Дейр

Было довольно тяжело сознавать, что все твои современники превратились в прах сотни тысяч лет назад. Осознавать это казалось невыносимо.

Правда, он не мог с уверенностью сказать, что он на Земле единственный человек, и только это удерживало его от отчаяния.

Впрочем, он был не одинок. У него оказалось много собеседников, даже если они подчас вызывали у него отвращение, казались жестокими, а язык их загадочным.

Их отношение к нему, как к божеству, делало близость между ними невозможной. Исключением была только Авина. Она глядела на него с обожанием, но не теряла чувства юмора. Хотя и постоянно твердила, что ей не следовало говорить то-то и так-то, не то Вувизо разгневается. Улисс уверял ее, что божество не гневается по таким пустякам.

Авине было семнадцать лет, и год назад она должна была выйти замуж, но умерла ее мать. Отец — верховный жрец Аузира — не захотел остаться один в доме и разорвал помолвку, из-за чего едва не потерял добрую репутацию. Однако неписаный закон гласил, что все здоровые женщины от шестнадцати и старше должны быть замужем. Так что Аузира тянуть долго не мог. Вскоре дочь придется выдать замуж и она покинет его кров. Сам же верховный жрец хоть и имел немало привилегий, жениться вновь не мог. Таков был обычай, а обычай нарушить нельзя.

Теперь верховный жрец имел повод держать дочь у себя, оттянуть ее замужество, она была правой рукой Каменного Бога и будет оставаться таковой, пока тот не пожелает с ней расстаться. Вряд ли кто-то в племени будет возражать.

Поэтому Авина оставалась подле бога с рассвета до заката. Иногда она жаловалась, что отец удерживает ее допоздна за беседой и она не высыпается. Улисс напоминал, что может это запретить, но она умоляла его оставить все, как прежде.

В конце концов, можно недоспать ради отцовского счастья?

Между тем Улисс стал больше понимать язык вуфеа. Он уже не казался ему сложным. Он брал уроки языка у заключенных вагарондитов. Этот язык был абсолютно не похож на язык вуфеа, хотя можно было предположить, что тот и другой имеют одного предка, как и гавайцы, индонезийцы и таитяне. Но у вагарондитов было очень много труднопроизносимых звуков, что напоминало алгонквианские языки, хотя, конечно, весьма отдаленно.

Общим для обоих племен был язык аурата, на котором проводятся торговые, военные и прочие переговоры. Улисс спросил Авину, откуда произошел аурата — слишком уж он казался искусственным, как эсперанто, и она ответила, что его изобрели дулулики.

Спросив, кто такие дулулики, и услышав ее описание, Улисс решил, что они плод воображения ее племени. Таких существ быть не могло.

Еще он выяснил, что вагарондитов копили для ежегодного фестиваля конфедерации вуфеа. Там пленных подвергнут пыткам, а потом принесут ему в жертву…

— Сколько дней до фестиваля Каменного Бога? — спросил он.

— Только одна луна, — ответила она.

Поколебавшись, он проговорил:

— А что, если я запрещу пытки и убийства? Что, если я велю отпустить вагарондитов?

Глаза Авины широко раскрылись. Был полдень, и ее зрачки казались черными черточками на фоне голубых озер. Приоткрыв рот, она провела своим розовым острым язычком по темным губам и спросила:

— Простите, Повелитель, но зачем вам это?

Улисс знал, что она, чувствительное, нежное, ранимое существо, никогда не поймет, что можно жалеть вагарондитов, и промолчал. Для людей ее племени вагарондиты были хуже животных. Но ведь мой народ — онондаги и сенеки — такой же. Кровожадный, думал Улисс. А уж о наших предках — ирландцах, датчанах, французах, норвежцах — и говорить нечего.

— Скажи мне, — попросил он, — это правда, что вагарондиты тоже считают меня своим богом? Разве они не совершили свой великий набег только для того, чтобы перенести меня в свой замок?

Авина хитро взглянула на него, затем ответила:

— Ты же бог, тебе видней.

— Сколько раз уже я тебе говорил, что, пока я был каменным, я о многом думать стал по-другому, — сказал он без надежды быть понятым. — Например, я теперь понимаю, что вагарондиты такие же мои люди, как и вуфеа.

— Что, мой Повелитель? — вымолвила Авина еле слышно. Она была потрясена.

