О черном археологе замолвите слово

Впрочем, вот она, причина. Вокруг этого покоящегося на гранитном основании шара и был возведен весь комплекс. Как кокон вокруг бабочки. Дикая технология, годящаяся только для тех вещей, которые нельзя перемещать.

– Не зря планетка так называется… Но кто смог угадать?

– Вниз, – скомандовал Янг, поднимая щиток шлема.

– А можно, я здесь подожду? – десять метров вертикально вниз смогу преодолеть только в падении. Мужчина отрицательно покачал головой.

Обнаружив в лице Охотника все признаки нездорового азарта, как-то огонь в глазах и кривую довольную усмешку, я испугалась. На сей раз по-настоящему. Кажется, возможность предоставить нечто оригинальное Метрополии является отговоркой. Ему самому находка настолько интересна, что он готов…

Я не додумала.

– Нет уж. Ты забыла? У нас договор.

– По оказанию консультационных услуг!

– Вот и проконсультируешь.

Не хочу!! А придется. Охотник тонкой леской обмотал мои запястья, насильно подтащил ближе к прорезанной дыре. Развернулся спиной. Получившееся из мои рук кольцо продел через голову. Я машинально прижалась к доспеху, напрягая запястья. Хорошая задумка, только я не пушинка.

Однако… Это оказалось не затруднение, а так, мелочь. Моего веса на спине Янг даже не заметил. Выбрался в колодец, и, впиваясь в светлый пластик то ли когтями, то ли просто пальцами, спустился вниз. Я успела только пару раз поморщиться от дергающей боли в запястьях, как очутилась внизу.

И присела на пол, уже не обращая внимания на провалы в восприятии. Серая жемчужина давила на психику. Оторвав взгляд от ее перламутровой поверхности, огляделась. Охотника видно не было, зато в мертвой тишине разносились шаги. Размеренные, четкие. Осторожные.

Одна из прозрачных мембран-окошек отсутствует, кругом валяются вплавленные в пол осколки, выбитые, видимо изнутри комплекса. Там что-то взорвалось?

– Скорее похоже на выброс активной плазмы, – раздался голос Янга.

– Я опять вслух?

Охотник многозначительно промолчал. Покачал на пальце двустволку.

– Ну, работать будешь?

Подойдя вплотную к шару, провела рукой в паре миллиметров от гладкой поверхности. Полное погружение… Готова ли я рискнуть ради сомнительной чести переподчинить это нечто людям? А если себе?

Внезапно заметила, что от шара к разбитому окну тянется ниточка, поднимается по стене и исчезает где-то в лабиринтах комплекса.

– Заметила? Поторопись. Активность Жемчужины возрастает. И Луисовы ребятки очнулись.

– Они опоздали в любом случае. А для вас, полковник, могу предложить три варианта. Изложить?

Янг поощрил меня взмахом руки. Я продолжила, постепенно вгоняя себя в рабочее состояние.

– Первое. Эта штука, – я приложила ладонь к поверхности артефакта, ощутила дрожь и улыбнулась, – нас разложит на атомы, едва я начну ее читать. Второе, – сознание медленно очищалось от всего, что мешало. Раздражение, страх и боль друг за другом покидали разум. – Мне удастся прочитать и перенастроить это. Тогда вы получаете новый фактор в межпланетном раскладе, способный поменять все. – Холодное, расчетливое спокойствие, равнодушная оценка собственных возможностей. Вывод. Негативный. – Третье. Я проведу погружение, но структура жемчужины не позволит полностью ее понять. Из-за того, что мое состояние далеко от идеального. И тогда у вас на руках окажется вышедшее из-под контроля программ нечто и сканэр с выжженными подчистую нейронами. Мертвый или полностью подчиненный Жемчужине.

– Мой штатный сканэр себя до такого состояния не доводил.

– Разумеется, он не прыгал вслепую на струну с подключенными нейропереходниками, машинально ответила я, задумчиво поглаживая становящуюся светлее поверхность артефакта.

Были еще результаты, разумеется. Даже примерный анализ выдавал четыре дополнительные развилки. Но этим пусть Янг занимается.

Итак, погружение. Реперные точки. Хватит двух, сийран и схай. Все равно я уйду глубже. И куда быстрее обычного. Убедившись, что кислорода как не было, так и нет, шлем снимать не стала, а только отстегнула перчатки. Автоматика перекрыла утечку где-то в районе локтей. Холодно. Но это ощущение не затронуло никаких струн. В голове – пустота. Отлично. Время пошло.

