Бунт минералов<br />(В мире реальной фантастики)

Такова судьба удивительного «простейшего» микроорганизма — Брэдиины ротула. Рожденная в Евроазиатском палеозойском океане, она пролежала никому неведомой 300 миллионов лет. И вот пришли люди, изучили ее, взяли в качестве прообраза все, что было найдено природой в те далекие времена, и создали новый корабль — покоритель величайших океанских глубин.

Я закончил чтение рукописи с острым чувством неудовлетворенности. Автор, как часто бывает, закончил рассказ на самом интересном месте. Где же этот чудо-корабль? Почему о нем ничего не слышно? Ведь будь «Брэдииноскаф» действительно построен, о нем говорили бы по радио, писали в газетах, может быть, дали бы телерепортаж из подводного мира.

Затем, как конструкторы сумели при современном уровне развития техники решить такие сложные проблемы, как питание корабля энергией с помощью термоэлементов, надстройка и укрепление корпуса корабля под водой, изменение его формы в зависимости от характера дна?

В конце концов, работал наш студент в этом студенческом ОКБ или не работал? Реальность это или просто фантастика?

Такой корабль совершенно необходим для науки и практики. Мы до сих пор очень робко проникаем в недра океана, а, проникая, главным образом, только наблюдаем. Но сейчас возникает практическая потребность в освоении подводного мира, в разработке полезных ископаемых, скрытых в глубинах океана. И не только потому, что иссякают богатства материков. Дело в том, что многие ценнейшие химические вещества находятся в морских водах в неизмеримо больших количествах, чем на суше, а это придает океанским месторождениям (как плохо отвечают наши «земные» слова этим новым понятиям!) совершенно новое качество. Дно мирового океана усеяно железо-марганцевыми конкрециями, а в них в тысячу раз больше кобальта, чем в материковых месторождениях. Но добывать эти богатства мы еще не научились.

Колоссальное значение имеет изучение геологического строения дна океанов. Оно поможет понять общие закономерности геологического строения Земли, ее истории, а это исключительно много даст и для геологической практики. Толщина земной коры в океанах в несколько раз меньше, чем на материках. Значит, здесь гораздо легче добраться до мантии — того таинственного вещества, которое лежит под земной корой. Некоторые считают, что именно мантия является источником крупнейших скоплений полезных ископаемых и в самой земной коре.

Американцы уже пробовали бурить океанское Дно С плотов, которые удерживались на поверхности океана с помощью мощных моторов, регулируемых сложнейшей кибернетической установкой. Но ничего не получилось. В одном случае плот был смещен ураганом, в другом — скважина была утеряна при извлечении керна. Попробуйте найти ее на четырехкилометровой глубине!

Другое дело бурить с корабля, который спокойно лежит на дне океана. «Брэдииноскаф» мог бы помочь решить и эту задачу.

В принципе создание такого подводного корабля, конечно, вполне возможно. Изучение природы всегда было отличной школой для ученых, инженеров-конструкторов, исследователей. Сейчас быстро развивается бионика— новая наука, возникшая на стыке биологии, кибернетики и электроники. Она стремится понять, в чем «механизм» живого совершеннее техники, в чем ой надежнее и экономичнее. А устройство Брэдиины ротула на самом деле совершеннее, надежнее и экономичнее, чем известные сейчас конструкции батискафов, и это очень хорошо понял автор записок.

Смущало другое: в записках бывшего студента все получалось слишком просто, а в практике научных исследований успехи всегда приходят в результате труда и напряженных творческих исканий. Природа не любит раскрывать свои секреты. Нетрудно дать описание Брэдиины ротула, но понять физико-химические процессы, определяющие совершенную «конструкцию» форамиферы — очень нелегко, и еще труднее — воспроизвести их в подводном корабле.

