Клуб любителей фантастики. Анталогия танственных случаев. Рассказы.

Мечко бросился вперед, срывая с плеча куртку, подхватил Мадэлейн, закутал ее, прижал к себе. Она принадлежала отныне только ему - вся и всякая, живая и мертвая, и только его взгляд мог отныне касаться сокровенных и совершенных изгибов ее тела, только его руки, только его!..

Когда голова Мадэлейн легла на его плечо, а побледневшие губы сонно дрогнули у его щеки, он посмотрел наконец на Эльфа. Напряжение и ужас сошли с его лица. Оно было все еще бледным, но как всегда спокойным, чуть высокомерным. Он странно смотрел на Мечко - как бы с досадой, покачивая головой, но вот усмехнулся, пожал плечами.

- Ну ладно, пусть так, - проворчал он. - Ох и ловок же ты оказался! А я уж было решил - мазила... - И он замахал над головой руками, подавая знаки висящим вверху ветроловам.

А Мечко стоял, все крепче прижимая к себе Мадэлейн, и ему не давало покоя какое-то воспоминание... какое-то слово, известное Георгию Мечкову,.. в нем было что-то неизмеримо важное, но вот что это за слово, он никак не мог припомнить. И уже потом, когда из лесу выбежал, словно ждал своего часа, верный конь Херфинус, потом, позже, когда Мечко вскочил в седло и ревниво принял от Эльфа, помогающего ему, Мадэлейн, опять охватив ее кольцом своих рук, потом, когда тронул стременем Херфинуса и тот мягкой рысью двинулся к лесу, - только тогда Мечко, наконец, вспомнил.

Это слово было пирокатарсис, что по-дневнегречески означает - очищение огнем.

(c) ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ N 05/97

Февраль 1982 г., море Фиджи. Днем от жары, усиленной полным штилем, не было никакого спасения, и лишь ясные, звездные ночи приносили свежесть и отдохновение.

Именно в такую ночь и заступили на вахту младшие научные сотрудники с научно-исследовательского судна "Каллисто" Федор Крошкин и Евгений Чубатый. Им предстояло бодрствовать с ноля часов до шести, и каждый из них постарался занять удобное, на его взгляд, место на палубе - Крошкин на личинах трюма, а Чубатый - у приборной доски.

В эти часы судно было пустынным и затемненным, лишь горели сигнальные фонари, мерцал свет в рубке у вахтенного штурмана да тускло светила лампочка на баке. Работа для Крошкина и Чубатого предстояла необременительная - два раза опустить и поднять гирлянду батометров на глубину в тысячу метров. Пока же они предавались своим мыслям.

- Ты посмотри, какие звезды! - громко сказал Крошкин. Романтик по натуре, он ко всему относился несколько восторженно и ожидал, что напарник непременно разделит его восхищение. Но Чубатый лишь неопределенно хмыкнул.

- Да брось ты этот чертов батометр! - рассердился Крошкин. - Лучше оглянись на Вселенную!

А взглянуть было на что-в небе непривычно ярко сверкали и мерцали крупные и мелкие звезды, из края в край клубился светлой пылью Млечный Путь. Ночь сияла прозрачной голубизной, в которой темной тенью ходила из стороны в сторону судовая мачта. И казалось, что это не судно покачивается на легкой зыби, а колышатся над головою галактики.

- А вон Орион,сказал Крошкин, протягивая руку и указывая в самое скопище звезд.Прямо над флагштоком. А те три звездочки, что расположены горизонтально на одной линии,пояс Ориона. Выше него - плечевые звезды, ниже - ножные. Правая так и называется - "нога", по-арабски Ригель. А кто такой этот Орион, знаешь?

- Какой-то древний герой? - уже с заинтересованностью спросил Чубатый, невольно поддавшись магии южной ночи.

- Тепло, Женя, тепло! Орион - сын Посейдона, охотник-великан. В него влюбилась богиня охоты Артемида, да по случайности прикончила его. А уж ее папаша Зевс, по просьбе дочери, вознес Ориона на небо. Кстати, Зевс дал бессмертие и нимфе Каллисто, превратив ее в созвездие Большая Медведица.

Крошкин, наверное, долго рассуждал бы на небесные темы, но Чубатый вдруг остановил его:

- Погоди, Федя! Сколько на твоих серебряных? Ноль сорок? Тогда - айн момент!

Чубатый кубарем скатился по трапу и через несколько минут вернулся с бутылкой в одной руке и с половиной копченой кеты в другой. Опять нырнул в люк и принес стаканы и хлеб. Расстелил на лючинах газету, разложил закуску. Налил в стаканы.

- Ты не смотри на этикетку,сказал он.Никакая это не "Плиска", а самый настоящий спирт. На лимонных корочках.

- С какой стати? - не понимал Крошкин.Чего это тебе в голову стукнуло?

- Правильно - стукнуло! Вспомнил: сегодня у моей Галки день рождения. Вот и отметим.

Попивая "огненную воду", они с прибаутками подняли и снова опустили батометры, записали данные в журнал. Время летело незаметно. Было еще темно, однако чувствовалось, что на востоке, за горизонтом, шевелилось, росло и рвалось в небо нетерпеливое, жаркое светило. И в эти самые, полные томительного ожидания, минуты и всплыло из таинственных глубин НЕЧТО.

Сначала Крошкин и Чубатый услышали ни на что не похожий звук. Что-то среднее между всплеском, всасыванием и всхлипыванием. В воздухе повисла физически ощутимая тревога. Повернувшись на звук, друзья смутно различили в темно-серых рассветных сумерках, как невдалеке от судна схлынула вода с чего-то большого, покатого и, показалось, лоснящегося.

- С футбольное поле будет... - оторопело прошептал Крошкин.

- Ты лучше скажи, что это?

- Кракен! Ей Богу, кракен!

А огромное, внезапно всплывшее из мрака глубин НЕЧТО, распластавшись, неподвижно лежало на водной глади, почти сливаясь с ней и слегка колыхаясь в такт дыхания моря.

- Посмотреть бы поближе,проговорил очнувшийся Крошкин. -Давай в шитик, Жень!

Вахтенные бросились к борту, отвязали маленькую шлюпчонку, которая на всякий случай всегда опускалась за борт при батометрии, и погрузились в нее. Крошкин сел за весла и погреб в сторону непонятного существа. По мере приближения стала хорошо различима колыхающаяся бахрома по его краям, и когда лодка оказалась рядом, друзья поняли, что это не бахрома, а живые извивающиеся щупальца.

- Женька! - свистящим шепотом надрывался Крошкин. - Кракен же это! Ты понимаешь, мы видим живого кракена! Такого, какого норвежские рыбаки встречали еще в прошлом веке! Я читал это описание! И в записках Джеймса Кука упоминается о кракене!

Между тем лодка уже вплотную подошла к чудовищу, и теперь его можно было рассмотреть без помех. На водной глади лежала и какбудто дышала огромная серая с фиолетовым оттенком туша, по краю которой устрашающе шевелилось бесчисленное множество коротких щупалец.