Журнал «Если», 2005 № 07

Ярко-синие глаза Алабанды несколько раз подернулись кожистыми веками; затем он расклеил толстые губы, просунув между ними язык, и наконец заговорил:

— А-а… а… а вы?… — и махнул в сторону «Ласточки».

— Имею удовольствие представить моего старшего офицера, — Бугго сделала строгий жест, без поворота головы, в сторону Хугебурки.

— М-м… — сказал Алабанда, беглым взором внеся в свои учетные ведомости Хугебурку. — Это…

— Капитан Бугго Анео, — представилась Бугго и сотворила второй книксен. Разрез на ее юбке треснул, обнажив ноги выше, чем было задумано. Зрители разразились радостными воплями, над толпой взметнулись разноцветные платки.

— Это… — повторил Алабанда и пошлепал губами, — ты захватила «Птенца»?

— Именно, — подтвердила Бугго.

— А Нагабот?

— Я его убила, — бесстрастно объявила Бугго.

Алабанда вытянул губы трубочкой.

— Утю-тю. Покажи ручки. — Он схватил Бугго за запястье и помахал в воздухе ее кистью. — Вот этими ручками. Утю-тю. Ах ты, муха.

Бугго задрала руку, потянув вверх и лапу Алабанды.

— Да! — крикнула она. — Смотрите все, я убила его этими руками! Согласно кодексу Бургариты, «Птенец» — мой!

— Ну, — сказал Алабанда примирительно и выпустил Бугго.

Она вдруг сообразила, что в толпе почти никто не понимает эль-бейского. Да и Алабанда говорит на нем еле-еле. Разномастная толпа постепенно стискивала кольцо вокруг губернатора и чужачки.

— Алабанда! — завопил кто-то. — А что она говорит?

Алабанда проревел какую-то фразу, отчего все сперва притихли, а потом разом начали топать ногами и оглушительно завывать. Бугго чуть переместилась в сторону и ощутила прикосновение Хугебурки. Он был почти бестелесный — как будто под одеждой не скрывалось ничего, кроме духа, угрюмого и упорного.

— Не озирайтесь, — прошипел Хугебурка в самое ухо Бугго. — Не сводите глаз с губернатора.

Бугго пошире, понадежней расставила ноги, позволяя всем желающим любоваться ее коленками и резинками для чулок, и указала на Алабанду подбородком.

— Эй! — гаркнула она. — Я беру «Птенца» и все его контракты, кроме гнилого!

Последнее слово она произнесла на жаргоне Бургариты. Оно звучало довольно грубо, особенно в устах женщины.

Неожиданно Хугебурка заревел на чужом языке. Алабанда почти перекрывал его срывающийся голос громовым хохотом. Однако теперь многие лица в толпе сделались более осмысленными. Бугго кричала Алабанде в глаза, при каждой фразе дергаясь так, словно вот-вот плюнет:

— Нагабот заказал оружие! Его партнер подставил нас! Но он подставил и Нагабота, подсунув ему меня! Я — плохая жертва! Я убила всех! Теперь груз — мой! Я хочу отдать долги Нагабота и отомстить за него!

Алабанда смеялся и бил кулаками по подлокотникам, толпа шумела. Мужчины — разряженные, пахнущие липкими, масляными благовониями, грязным бельем, араком, кислым молоком, спиртовыми духами, костровым дымом, оплавленным пластиком, — все эти мужчины теснились возле Бугго, толкали ее, хватали за бедра, за руки, целовали в щеку обветренными колючими губами, хлопали по спине, а потом подхватили под локти — ее и Хугебурку — и потащили в гудящий, раскачивающийся кабак. Оглянувшись, Бугго увидела, как над толпой шевелится поднятый на руки золотой трон, а на нем, ерзая вместе с подушкой и взмахивая над головами толстыми ножищами, болтается Алабанда — пьяный, счастливый, безумный.

После попойки Бугго проснулась в незнакомом месте — на полу под столом. Она лежала на пластиковом мешке, набитом комковатым синтепоном. Чуть повернув голову, женщина увидела металлическую тонкую ножку стола, приваренную к полу. Плиточки на полу были, видимо, специально подобраны таким образом, чтобы вызывать страшные пьяные галлюцинации: немыслимое чередование желтых, фиолетовых и черных геометрических фигур, которые, если долго на них глядеть, начинали сливаться в назойливые, застревающие в сознании узоры.

Кроме того, пол явственно покачивался.

