Миры Роджера Желязны. Том 10

— Так вот, относительно вашей будущей книги, Шрин Штиго… — прервал я его. То, что я использовал почтительное обращение, остановило веганца на полуслове.

— Да? — отозвался он.

— У меня такое впечатление, что у вас нет ни малейшего желания говорить на эту тему ни теперь, ни впредь. Я, конечно, полон уважения к подобному чувству, но, как руководителя поездки, оно ставит меня в довольно затруднительное положение.

Оба мы понимали, что мне следовало бы затронуть этот вопрос в личной беседе, особенно после его реплики, адресованной Филу в гостиной, но я был настроен сварливо и хотел, чтобы он знал об этом и чтобы разговор перешел в другое русло. Поэтому я сказал:

— Будет ли это в основном географический отчет о местах, которые мы посетим, или вам предпочтительно, чтобы мы обратили ваше внимание на местную специфику — будь то, так сказать, вопросы политики или насущные вопросы культуры.

— Главный мой интерес — написать занимательную книгу о путешествии, — ответил он, — но мне любопытна любая информация о нашем пути. Во всяком случае, я считал, что это — ваша работа. Что же касается земных традиций и здешних текущих проблем, то общее представление о них я имею, и они не очень меня занимают.

Дос Сантос, который ходил и курил в ожидании, пока сготовят еду, остановился в полушаге от нас и сказал:

— Шрин Штиго, что вы думаете по поводу Движения Возвращенцев? Вы сочувствуете нашим целям? Или считаете затею эту мертворожденной?

— Да, — ответил он, — последнее. Я убежден, что если кто-то мертв, то единственная его обязанность — это удовлетворить потребителя. Я уважаю ваши цели, но не пойму, как вы можете надеяться на их реализацию. Почему люди должны отказываться от гарантий своей безопасности ради возвращения сюда? Большинство представителей нынешнего поколения никогда даже не видели Землю, кроме как на пленках, — а вы должны признать, что это весьма маловдохновляющие документы.

— Я с вами не согласен, — возразил Дос Сантос, — и считаю ваш подход ужасно патрицианским.

— Именно таким он и должен быть, — произнес Миштиго.

Джордж и еда появились почти одновременно. Два официанта стали накрывать на стол.

— Я бы предпочел есть один за маленьким столом, — объяснил Дос Сантос официанту.

— Вы здесь, потому что сами об этом просили, — напомнил я.

Дос Сантос взял себя в руки и глянул тайком на Красный Парик, которая по воле случая сидела справа от меня. Мне показалось, что я засек едва уловимое движение ее головы, сначала налево, затем направо.

Дос Сантос собрал все черты своего лица вокруг маленькой улыбки и слегка кивнул.

— Простите мой латинский темперамент, — заметил он. — Вряд ли удастся обратить кого-либо в веру Возвращенцев за пять минут, и каждый раз мне трудно скрыть свои чувства.

— Это уж точно, — сказал я и добавил: — Я голоден.

Он сел напротив нас, рядом с Джорджем.

— Узрите Сфинкса, — промолвила Красный Парик, указывая на гравюру на дальней стене, — чья речь — то долгое молчание, то вдруг загадка. Он стар как само время. В высшей степени уважаем. Дряхл вне всякого сомнения. Рот он не открывает и ждет. Чего? Кто знает… Вы испытываете тягу к монолитному в искусстве, Шрин Штиго?

— Иногда, — бросил веганец, сидя слева от меня. Дос Сантос быстро глянул через плечо и снова посмотрел на Диану. Он ничего не сказал.

Я попросил Красный Парик передать мне соль, и она передала. Мне и в самом деле хотелось высыпать на нее соль, чтобы она застыла соляным столпом, и тогда бы в свободное время я бы наконец познал ее, но вместо этого я использовал соль для картошки.

И в самом деле, узрите Сфинкса!

Солнце в зените, короткие тени, жара — вот как это было. Я не хотел, чтобы какие-нибудь вездеходы или скиммеры портили картину, поэтому заставил всех идти пешком. Это было недалеко, я выбрал несколько окольный путь, чтобы достичь предполагаемого эффекта.

Вкривь и вкось мы прошагали милю, где карабкаясь вверх, где спускаясь. Я конфисковал у Джорджа сачок для бабочек, чтобы избежать раздражающих пауз, когда мы пересекали несколько клеверных полей, лежавших на нашем пути.