Я верю в то, что студенческое ОКБ, в котором под руководством крупнейших ученых работают почти сформировавшиеся специалисты многих направлении, может решать самые сложные проблемы науки и техники. Опыт старших и творческая дерзость молодых — это отличное сочетание. И все же о том, как проходила работа конструкторов, в записках студента сказано очень мало. Впрочем, он сам оговаривается, что «плохо разбирается» в химии полимеров, гидроакустике и других областях, мало связанных с геологией.

Мне захотелось выяснить все эти важные подробности. В отделе кадров я узнал место назначения нашего выпускника и немедленно написал ему письмо с изрядным количеством вопросов.

Ответ пришел недели через две. Признавая, что в записках о многом сказано слишком бегло, молодой геолог писал: «Корабль пока еще не существует, но его рабочие чертежи уже созданы. Проблем было множество, но они носят настолько специальный характер, что писать о них подробно я просто не решился. Если они Вас очень заинтересовали, я могу сообщить фамилии и адреса специалистов. Моя же роль была очень скромной: я помог разобрать чертежи и макет Брэдиины ротула и принял участие в конструировании приспособлений, необходимых для геолого-поисковых работ на дне океана.

Сейчас я работаю в океаногеографической экспедиции, занимаюсь исследованиями геологии морского дна и надеюсь, что скоро „Брэдииноскаф“ придет нам на помощь. Это будет великолепный разведчик океанских глубин, а потом… Потом мы начнем и глубинное бурение, и добычу подводных богатств».

Письмо разъяснило самое главное: значит, «Брэдииноскаф» будет! Ну что ж, очень хорошо. А подробности действительно лучше узнать у специалистов.

НА ПРОСПЕКТЕ КАРЛА МАРКСА

Рано утром мне принесли фототелеграмму. Это был вызов в Москву — из центральной редакции геологической литературы…

Перелет из Свердловска в Москву стал теперь сплошным удовольствием. Исчезли многочисленные неудобства, встречавшиеся раньше почти на каждом шагу. Особенно был труден путь от города до аэродрома. Теперь: все просто. Я довольно быстро преодолел путь на сверхзвуковом реактивном самолете, затем на вертолете и вскоре оказался на площади Дзержинского, на пути в издательство.

В наше время все дороги действительно ведут в Москву. Не было случая, чтобы там меня не окликнули мои ученики. При встречах с ними в самом невыгодном положении оказываюсь я. За многие годы работы в институте студентов прошло столько, что трудно подсчитать их количество, не то что запомнить. Как правило, в памяти остается розовощекое молодое существо, чуть-чуть (или сильно) вздрагивающее от неожиданных вопросов на экзаменах. А затем, через много лет, это существо трансформируется в солидного гражданина или изящную даму. Вот и начинаешь гадать — кто это: Петя Сидоров или Вася Зайцев, Муся Гладкова или Нина Зверева? Многие из них, видя мои затруднения, сразу называют имя, фамилию, год окончания института и перечисляют всех своих однокашников. С такими разговаривать легко.

Не успел я ступить на тротуар у метро Дзержинская, как сразу же столкнулся с двумя солидными товарищами. Мы извинились друг перед другом. Я хотел пройти дальше, но они остановили меня, назвав по имени и отчеству.

Оба были неузнаваемы. Принадлежность к геологам выдавал тот типичный отпечаток, который накладывает на человека длительное пребывание в тайге или в тундре. Это и загар, и длинная борода, и уверенная поступь, и много других, порой неуловимых, мелких черт.

Они недолго держали меня в неведении и довольно быстро «рассекретили» свои фамилии и, что главное, студенческое прозвище. Это были выпускники нашего института Миша Болотников и Паша Иванов. То есть, сейчас, конечно, Михаил и Павел. Дипломный проект они защищали лет семь-восемь тому назад. Они и в студенческое время были неразлучны, и сейчас оба работают в Северном крае. Студентами они вечно шумно спорили друг с другом. Спор часто принимал такие формы, что ребятам приходилось их разнимать. Вот за эту-то особенность их и прозвали «закадычными врагами».