Лик в бездне(сборник фантастических романов)

Мне хотелось быть дома в момент пробуждения Рикори.

Мы почти кончили обед, когда зазвонил телефон, Брейл взял трубку.

— Мак–Кенн, — сказал он.

Я подошел.

— Как босс?

— Лучше. Я ожидаю, что он проснется и заговорит, — ответил я, внимательно прислушиваясь, какова будет реакция.

— Это чудесно, док!

Я не мог уловить в его тоне ничего, кроме глубокого удовлетворения.

— Слушайте, док. Я видел Молли и узнал кое–что. Зашел к ней сразу от вас. Муж ее был дома; мы оставили с ним ребенка, и я повез ее покататься.

— Знала она о смерти Питерса? — перебил я.

— Нет. И я ей не сказал. Теперь слушайте. Я говорил вам про Горти… Как кто? Да мисс Дарили, девушка Джима Уилсона. Да. Дадите вы говорить наконец? Я вам сказал, что Горти любила ребенка Молли.

В начале прошлого месяца Горти явилась с красивой куклой для девочки. У нее была поранена рука, и она сказала, что повредила ее там же, где достала куклу. Женщина наложила ей повязку, она подарила ей куклу, потому что Горти показалась ей хорошенькой и согласилась попозировать ей для статуэтки, что ли. Горти это очень польстило, и она страшно расхваливала эту даму.

Через неделю Питер зашел к Молли и увидел эту куклу. Она понравилась ему; он даже приревновал девочку к Горти и спросил, где она ее достала. Та дала ему адрес мадам Менделип. Том сказал, что кукла хороша и ей нужна пара, и решил достать куклу–мальчика. И через неделю принес чудного мальчишку–куклу. Молли спросила, сколько он заплатил (она скрыла, что Горти заплатила позированием). Молли говорит, что Том смутился, но ответил, что плата за куклу его не разорила.

Тогда она стала шутить, спрашивая, не нашла ли мастерица кукол его достаточно хорошеньким, чтобы позировать ей, но в это время девочка закапризничала, и она отвлеклась, не получив ответа.

Том не показывался до первых чисел этого месяца. Когда он появился, на руке его была повязка, и Молли шутя спросила его, не поранил ли он руку там, где взял куклу.

— «Да, там, — удивленно ответил он, — но какого черта ты знаешь об этом?» Да, да, именно так и спросил. Что? Завязала ли она ему руку? Нет, не знаю. Молли не сказала, я не спрашивал.

— Слушайте, док, я вам говорил, что Молли не дура. Мне пришлось потратить два часа, чтобы все выяснить. Говорил о том, о другом, опять, будто невзначай, возвращался к старому. Но боялся задавать слишком много вопросов. Да, я сам понимаю, док, что глупо, но повторяю, что я боялся заходить слишком далеко. Молли слишком умна.

Рикори, когда был у нее, применял ту же тактику. Он восхищался куклами, спрашивал, где она их достала, сколько это стоило… Вспомните, я говорил вам, что оставался в машине, когда он был у нее. После этого он приехал домой, звонил по телефону, а потом отправился к этой бабе–яге. Вот и все. Что–нибудь это значит? Да, тогда здорово!

Он помолчал немного, но трубку не вешал.

— Ты слушаешь, Мак–Кенн? — спросил я.

— Да, я думал… Мне хотелось быть с вами, когда босс проснется. Но мне нужно съездить и удостовериться, как мои люди смотрят за этими коровами Менделип. Может быть, я попозже заеду к вам. Всего!

Я медленно подошел к Брейлу, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Я повторил ему то, что сказал Мак–Кенн. Он не перебивал меня. Потом спокойно сказал:

— Гортензия Дарили отправляется к старухе Менделип, ей дают куклу, просят позировать, ранят, затем лечат рану, и она умирает. Питерс тоже отправляется к ней, получает куклу, как Гортензия. Вы видели куклу, для которой он, видимо, позировал. Харриет прошла через то же самое. Также умерла. Что же теперь?

Я вдруг почувствовал себя старым и утомленным. Не очень приятно видеть и чувствовать, как рушится знакомый и организованный мир. Я сказал устало:

— Не знаю.

Брейл погладил меня по плечу.

— Поспите немного. Сестра позовет вас, если Рикори проснется. Мы доберемся до сути истории.

— Если даже сами в нее попадем, — улыбнулся я.