— Когда бог наконец заговорил, он сказал совсем не то, что от него ожидали услышать, — проговорил Улисс. — Зачем бы богу говорить то, что уже знает каждый. Нет, бог видит дальше и глубже простого смертного. Он знает, что лучше для его народа, ведь люди слепы и недальновидны или не могут предсказать, что будет хорошо, а что плохо на их долгом пути вперед.

Наступила тишина. В комнату влетела муха, и Улисс поразился живучести этой твари. Если бы человечество было бы достаточно развито, то… Но, подумал он, вряд ли человечество было достаточно развито. Ведь еще в 1985 году было установлено, что оно вымрет от голода и загрязнения окружающей среды. А вот обычное насекомое муха процветает и не собирается вырождаться.

— Я не понимаю только, что мой повелитель этим достигнет, — сказала Авина — Почему жертвоприношения, которые удовлетворяли моего бога много веков подряд и против которых он никогда не говорил ни слова…

— А тебе придется молиться, чтобы понять, Авина. Слепота ведет к смерти, ты это знаешь.

Авина в недоумении облизала губы кончиком языка. Он осознал, что туманные высказывания трудны для восприятия кошко-людей, они настораживают их и вызывают недоверие.

— Иди созови жрецов и вождей — я хочу держать совет. Да скажи рабочим на крыше, чтобы не стучали так, пока мы совещаемся!

Авина вскочила и выскочила из зала. Через пять минут все приглашенные, не занятые охотой, собрались в замке. Улисс с высоты громадного холодного трона изъявил свою волю. Жрецы и вожди казались ошеломленными, но никто не посмел возразить. Аузира сказал:

— Наш повелитель, чего же ты ждешь от такого союза?

— Прежде всего я хочу прекратить эту бессмысленную резню, а лучших бойцов из вуфеа и вагарондитов мы используем для экспедиции против Вурутаны.

— Вурутаны! — забормотали они в страхе и ужасе.

— Да, Вурутаны! Вы поражены? Боитесь, что исполнятся древние пророчества?

— О да, Повелитель, — сказал Аузира. — Ты угадал. Не скрою: колени у нас дрожат и поджилки трясутся!

— Я поведу вас против Вурутаны, — сказал он. Однако этот храбрец не знал, что такое Вурутана и как с ним бороться. Он постарался выудить как можно больше сведений о нем, но так, впрочем, чтобы не показать своего невежества. Из того, что Поющий Медведь услышал, стало ясно: чего-чего, а забывчивости по отношению к Вурутане проявлять не стоило. Это не какая-то мелкая сошка! Так, по крайней мере, считали вуфеа.

— Вы пошлете гонца в ближайшую деревню вагарондитов — поведать о моем повелении, — сказал он. — Да, вагарондиты для вас злейшие враги, но как уж к ним подступиться, придумайте сами. Объявите, что я сам доставлю к ним пленных, если, конечно, нам гарантируют безопасность, и там они вновь станут свободными. А вагарондиты освободят вуфеа. Мы будем держать большой совет, а потом пойдем в другие деревни и отберем лучших бойцов. Всюду я буду сопровождать вас. Потом мы пересечем прерии и двинемся в поход против Вурутаны.

Замок заливали потоки света, и неудивительно: обе двери были открыты, а большая дыра в крыше оставалась еще не заделанной, поэтому каждый из собравшихся был виден как на ладони. Причудливое зрелище. Свет выявил выражение лиц, покрытых короткой лоснящейся шерстью, и делал почти нестерпимым сверкание их взглядов, устремленных друг на друга. Глаза, голубые, зеленые, желтые, оранжевые, казались кошачьими и были зловещи. Хвосты еще более усиливали царившую кругом сумятицу.

Все ждали, что повелитель поведет их на уничтожение вагарондитов, а теперь он проповедовал мир и, что хуже всего, им предстояло поделить своего бога с бывшими врагами! Но спорить не приходилось.

— Ваш настоящий враг — Вурутана, — сказал Поющий Медведь, — а не вагарондиты. Идите и делайте, что я велел.

Неделей позже он вышел через северные ворота на хорошо утоптанную тропинку между садами и полями кукурузы. Старики, молодые бойцы, оставленные охранять деревню, самки и детеныши следовали за ним, крича и волнуясь.