Вариант "Ангола" (СИ)

– Саша… Неужели… неужели это все?

Я только кивнул.

– Еще Саня Валяшко за старшиной пошел, но… но я не знаю, смогут ли они сюда добраться…

– И больше никого?

Меня словно пружиной подбросило.

– Да! Никого! – заорал я. – Понимаешь, никого! Всех убили – пулями, гранатами, минами! А эта сволочь Герберт сидит там, железяки перекладывает! Падла, фашист! Степку у меня на глазах убили!

– Саша! – она встряхнула меня за плечи. – Прекрати! Прекрати, слышишь! Я помочь пришла!

– Помочь? – я наконец-то понял, зачем у нее в руках карабин. – Помочь? Уходи отсюда! Уходи! Тебя же убьют, понимаешь? Убьют!

Глаза у Зои округлились, губы задрожали…

– Что ты такое говоришь, Саша…

– Уходи!

Она отступила на шаг, потом еще и еще.

– Уходи! – повторял я как заведенный. – Уходи!

Она медленно отступала в глубь пещеры.

– Уходи!!!

Зоя развернулась и, всхлипывая, скрылась в темноте – только подошвы башмаков простучали по камням.

Моя эскапада произвела впечатление на всех – Клюйко и Вейхштейн сидели с открытыми ртами, и даже Горадзе прекратил раскачиваться.

Не обращая внимания на попытку Вейхштейна меня остановить, я вихрем промчался к выходу из пещеры, и начал швырять подхваченные с земли камни в ту сторону, откуда должен был появиться враг.

– Сволочи! – кричал я. – Выродки! Фашисты! Ненавижу!

Стена слева от меня брызнула каменной крошкой, и пуля с визгом ушла рикошетом. В следующее мгновение Володька сбил меня с ног.

– Прекрати! – крикнул он, и с размаху отвесил мне две тяжеленных пощечины. Голова мотнулась, под затылком захрустел песок. – Они уже здесь! Прячемся, дурак!

Мы по-рачьи отползи за камни.

– Спасибо, – прохрипел я, чувствуя, как наливаются жаром щеки. Зато в голове прояснилось.

– Не за что, – буркнул Вейхштейн, загоняя обойму в винтовку.

Клюйко вполголоса выругался.

– Что такое?

– Да их там до черта. Вот, сами смотрите, – он бросил мне бинокль.

Когда я поднес бинокль к глазам, у меня едва не оборвалось сердце. Сколько португальцев сегодня полегло – а их словно и не убывает. Пригибаясь, пробираются вперед, волокут пулеметы. И с каждой секундой они все ближе, ближе…

Вейхштейн и Клюйко, у которых были винтовки, начали стрелять. Мы с Горадзе пока огонь не открывали. Вот упал один португалец, другой… Вспухло облачко дыма, и послышался захлебывающийся визг – сработала одна растяжка.

Португальцы тут же залегли.

А вот и командир их, этот проклятый фашист. Белокурая бестия, чтоб его разорвало! Поднялся из-за камня, командует что-то… Так, а что это они делать собрались?

Вражеские солдаты, встав на одно колено, навели винтовки на вход в пещеру…

Грохот выстрелов показался оглушительным даже с расстояния в сотню метров. Залп! И еще один, и еще, и еще! Визжали рикошетирующие пули, хлестала гранитная крошка, с потолка сыпались мелкие камушки… Сжавшись в комочек, я надеялся только на то, что никакая пуля-дура меня не заденет.

И вдруг стрельба прекратилась.

Я высунулся из-за камня, ожидая увидеть, как португальцы бросились на штурм, но вражеские солдаты оставались там же, где и прежде.

А потом из-за камней донесся резкий голос: похоже, кричали в рупор. Произнеся довольно долгую речь, говоривший замолчал.

– Вот оно как, – пробормотал Володька. – Говорит, что идут за нами от самого прииска. Говорит, что мы хорошо сражались, но он знает, что нас мало, что шансов у нас нет, что сопротивление бессмысленно. Поэтому нам предлагает… как это… почетную сдачу.

Все переглянулись.

– Слушайте, это жэ шанс, – вдруг жарко заговорил Горадзе. – Надо попросить время на размышление! Мол, подумаем, а потом скажэм. Сколько еще ждать, пока корабль нэ починят?

– Если опять ничего не случится, то минут сорок, – ответил я.

– Вот! Скажем, что нам час нужэн, а сами в это время сбежим!

Предложение было на редкость соблазнительным.

Володька чуть-чуть приподнялся – но так, чтобы не слишком высовываться из-за камней потому как все мы прекрасно помнили о вражеских снайперах со слонобойными ружьями – и что-то прокричал по-португальски.

Ждать ответа долго не пришлось, и в этот раз в голосе немца – а говорил именно он – слышалось раздражение.

Володька сполз по камням.

– Не такой он дурак. Десять минут, говорит, не больше. Если через десять минут мы не вывесим белый флаг, они идут на штурм. И в этот раз, говорит, пленных брать не будет.

– А мы в плен и не торопимся, – пробурчал Клюйко. – Что ж, десять, так десять. Жалко вот, что Санька и товарищ старшина назад не возвернулись… Тогда бы мы им задали перцу!

"Сеньор Герц" оказался предсказуемо пунктуален – едва лишь стрелки часов отсчитали десять минут, послышалась команда, и португальцы поднялись в атаку.

Сначала ударили пулеметы, и под их прикрытием вражеские солдаты, рассыпавшись редкой цепью, короткими перебежками двинулись вперед.

В этот раз мы ударили из всех четырех стволов – сейчас плотность огня была важнее меткости, хотя что такое два автомата и две винтовки против сотни стволов?

Растяжки сработали не все – только три разрыва отметили путь португальских солдат, несколько человек с воплями покатились по осыпи, но остальные, подбадривая себя выкриками, упрямо продвигались вперед и вверх под прикрытием изрыгаемой пулеметами лавины свинца. Белые, негры, метисы в одинаковой оливковой форме карабкались, бежали, падали, вставали и вновь бежали – и стреляли, стреляли, стреляли…

Вот ткнулся лицом в камень Боря, вот вскрикнул Володька: пуля пробила левое предплечье. Мне обожгло болью левую ногу: в икру словно воткнули раскаленный прут и провернули. На глазах выступили слезы, стон пробился сквозь зубы…

Раскаленный воздух, казалось, стал густым от хищного, ищущего цель металла; он был до предела напоен ненавистью, болью, алчным, темным, страшным стремлением убить врага.

Отсоединить пустой магазин, схватить новый, и снова вдавить пальцем тугой крючок спуска, ловя в прицел фигуры вражеских солдат, чувствуя, как приклад тяжело толкается в превратившееся в сплошной синяк плечо…

Пулеметы прекратили огонь – пулеметчики боялись попасть по своим. Но это уже никак не могло изменить положения. Каждый метр давался португальцам кровью, но они были все ближе к цели: им оставалось всего каких-то три десятка метров до входа в пещеру.