— Даже если сами должны будем в нее попасть, — сказал он, но не улыбнулся.

После ухода Брейла я долго сидел глубоко задумавшись. Затем попытался читать, но безуспешно. Мой кабинет, как и комната Рикори, выходит в маленький сад. Я подошел к окну и стал смотреть в него, ничего не видя. Яснее, чем когда–либо, я чувствовал себя стоящим перед закрытой дверью, которую важно было открыть.

Я вернулся в кабинет и удивился, что уже десять часов. Я погасил свет и лег на кушетку. Почти тотчас же я заснул. Я проснулся, вздрогнув, как будто кто–то сказал мне что–то громкое прямо в ухо, и сел. прислушиваясь. И вдруг я почувствовал, что тишина какая–то странная, давящая. Она заполняла кабинет густой массой, ни один звук снаружи не мог пробиться сквозь нее. Я вскочил на ноги и включил свет. Тишина, казалось, стала изливаться из комнаты, как что–то материальное. Но медленно.

Теперь я мог расслышать тиканье моих часов. Я неторопливо подошел к окну, нагнулся над подоконником и высунулся, чтобы глотнуть чистого воздуха. Потом я высунулся еще больше, чтобы взглянуть на окно комнаты Рикори. При этом я оперся рукой о ствол виноградной лозы и вдруг почувствовал, что она слегка дрожит, как будто кто–то осторожно трясет ее или по ней взбирается какое–то маленькое существо.

Окно комнаты Рикори вдруг осветилось. Позади я услышал тревожный звонок и бросился вверх по лестнице. У дверей комнаты Рикори стражи не было, двери были распахнуты. Я остановился на пороге ошеломленный. Один из стражей перегнулся через подоконник с автоматом в руках, другой склонился над телом Рикори, лежащим на полу. Пистолет его был направлен на меня. Кровать была пуста. За столом сидела сиделка, голова ее свешивалась на грудь, она спала или была без сознания. Телохранитель опустил оружие.

Я нагнулся над Рикори. Он лежал вниз лицом в нескольких футах от кровати. Я перевернул его. Лицо было смертельно бледное, но сердце билось.

— Заприте дверь и помогите положить его на кровать, — приказал я. Телохранитель повиновался. Человек у окна, не оборачиваясь, спросил сквозь зубы:

— Босс умер?

— Не совсем, — ответил я и затем выругался, что делал весьма редко: — Что же вы, черт побери, мерзавцы этакие, за сторожа?

Человек, запиравший дверь, невесело засмеялся.

— Тут есть много такого, о чем следует порасспрашивать, док.

Я взглянул на сиделку. Она все еще сидела в расслабленной позе.

Я снял с Рикори пижаму и начал детальное обследование тела. Никаких следов не было. Я сделал инъекцию адреналина, потом занялся сиделкой. Она не просыпалась. Я стал трясти ее, потом поднял веки. Зрачки были сжаты. Я поднес к ним яркий свет, но реакции не было. Пульс и дыхание были слабыми, но не опасны. Я оставил ее в покое и обратился к стражам.

— Что случилось?

Они смущенно поглядывали друг на друга. Стоявший у окна махнул рукой, как бы приглашая своего товарища говорить.

Тот начал.

— Мы сидели в коридоре. Вдруг в доме наступила какая–то проклятая тишина. Я сказал Джеку: «Как будто глушители поставили во всем доме». Он ответил: «Да». И вдруг мы услышали звук из комнаты, как от падения тела с кровати. Ворвались в комнату и увидели босса в таком виде, как застали вы. И сиделку тоже. Мы позвонили, и скоро пришли вы. Это все, Джек?

— Да, — ответил тот, — я полагаю, все.

Я посмотрел на него подозрительно.

— Ты полагаешь, что это все? Что ты хочешь сказать этим «я полагаю»?

Они снова переглянулись.

— Давай, катай все, Билл, — сказал Джек.

— Черт, ведь не поверит, — сказал тот.

— И никто не поверит. Тем не менее расскажи.

Билл начал.

— Когда мы ворвались в комнату, мы увидели что–то похожее на пару дерущихся кошек на подоконнике. Босс лежал на полу. Мы схватились за пистолеты, но боялись стрелять, так как вы сказали нам, что шум может убить босса. Потом мы услышали странный звук, будто кто–то играл на флейте за окном. Два существа разъединились и прыгнули за окно. Мы бросились к окну, но ничего не увидели.