Бугго вылезла из-под стола на четвереньках. Несколько человек, с виду довольно мятые, с отвращением завтракали. Никто не удивился появлению Бугго. Она присела с краю, и тотчас к ней подвинулась глубокая плошка с густой кашей серо-зеленого цвета. Бугго поискала глазами ложку или лопатку, но ничего не обнаружила и принялась есть руками. С каждым глотком в голове у нее все больше прояснялось. Когда в помещение вошел, с потерянным видом, Хугебурка, Бугго облизала пальцы и махнула ему рукой, приглашая сесть рядом. От каши он отказался.

— А зря, — сказала Бугго. — Они туда что-то кладут… полезное. Только пол по-прежнему ходуном ходит. Это почему, как вы думаете?

— Потому что здесь многие дома строят на фундаментах с искусственной подушкой невесомости. Очень удобно в сейсмически опасных зонах. Да и вообще, модно.

— А… — Бугго выглядела немного разочарованной. — А где Антиквар? И Малёк?

— На корабле. Я запретил им пока отлучаться.

— Пусть погуляют, — великодушно позволила Бугго.

Хугебурка вынул из кармана устройство внешней связи и вызвал корабль. Поговорил немного, затем обратился к Бугго:

— Калмине спрашивает, мы теперь тоже пираты или как?

— Или как, — сказала Бугго. — Пусть не увлекается. Но у нас с ними пока важное дело. Кстати, вы не знаете, где найти Алабанду?

— Капитан велела не увлекаться, — строго произнес Хугебурка в устройство внешней связи. — Можете гулять и все трогать руками. К вечеру встречаемся на корабле.

Он выключил связь.

— Алабанда ждет нас в губернаторском дворце.

Хугебурка выглядел усталым, как будто всю ночь накануне занимался тяжелым физическим трудом. Бугго осмотрела себя, огладила мятую юбку, поправила застежки на блузе.

— Мне переодеться? — спросила она.

— Да. — Хугебурка кивнул в сторону двери.

Там вертелись, подталкивая друг друга боками, четыре женщины довольно потасканного вида. Их черные лица были ярко раскрашены: на щеках красные круги, губы голубые, брови выбелены. На них извивались ленты; безъязыкие округлые бубенцы били их по обнаженным рукам, свисая с крученых серебряных нитей; кружево, плотное, собранное в тугие складки, облепляло их обнаженные плечи, как пена из огнетушителя. В многочисленные разрезы пышных юбок выглядывали ноги в красных, зеленых и золотых чулках; туфель Бугго не заметила.

— Кто это? — спросила она, поджимая губы немного брезгливо.

— Модистки. — Хугебурка поманил их рукой. — Выберите себе одно из четырех платьев. Они помогут вам одеться и причешут.

— Вы уверены?

— Я ни в чем не уверен, капитан. Большую часть моей жизни я провел в состоянии полной растерянности. Одевайтесь. Я подожду вас здесь.

Бугго, в зеленом и серебряном, в золотых чулках с узором в виде рыбьих чешуек, с бусиной на лбу и восьмиугольными монетками по подолу, шла по улицам портового города, кося глазами по сторонам. Это был обыкновенный городок, каких много во Вселенной — невзрачный, но местами очень симпатичный. Улицы были сплошь вымощены гладким пластиком на подушке с устройством антигравитации; при ходьбе они легонько пружинили под ногой, и Бугго поняла, почему здешние женщины носили мягкие туфли: приятно ощутить подошвой подпрыгивание пластикового настила.

— Здешние мужчины уже издали угадывают настроение женщины по походке, — сказал Хугебурка, как будто прочитав мысли Бугго. — Если она семенит, мелко раскачивая доски, — значит, ищет себе друга. А если шагает широко, медленно — значит, ее лучше не трогать.

— Антиквар об этом знает? — спросила Бугго, останавливаясь.

Хугебурка схватился за устройство внешней связи и вызвал Калмине.

А весть о том, что какая-то худышка, штурман эльбейского торгового флота, уничтожила экипаж Нагабота и зацепила «Птенца» со всем грузом, неслась, спотыкаясь и падая, по портовым барам и всему городку и за ночь распространилась за его пределы.

Бургарита была маленькой планеткой с короткими сутками. Торопливый ритм смены дня и ночи делал здешних обитателей нервными, легко возбудимыми. Некоторые, из числа местной аристократии, содержали изолированные от внешнего мира особняки, где искусственно были установлены более удобные эльбейские сутки. Это создавало для всех дополнительные неудобства.