Дюна: Дом Харконненов

Удивительно, но она встала и подошла к Раббану, а тот, вспыхнув от злобы, непроизвольно сделал шаг назад.

– Как ты мог стать таким, каким ты стал? Он уставился на мать пылающим взглядом. Эмми понизила голос, словно обращаясь с вопросом к себе, а не к Раббану.

– Мы так разочарованы в тебе. Когда мы совершили ошибку? Что мы сделали не так? Я не могу этого понять.

Ее широкое плоское лицо смягчилось от любви и жалости, но вновь стало жестким, когда Раббан разразился жестоким смехом, стараясь прикрыть им свою неловкость.

– О? Я тоже разочарован в вас обоих. Вы – мои родители, и вы даже не соизволили пригласить меня на церемонию по поводу рождения моего маленького брата. – Он шагнул вперед. – Дайте-ка мне этого малыша.

Эмми метнулась назад, стараясь оградить своего хорошего сына от дурного. Раббан придал лицу выражение притворной грусти и шагнул вперед. Солдаты подняли оружие и последовали за Раббаном.

– Оставь мать в покое! – крикнул Абульурд. Один из солдат свободной рукой взял его за плечо и остановил. Раббан обернулся к отцу.

– Я не могу сидеть и спокойно взирать на то, как вы будете портить моего родного брата, как он будет брать пример с такого слабака, как ты, отец. Барон Владимир Харконнен, твой сводный брат и глава нашего Великого Дома, уже заполнил все необходимые документы и получил утверждение Ландсраада на право воспитания Фейда-Рауты в своем доме на Гьеди Первой.

Один из гвардейцев извлек из кармана украшенный свиток пергамента и бросил его на пол к ногам Абульурда. Тому оставалось только тупо смотреть на исполненный по старинному образцу документ.

– Барон официально и законно усыновляет мальчика и получает право опеки над ним.

Видя выражение ужаса на лицах своих родителей, Раббан ухмыльнулся.

– Точно так же когда-то он усыновил меня. Я – его наследник, я – новый барон. Я Харконнен, такой же чистокровный и настоящий, как и барон Владимир. – Он вытянул вперед свою толстую руку. Солдаты подняли ружья, но Эмми только крепче прижала к себе ребенка и отступила еще ближе к камину. – Вы же видите, что вам нечего бояться.

Дернув головой, Раббан отдал приказ, и двое солдат открыли огонь по рыбачке, которая стояла в углу, все еще сжимая в руке свой злосчастный нож. Когда Раббан гостил в главной резиденции, эта крепкая женщина готовила ему еду. Но сейчас луч лазера разрезал ее едва ли не пополам, прежде чем она успела вскрикнуть. Мертвая рыбачка выронила нож и упала в таз с рассолом, который вылился на пол, распространяя кисловатый пряный запах.

– Сколько еще людей мне придется убить, прежде чем вы образумитесь, мама? – осведомился Раббан почти жалобным тоном, все еще протягивая вперед руки с растопыренными толстыми пальцами. – Ты же знаешь, я сделаю это. Отдай мне ребенка.

Эмми отвела взгляд от Раббана и посмотрела на охваченных ужасом слуг, на маленького ребенка, а потом на Абульурда, который не смел поднять глаза и встретиться взглядом с женой. Он смог лишь издать сдавленный крик отчаяния.

Мать не желала сдаваться, но Раббан, не обращая на нее внимания, вырвал малыша из ее онемевших рук, и она не стала сопротивляться – из страха, что Раббан устроит здесь такую же бойню, какую он устроил в Бифрост Эйри.

Она не могла вынести саму мысль о том, что может лишиться ребенка. Эмми едва не задохнулась, издав приглушенный стон, и пошатнулась, словно порвалась невидимая цепь, которая, как якорем, связывала ее с землей и с жизнью. Ребенок закричал, увидев широкое каменное лицо своего старшего брата.

– Ты не можешь этого сделать! – крикнул Абульурд, который так и не решился сделать попытку прорваться сквозь цепь вооруженных людей. – Я планетарный правитель и опротестую ваши действия в Ландсрааде.

