее нейтрализовать. Я обработал кусок оленьей кожи, ранее служившей покрывалом, таким образом, что мог «пропихнуть» через нее почти все. Я говорю «почти», потому что металл не захотел мне подчиниться, металл оставался на своем месте. Я обработал замшу особым образом — «намагнитил» ее, если хочешь, разумеется не навсегда,— и повез к тебе, чтобы показать, как я заставляю вещи проникать друг в друга.

— Ну и где же ты пропадал с тех пор? То есть если всему этому верить.

— Сейчас расскажу. Ты знаешь, что электромагнитные поля держат каждый атом на своем месте с помощью сил, действующих друг на друга в трех взаимно перпендикулярных направлениях: горизонтальном, вертикальном и поперечном. Если между ними пытается втиснуться «чужой» атом, поля его выталкивают. Когда я их нейтрализовал, они тем не менее продолжали выталкивать, действуя по тем же взаимно перпендикулярным направлениям. В новом же направлении под прямыми углами они их втягивали.

— В новом направлении под прямыми углами? — скептически переспросил мистер Макфадден,— Но ведь это означает четвертое измерение.

— Это и было четвертое измерение, Джордж, но совершенно неожиданное: измерение во времени. Когда я упал на замшу, ее атомы, действуя на те, из которых состою я, заставили меня двигаться во времени. Они забросили меня вперед, в двенадцатый день с того самого момента. А для вас этот день наступил только сегодня.

Макфадден молчал. Он медленно, тщательно набивал свою трубку табаком. Потом зажег ее и затянулся, не произнося ни слова. Макфаддена вообще, как мы уже отмечали, было не так-то легко в чем-нибудь убедить.

— Но атомы вещества, обработанного таким образом,— продолжал Байндер,— постепенно теряют свои свойства. Поэтому каждый день они засылали людей на все меньшую и меньшую временную дистанцию. Судя по сообщениям в газетах, последние «подопытные» оказались всего лишь в послезавтрашнем дне. А сейчас, возможно, атомы в моей замше вернулись в прежнее состояние и больше никого не пропустят.

— Ты думаешь? — в голосе Макфаддена прозвучала легкая издевка.

— Боюсь, что так оно и есть. Я мог бы, конечно, добиться полной проницаемости, но ведь от нее нет никакой практической пользы. Лучше я займусь множимостью.

— Множимостью? А это что еще такое?

— Понимаешь,— начал Байндер с энтузиазмом,— существует философское понятие, согласно которому один и тот же предмет способен одновременно находиться в нескольких местах. Джордж, ты представляешь, какие в этом таятся возможности?

Так вот, в последнее время стало известно, что мистер Таддеус Байндер работает над проблемой, таящей в себе, по его же словам, огромные перспективы. Он целиком посвятил себя делу прогресса научно-философской мысли. Он и сейчас так же свеж и приятен в обхождении, как и раньше, этот мистер Байндер. Однако, быть может, кому-то и следовало бы положить конец его деятельности. Он ведь и сам не отдает себе отчета, какими колоссальными способностями обладает. Теперь вот, извольте радоваться, придумал какую-то мно-жимость...

Конечно, можно было спросить мнение Стимса на этот счет, в конце концов он на себе испытал результаты подобных опытов. Однако не стоит, пожалуй. Всякий раз, когда кто-нибудь упоминает историю с «Чудовищем», Стимс приходит в волнение, начинает говорить на высоких нотах и не может остановиться. Голос его звучит раздраженно, потом делается пронзительным, в углах рта появляется пена. Впрочем, у Сьюзи Блепп и полицейского Кассиди совсем другие воспоминания об этой истории.

Чертовски трудно понять, кто из них прав.

 Одинокая планета

Пока не появились люди, Эйликс была очень одинока. Но о своем одиночестве она, разумеется, и не подозревала: ведь тогда главным в ее сознании была память, а то, что входило в ее воспоминания, состояло из самых простых вещей. Тепло и холод, солнечный блеск и мрак, дожди и засухи — вот и все; других понятий Эйликс не знала, хотя и была уже невообразимо стара. Однако на своей планете она была первым существом, наделенным сознанием.

Конечно, поначалу там наверняка встречались и иные существа, возможно даже целые квинтильоны живых комочков — простейших амеб,; бактерий, обитавших в той же луже, в которой родилась Эйликс. Когда-то и Эйликс почти не отличалась от этих бесчисленных, как звезды, существ, которые плавали, жили и умирали в полном жизненной сумятицы болоте под влажным, покрытым тучами небом. Но это было давно, миллионы, а может, и сотни миллионов лет назад.