Дорога на Дамаск

Что ни говори, а коммодор Ортон знает свое дело! Его бойцы прекрасно вышколены. Среди них множество снайперов, постоянно выводящих из строя своими пулями мои внешние камеры и батареи датчиков. Мои повреждения принимают угрожающие пропорции. Как бы Фил ни ловчил, он не сможет бесконечно находить на Джефферсоне пригодные для меня запасные части.

Еще больше меня пугает то, что по пути на задание и с него на оживленных улицах меня часто атакуют повстанцы-смертники. Их не отличить от простых прохожих, и они могут подойти ко мне достаточно близко, чтобы поразить ручными октоцеллюлозными гранатами мое мелкокалиберное бортовое оружие и звенья моих гусениц. Я так часто получаю эти травмы, что Фил просто не успевает их исправлять.

Плохо и то, что я в больших количествах расходую пулеметные патроны, которые можно раздобыть только в арсеналах полиции государственной безопасности, а Фил терпеть не может туда обращаться. Он боится пэгэбэшников как огня. Обиднее всего расходовать патроны по рядовым повстанцам, не имея ни малейшей возможности причинить ущерб их командирам. Я вообще не знаю, где они находятся. Хваленой полиции госбезопасности тоже не удалось это выяснить. Не знаю, чем это объяснить — бездарностью пэгэбэшных командиров или изворотливостью коммодора Ортона. Его бойцы никогда не сдаются; предпочитая плену пулю в лоб. Поэтому выпытывать местоположение коммодора Ортона просто не у кого.

Этот загадочный коммодор явно бывалый военный. Судя по его действиям, ему и раньше приходилось иметь дело с сухопутными линкорами. Может, он и не командовал ни одним из нас, но наверняка учился на командира или механика. Как бы то ни было, похоже, мне несдобровать…

— Извиняюсь за опоздание, — бормочет Фил, — давай-ка я слазаю и посмотрю на процессор сверхскоростных орудий, который они на этот раз продырявили. Посмотрим, какие запчасти мне теперь воровать…

Фил поднимается по задней лестнице правого борта и осторожно ползет по корме в сторону кожуха, закрывающего систему управления огнем сверхскорострельных орудий на корме и правом борте. Основные элементы этой системы, разумеется, скрыты внутри моего корпуса, но процессоры, передающие сигналы, выступают наружу и защищены простыми стальными листами. Этот конструктивный недочет устранен уже у сухопутных линкоров 21-й модели, но мне-то что делать? Фил бранится, но в поте лица режет и отгибает стальные листы электрическими кусачками. Добравшись наконец до внешних процессоров, он печально качает головой.

— Системе управления сверхскорострельными орудиями на корме и с правого борта конец! Квантовые процессоры прострелены насквозь! Им — хана!.. Чем же их заменить?.. На прошлой неделе я спер в университетском компьютерном центре процессор с их сервера, но вряд ли он подойдет… Если Сар Гремиан не достанет нам настоящих запчастей, я не знаю, что делать. Слушай, когда повстанцы в следующий раз начнут по тебе палить, попробуй увернуться от пуль!

— Ты и сам знаешь, что для этого я слишком велик.

— Это точно… — Фил утирает рукавом пот на лбу. — Знаешь, если повстанцы от тебя не отстанут, попроси ДЖАБ’у награждать тебя не медалями, а запчастями! У тебя и так уже полно джабовских побрякушек! Скоро мне будет не подлезть из-за них к передним процессорам.

Я полностью разделяю мнение Фила по поводу медалей, которыми меня награждает правительство Джефферсона, и сам бы с радостью от них избавился.

Пока Фил лезет вниз по лестнице, я получаю по каналу экстренной связи сообщение от Сара Гремиана.

— Мятежники напали на полицейский патруль. Высылаю координаты…

Патруль попал в беду в тридцати семи километрах к северу от сельскохозяйственных угодий Каламетского каньона. В тех местах разводят крупный рогатый скот и свиней. Кроме того, там есть птицефабрики со стометровыми ангарами, в которых держат семь или даже восемь миллионов птиц. Раньше все эти пастбища и фабрики находились в частных руках. Потом их конфисковало правительство. Местность в том районе напоминает Каламетский каньон, что не может меня особо радовать.