– У тебя вообще нет никаких законных прав. Мы не стали опротестовывать твой титул планетарного правителя, но ты отказался от имени Харконненов и сразу и навсегда лишился вообще всех прав. – Раббан держал плачущего ребенка на вытянутых руках, не зная, что делать со своим маленьким братом. Пергаментный свиток так и остался лежать на полу. – Ты просто ничто, отец. Самое настоящее ничто.

Продолжая крепко держать ребенка, он направился к дымящимся остаткам двери. Абульурд и Эмми, обезумевшие от горя, начали что-то кричать ему вслед. Солдаты обернулись и направили на них стволы ружей.

– О нет, не надо больше никого убивать, – сказал им Раббан. – Уезжая, я хочу слышать, как они плачут.

Гвардейцы спустились на пристань и погрузились в бронированные лодки. Абульурд, обняв Эмми за плечи, качал ее из стороны в сторону, словно баюкая, и они оба поддерживали друг друга, как стволы двух рухнувших под напором урагана деревьев. Лица их покрылись слезами, глаза расширились и остекленели. Слуги стонали от бессильного гнева.

Военные суда Раббана, уходя, пересекли воды Тула-Фьорда. Абульурд испустил сдавленный стон, потеряв способность дышать. Эмми дрожала в его объятиях, а он, стараясь успокоить ее, чувствовал себя беспомощным, раздавленным и униженным. Она смотрела на свои раскрытые мозолистые ладони, словно надеясь увидеть в них свое дитя.

Издалека, понимая, что это всего лишь галлюцинация, Абульурд явственно услышал, как плачет его сын, заглушая рев моторов выходящих из фьорда судов.

***

На базе контрабандистов, расположенной на южном полюсе Дюны, Лиета Кинеса, вернувшегося с Салусы Секундус, ожидал верный друг Варрик.

– Посмотри на себя! – со смехом воскликнул долговязый фримен. Откинув назад капюшон, Варрик бросился навстречу Лиету по гремящему гравию, которым было покрыто дно секретного ущелья. Он обнял друга, немилосердно хлопая его по спине.

– Ты ожирел от воды и стал.., чистым. – Варрик с неудовольствием потянул носом воздух. – Не вижу следов защитного костюма. Ты смыл с себя все следы пустыни?

– Пустыня навсегда останется у меня в крови. – Лиет тоже обнял друга. – А ты.., ты возмужал.

– Счастье семейной жизни, дружище. У нас с Фарулой родился сын, и мы назвали его Лиетчих, в твою честь. – Он ударил кулаком по своей раскрытой ладони. – И я продолжал воевать с Харконненами, пока ты нежился среди чужестранцев.

Сын. Лиет почувствовал укол грусти, но она быстро прошла, уступив место радости за друга и благодарности за выбор имени.

Между тем контрабандисты без лишней суеты и разговоров приступили к разгрузке. Обычного оживления как не бывало, люди вели себя тихо, лица их были мрачны и сосредоточены. Все были расстроены тем, что Доминик Верниус не прибыл с ними на Арракис. Выгрузкой материалов, доставленных с Салусы Секундус, распоряжались Иодам и Асуйо. Гурни Халлек остался руководить работами на Салусе.

Варрик жил на антарктической базе уже пять дней, ел хлеб контрабандистов и рассказывал им, как надо выживать в пустынях Дюны.

– Думаю, что они никогда этому не научатся, – фыркнув, шепнул он Лиету. – Сколько бы они здесь ни прожили, они все равно останутся пришельцами.

Пока они шли по главному туннелю, Варрик рассказывал о своих новостях. Два раза подряд он возил меланжевые подношения Рондо Туэку и всякий раз пытался выведать, когда вернется его друг. Какой долгой казалась ему разлука.

– И зачем тебя потянуло на эту Салусу Секундус?

– Мне надо было попутешествовать, – ответил Лиет. – На той планете вырос мой отец, и он часто мне о ней рассказывал. Но теперь я вернулся и собираюсь остаться на Дюне. Здесь мой дом. Салуса была лишь интересным отвлечением.

Помолчав, Варрик провел рукой по своим длинным примятым и спутанным от долгого ношения защитного костюма волосам. Несомненно, Фарула, как и подобает хорошей жене, хранила его водяные кольца. Интересно, как сейчас выглядит эта чудесная женщина?

– Так ты вернешься домой, в сиетч Красной Стены, Лиет? Фарула и я скучаем по тебе. Нам очень грустно из-за того, что ты решил покинуть нас.