Царица воздуха

— Однако думаю, что победи нас Древний Народ, человек на Роланде в конце концов мирно и даже счастливо исчез бы. Мы живем с нашими архетипами, но можно ли жить в них?

Барбро покачала головой:

— Боюсь, что не понимаю вас.

— Что? — удивленно оглянулся он, позабыв меланхолию.

Затем хохотнул:

— Я сглупил. Знаете, объясняя это Бог знает какому количеству политиков, ученых и посланников, и еще неизвестно кому, я позабыл, что вам-то я ничего не объяснил. Это весьма сырая идея, сложилась она во время нашего путешествия, а я не люблю преждевременных изложений. Теперь, когда мы видели аутлингов и знаем, как они действуют, я тверже в ней уверен.

Он набил трубку.

— В известной мере, — сказал он, — и я пользовался архетипами в своей профессиональной деятельности. Детектив-рационалист. Явление не такое уж необычное. Мы часто встречаем людей, с разной степенью сходства напоминающих Иисуса, Будду, Мать-Землю, или, скажем, в менее величавом смысле, Гамлета, д'Артаньяна. Исторически, воображаемо, или через миф такие фигуры кристаллизуют основные аспекты человеческого душевного строения, и когда мы встречаем их в реальном опыте, наша реакция глубже сознательной.

Он снова помрачнел.

— Человек тоже создает архетипы, которые не ограничены индивидуальностью. Душа, Тень — и вот, кажется, Внешний Мир. Мир магии, очарования, — само слово происходит от волшебных чар, — насылаемых полу-гуманоидами. Кто-то был Ариэлем, кто-то Калибаном, но каждый из них был свободен от печалей и хрупкости смертных, и, может быть, чуть жесток в своей беззаботности, чуть более коварен; обитатели туманов и лунного света, не боги, но подданные правителей, у которых достаточно могущества, чтобы быть загадочными. Да, наша Царица Воздуха и Тьмы отлично знала, что показывать одиноким людям, какие грезы насыпать им время от времени, какие песни и легенды раздавать… Интересно, сколько она и ее помощники извлекли из земного фольклора, сколько досочинили, а сколько люди сами пересоздали заново, когда ощутили, что значит — жить на краю мира…

Тени потянулись по комнате. Становилось прохладнее, стихал шум транспорта. Барбро спросила еле слышно:

— И что же это давало?

— Во многих смыслах, — ответил Шерринфорд, — отселенец живет в средневековье. У него мало соседей, мало новостей из-за горизонта, приспособлений для выживания на земле, которую он понимает лишь отчасти, которая в любую ночь может наслать на него невообразимые беды, и она так же ограничена глухими опасными местами. Машинная цивилизация, принесшая сюда его предков, оказывается тут хрупкой. Он теряет ее, как народ средних веков потерял Грецию и Рим. И вот над ним работают — долго, мощно, утонченно, с помощью архетипов Внешнего Мира, пока в его плоть не врастет вера в то, что могущество Царицы больше, чем сила машин: сначала будет вера, а за ней последуют дела. О, это будет нескоро. В идеале это будет до незаметности медленно, особенно для самодовольных горожан… Но когда в конце концов глубинка, вернувшаяся к древней вере, отвернется от них, как они смогут выжить?..

Барбро выдохнула:

— Она сказала мне, что когда их флаги взовьются над последним из наших городов, мы объединимся…

— Думаю, что и вправду — к тому времени… — признал Шерринфорд. — Тем не менее, я верю, что каждый выберет судьбу сам.

Он встряхнул плечами, словно сбрасывая груз. Выколотил пепел из трубки и потянулся, расправляя мышцы.

— Да, — сказал он, — но теперь этого не произойдет.

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Благодаря вам.

Краска появилась на его худых щеках.

— Со временем все равно кто-нибудь… Куда важнее то, что мы будем делать дальше. Это слишком важное решение, чтобы доверить его индивидууму или даже целому поколению.

Она встала.

— Если бы я могла помочь вам… — добавила она, чувствуя, как запылали щеки.

Было странно видеть его смущенным.

— Я надеялся, что мы еще увидимся.

— Конечно, Эрик!

IX

Айоук сидел на Кургане Воланда. Северное сияние горело так, что его блистающие волны почти закрывали ущербные луны. Опадали цветы огневки; несколько их еще горело вокруг корней, в сухом броке, хрустевшем под ногами и пахнущем дымом. Воздух был теплым, но на закатном небе уже не было отблесков солнца.

— Прощай, счастливого странствия! — окликнул паак.

Пасущий Туман и Тень Сна не оглянулись больше. Как будто им было все равно. Они уходили все дальше, к человеческому лагерю, огни которого сверкали, словно новая, режущая глаза звезда на южном небе.