— Фил! — говорю я встревоженным тоном. — Быстрее спускайся! Я выезжаю на задание. Повстанцы обстреливают полицейский патруль в Симмерийском каньоне.

Фил сокрушенно качает головой и скользит вниз по лестницам.

— Ты смотри там поосторожнее, — говорит он, добравшись до пола. — Зачем тебе новые дырки! Ты и так уже дырявый, как решето!

— Постараюсь действовать осмотрительно. Скоро меня не жди. На таких гусеницах я буду ехать медленно.

Я ложусь на курс, ведущий к указанной точке, и набираю максимальную скорость, на которую сейчас способен. По сравнению с тем, как я летал раньше, я ползу, как черепаха, но не могу подвергать свои полуразрушенные гусеницы перегрузкам. На скорости в шестнадцать километров в час я доберусь до точки примерно за два с половиной часа. Полицейские подразделения, пытавшиеся прийти на подмогу своим товарищам, попали под шквальный огонь и отступили. Полиция госбезопасности тоже отказалась прийти на помощь своим товарищам, опасаясь снайперов.

В свое время политики под восторженные крики толпы раздавили бульдозерами все военные самолеты, и теперь, когда ДЖАБ’е понадобилось справиться с горсткой вооруженных винтовками повстанцев, она может рассчитывать только на меня. Из сообщений полицейских радиостанций вытекает, что полицейский патруль еще жив. Что-то это не похоже на повстанцев! Надо проявить особую осторожность!

К тому месту, где попал в засаду патруль, ведут только три дороги. Все они не очень удобны, и, чтобы до них

добраться, мне надо проехать сквозь город Менассу, расположенный в долине реки Адеры возле устья Симмерийского каньона. В Менассе проживает около двухсот семнадцати тысяч человек, работающих на заводах, перерабатывающих и упаковывающих мясо скота, пасущегося в Симмерийском каньоне. Я въезжаю с юга в город, вытянувшийся на десять километров вдоль дороги, ведущей из Мэдисона к находящимся на севере шахтам.

Эта часть Дамизийских гор покрыта густыми лесами. Каньон зарос чащами лиственных деревьев, не позволяющих ветрам и дождям разрушать его стены. С обрывов свисает растительность, под прикрытием которой к стадам подкрадываются хищники. Их здесь так много, что жители Симмерийского каньона громче всех протестовали против решения ДЖАБ’ы конфисковать у населения оружие. В здешних местах оно необходимо, чтобы отбиваться от дикого зверья и охранять от него скот. Кстати, семейство Хэнкоков трудилось где-то здесь.

Мне не нравится здешняя местность. Из-за растительности ничего не видно, и повстанцы легко могут спрятать в чаще целую артиллерийскую бригаду, о присутствии которой я узнаю только тогда, когда она откроет огонь. Поэтому я двигаюсь вперед очень осторожно, тщательно обшаривая местность датчиками. Многие из них выведены из строя снайперами, и с левого борта я практически ничего не вижу.

Было бы неплохо провести воздушную разведку, но у меня не осталось беспилотных самолетов-разведчиков. Фил умеет изготавливать им замену, прикручивая камеры на детские модели самолетов с моторчиками, но теперь и они кончились — партизанские снайперы сбивают их быстрее, чем мой механик их мастерит. К тому же эти модели, как и все остальное на Джефферсоне, днем с огнем не сыщешь в магазинах.

В поисках чего-нибудь подозрительного я обшариваю местность уцелевшими оптическими и акустическими датчиками, а также датчиками, улавливающими энергетическое излучение, но вокруг все спокойно.

Мне осталось метров пятьсот до указанной Саром Гремианом точки, когда в эфире раздаются вопли злополучного патруля: «Они опять появились!.. Я ранен!.. Помогите! Я ранен!..»

Прямо по моему курсу заговорили винтовки. Я слышу пронзительные вопли раненых. Мне осталось преодолеть самую узкую часть каньона. Я бросаюсь в нее полным ходом, пытаясь успеть на поле боля, пока еще не поздно…

Мины!

Я обнаружил их слишком поздно. Мне не остановиться вовремя, но я все равно выключаю двигатели и торможу правую гусеницу. Меня заносит. Моя левая гусеница бешено вращается…