Ходьба обратно сквозь время — вот что это было: мимо стремительно проносились птицы ярких расцветок (фьють! фьють!), а стоило нам только подняться на какой-нибудь небольшой пригорок, как далеко на горизонте возникала пара верблюдов. (Очертания верблюдов, как будто рисунок углем… Но хватит об этом. Никого не волнует впечатление от верблюдов. Даже самих верблюдов, если уж по правде. Бедные больные животные…) Невысокая смуглая женщина устало тащилась мимо с высоким кувшином на голове. Миштиго отметил сей факт для своего карманного помощника. Я кивнул женщине и произнес приветствие. Женщина ответила на приветствие, но, естественно, не кивнула. Эллен, уже мокрая от пота, обмахивалась большим зеленым треугольником из перьев; Красный Парик шагала прямая, высокая, капельки испарины выступили на верхней ее губе, а глаза были спрятаны за солнечными очками, затемнившимися до своего предела. Наконец мы взобрались на последний невысокий холм.

— Глядите, — сказал Рамзес.

— Madre de Dios! — вырвалось у Дос Сантоса. Хасан выругался.

Красный Парик быстро повернулась ко мне, затем обратно. Из-за ее солнечных очков я не смог прочесть выражения ее лица. Эллен продолжала обмахиваться.

— Что они делают? — спросил Миштиго. Впервые я видел его таким удивленным.

— Ничего особенного, — сказал я. — Разбирают великую пирамиду Хеопса.

Последовала пауза, а затем Красный Парик спросила:

— Зачем?

— В общем, затем, — ответил я, — что в этих местах нехватка строительных материалов. Камень из Старого Каира радиоактивен, вот они и добывают стройматериал, растаскивая по частям этот древний кусок твердого геометрического тела.

— Они оскверняют памятник великому прошлому рода человеческого! — воскликнула она.

— Нет ничего дешевле, чем великое прошлое, — заметил я. — Мы же имеем дело с настоящим, и сейчас им нужны строительные материалы.

— Давно ли это началось? — гневно осведомился Миштиго.

— Мы начали разборку три дня назад, — сказал Рамзес.

— Кто дал вам право делать подобные вещи?

— Решение принимала Земная Контора, Шрин, — Отдел Искусств, Памятников и Архивов.

Миштиго повернулся ко мне, его янтарные глаза странно светились.

— Вы!

— Я, — признал я, — то бишь Комиссар. Совершенно верно.

— Почему никто не знает об этой вашей акции?

— Потому что сюда приезжают лишь единицы, — объяснил я. — Что является еще одной причиной для разборки пирамиды. В настоящем ее даже перестали осматривать. Мне же дано право принимать подобные решения.

— Я прибыл сюда из другого мира, чтобы осмотреть ее!

— Так поторопитесь взглянуть, — сказал я ему. — Она скоро исчезнет.

Веганец отвернулся и впился в нее глазами.

— Вы, очевидно, не имеете никакого представления о ее подлинной ценности. А если имеете…

— Наоборот, я знаю абсолютно точно, сколько она стоит.

— …А те несчастные создания, которые работают там, внизу, — голос его становился все выше, по мере того как он вглядывался в происходящее, — под жгучими лучами вашего мерзкого солнца, они ведь трудятся в примитивнейших условиях! Вы хоть слышали когда-нибудь о подвижных механизмах?

— Конечно. Они дороги.

— И у ваших прорабов кнуты! Как можно так относиться к собственным людям? Это не лезет ни в какие рамки!

— Все те люди работают добровольно, за символическую плату, и «Экуити» не позволяет нам использовать кнуты, даже несмотря на то, что статисты выступают за право их применения. Все, что нам разрешено, — это щелкать кнутами возле работающих.

— «Экуити»?

— Профсоюз актеров. Хотите посмотреть на механизмы? — Я сделал широкий жест. — Взгляните вон на тот холм.

Он посмотрел.

— Что там?

— Мы записываем все на видеопленку.

— С какой целью?

— Когда закончим, мы смонтируем пленку до приемлемой продолжительности и пустим ее в обратную сторону. Мы хотим назвать ее «Строительство Великой пирамиды». Отличная штука — и для развлечения, и для денег. С тех пор как ваши историки узнали о пирамиде, они ломают себе голову, как же именно мы ее сложили. Надеюсь, эта пленка их немножко осчастливит. Я решил, что операция ГСПН — это то, что надо.