Реальность медленно уплывала, сворачиваясь в маленький упругий комок где-то в глубине сознания. Я скользила в глубины времени, когда комплекс еще был жив, когда нелепые ломаные тени скользили по коридорам, неблагозвучно перещелкиваясь и сливаясь разумами. Мое я стремительно плавилось, отсекая неприятные ощущения тела, изучая память неживой, искусственной материи.

Паника, интерес, создание.

Еще глубже, буквально проваливаясь в черную дыру, спиралью закручивающей изломанное тело в водоворот образов. Долго, очень долго.

Образы. Чужие. Родные. Понятные. Рычание и шипение, свист и пение. Восприятие еще раз изменилось, застывшая перед глазами серая пелена расцветилась алыми, желтыми и синими пятнами.

Тепло-холодно. Снаружи холодно, внутри тепло.

Рывок. Выворачивающий наизнанку переход.

Я. Нечто. Хищное, прожорливое, голодное. Сбой. Я-мы. Много. Бесконечность, объединенная программой. Я-мы. Несем смерть. Сбой. Несем жизнь. Сбой. Изменяем.

Изменяем?

Изменяет оно? Что? Программный запрос-образ сформировал клочок человеческого сознания, до которого доходили трансформируемые потоки прошлого.

Все. Живое – разумное. Ко всему не-живому.

Неживое я-мы изменяет все живое? Адаптирует. Разумное. Все.

Я-мы количество? Размер?

Запредельное число-образ на миг выбивает из невозмутимой сосредоточенности остатки человеческого разума.

– Знаете? – вслух, хрипло, почти забыв, как воспроизводить звуки. Но ассоциативная цепочка не успевает оборваться. – То, что десять лет назад украли с вашей Тхешты – наивные детские игрушки, по сравнению с этим. Нанокомплекс предтеч. Легенда…

А образы, формируясь, ложатся на сознание. Сбой программы, сбой программы, сбой…

Восстановить. Пароли? Сбой. Повреждения.

Образец.

Копия. Несоответствие, несоответствие…

Форматирование.

Переустановка программ. Ожидание…

Перезагрузка.

Включение. Активация. Я-мы перемещение.

Командный приоритет?

Снова на краткий миг просыпается прослойка человека, помнящего о том, что рядом кто-то есть.

– Положите руки на поверхность.

Снятие параметров.

Продолжить модификацию?

Да.

Командный приоритет?

Да.

Подтверждено. Перезагрузка.

Отключение.

Подъем. Один за другом гаснут образы. Разум стремительно всплывает в реальность. Слишком быстро.

Кажется, кровь кипит, как при кессонной болезни. Болит все. Снаружи, изнутри… Глаза открыты, но я не понимаю, не помню, где нахожусь. Стою, погрузив руки почти по локти в какую-то непонятную полупрозрачную субстанцию. Непрерывный, захлебывающийся писк наноадаптера глохнет, но раздается еще один щелчок и шея мгновенно немеет. Что это? Адаптер? Что… Срывающееся сознание успевает только уловить сквозь шум в голове:

– Три часа, семь минут. Шла на рекорд? Отлично, успеваем.

Шесть месяцев спустя.

– Марина Сергеевна Леринская?

Я подняла руку.

– Прошу вас, – секретарша приглашающе кивнула и открыла дверь, – мистер Кейти ждет вас.

Ну, вряд ли именно меня он ждет.

Вежливо кивая, неторопливо шествую по шикарной приемной Центра Методических исследований. Предположительно, это мое новое место работы, да. Хотя внештатному сотруднику СБ Метрополии и так неплохо платят, но в возможности работать по второй специальности есть нечто романтическое. Пусть даже это частично – задание по внедрению. Я пробуюсь на должность внештатного переводчика. Думаю, меня возьмут. Не так уж много в Метрополии специалистов по мертвым языкам. Плюс знание еще семи самых распространенных в освоенной части галактики.

Кстати, об освоенной части.

После достопамятного погружения я месяц! Месяц провела в изолированном от внешних воздействий кессоне. Потом еще неделю в медтехе. С перерывами, разумеется. Дальше меня изучали. Всесторонне. Ибо хитрый нанокомплекс предтеч модифицировал структуры организма. Спасибо ему за выстроенные дублирующие нейросети. Иначе бы не выжила. Но вот с погружениями года три придется подождать, пока аксоны, или что там, не регенерируют. Воспоминания о лечении, надо заметить, не из тех, что относят к приятным.