Экипаж «Меконга» (др. изд.)

Послать погоню? Нет смысла. Дерзкий русский уже, конечно, далеко. Да покарает его господь!

В России остались верные слуги ордена, он им напишет. Они не спустят глаз с Арсения Матвеева, вольнодумец не уйдет от возмездия.

Главное — ключ тайны. А ключ тайны — у него в руках. Де Местр взял со стола пергамент, вгляделся в круг генитуры, в знаки зодиака и знаки металлов. Работа ученого-астролога вызывала уважение. Итак, ровно через сто лет после того, как волшебный нож попал в его, де Местра, руки, родится тот, кто овладеет тайной ножа и принесет новую славу ордену Иисуса. Могущество ордена станет безграничным, а больше ему, де Местру, — видит бог! — ничего не нужно.

Счастливый избранник родится в тысяча девятьсот пятнадцатом году… Синьор астролог хорошо вычислил расположение звезд в день рождения мальчика, указал приметы, по которым его можно будет разыскать, детально изучил его судьбу. Счастливая, завидная, необыкновенная судьба!..

Старый граф медленно сложил пергамент и спрятал его в плоский железный ящичек с четкой гравировкой на крышке:

Завещание графа де Местра не было забыто. Сто лет спустя отцы-иезуиты, пользуясь приметами, указанными в гороскопе, выбрали новорожденного и убедили родителей поручить воспитание ребенка иезуитскому колледжу.

Витторио да Кастильоне рос смышленым, но замкнутым подростком. Не по-детски холодно и равнодушно смотрели его глаза на суетный мир, простиравшийся за стенами колледжа.

А когда избраннику исполнился двадцать один год, ему в торжественной и мрачной обстановке рассказали о высоком назначении, предначертанном в прошлом веке. Юный иезуит узнал, как достопамятный де Местр позаботился о грядущем величии ордена и как некий русский вольнодумец похитил у него тайную рукопись и волшебный нож. Теперь он, Витторио, обязан вернуть ордену источник и доказательство великой тайны с тем, чтобы лучшие умы католического мира проникли в нее ad majorem Dei gloriam — к вящей славе господней.

И он узнал все о семье Матвеевых — сведения, тщательно собранные орденом, были записаны на оборотной стороне гороскопа. Он повесил плоскую железную коробочку с пергаментом себе на шею, рядом с маленьким золотым распятием, и преклонил колени и торжественно поклялся исполнить свою миссию.

Витторио да Кастильоне усердно готовился к своему часу. Он изучил русский язык и овладел морским делом в школе «подводных всадников» в Ливорно. А когда дивизии Гитлера, а вслед за ними и дивизии Муссолини двинулись на восток, молодой офицер-подводник Витторио да Кастильоне отправился в составе Десятой флотилии на русский фронт.

Он побывал в Севастополе и Мариуполе. В конце августа 1942 года Витторио оттолкнулся от крыла «Юнкерса» и смело прыгнул с парашютом в ночную мглу. Его сбросили в горной местности возле Дербента. Здесь, на берегу Каспия, он должен был выбрать место для базирования своей флотилии, а затем пробраться с важным диверсионным заданием на юг, в крупный приморский город. Там, по его сведениям, жили нынешние потомки Федора Матвеева — их имена он твердо помнил.

Близился его великий час…

В пустынных каменоломнях близ Дербента, старинного города Железных Ворот, Витторио искал укромное местечко, чтобы спрятать на время свой груз — рацию, акваланг и прочее. Внезапно земля ушла из-под ног, и он полетел вниз и был придавлен тяжелым камнем, выдолбленным и залитым свинцом древними мастерами мифического царства ассасинов…

Так погиб, к вящей славе господней, Витторио да Кастильоне, двадцати семи лет от роду, избранник иезуитов.

Ольга Михайловна подставила Колтухову пепельницу и сказала:

— Какая грустная история! Неужели в наш атомный век еще возможен средневековый религиозный фанатизм?

— Чего там говорить об иезуитах! — Привалов заходил по комнате. — В наш атомный век есть на Западе вполне образованные физики, которые всерьез рассуждают о четвертом измерении, населенном духами.

— «И о свободной воле электрона, — добавил Колтухов. — А у нас, дражайшая Ольга Михайловна? Вы думаете, у нас перевелись гадалки и знахари? И не думайте, что это старорежимные замшелые старушки. Мне рассказывали об одной гадалке — она принимает клиентов в белом халате и перед гаданием измеряет им кровяное давление.

— Ну ладно. — Привалов включил лампу над письменным столом. — Давай-ка займемся подводными излучателями.

Глава двенадцатая, приводящая наших героев на остров Птичий Камень

Ранним утром два долговязых молодых человека вышли из здания аэропорта и сели в автобус.

Незачем пояснять, что это были инженеры Костюков и Потапкин. Самолет только что доставил их из Красноводска.

Казалось бы, что трудного — найти небольшой участок моря меж двух берегов, если есть подробнейшие морские карты. Но вот уже сколько времени рыщут Николай и Юра по побережьям, а такого участка, который подошел бы по всем статьям, не нашли.

Вот и за море они слетали, осмотрели пролив между Челекеном и островом Огурчинским и другие места — тоже ничего подходящего. В последний день командировки молодые инженеры решили съездить на Красноводскую косу. Долго бродили они по унылым прибрежным пескам и возле поселка Кызыл-Су вдруг наткнулись на каменный обелиск, увенчанный пушечным ядром и крестом. Памятник окружала ограда из якорных цепей, ступени его были занесены мелкими песчаными волнами.

— прочли они потемневшую надпись. Потом шли даты, среди них —

Еще надпись:

— Постой, 1719 — это, случайно, не дата гибели экспедиции Бековича-Черкасского? — вспомнил Николай.

— Кажется, — сказал Юра. — Не знал, что участникам экспедиции памятник здесь поставлен… Видишь дату — 1872? Должно быть, в том году соорудили.

Они постояли перед обелиском, сфотографировали его и попутным катером вернулись в Красноводск. Задумчиво смотрели с кормы на уплывающую в вечернюю дымку косу, и воображение их рисовало старинные корабли у этих плоских песчаных берегов, сумрачного князя Черкасского с приставленной к глазу подзорной трубой, беспокойного, колючего гидрографа Кожина, склонившегося над картой, веселого, ясноглазого Федора Матвеева, не догадывающегося еще, какая трудная и необычная судьба его ожидает…

«Въ пустынъ дикой васъ, братья, мы нашли…» Строки, высеченные на обелиске, не выходили из головы. Странное дело: и раньше Николай и Юра не сомневались в достоверности матвеевской рукописи, но герои ее рисовались их мысленному взгляду как бы черно-белыми оттисками старинных гравюр; теперь они вдруг встали перед ними во плоти — обожженные солнцем пустыни, истомленные жаждой, в пропахших потом рубахах…

Итак, прилетев рано утром из Красноводска, наши друзья сели в автобус и поехали в город. Они молча смотрели в окно на знакомый с детства пейзаж: лес нефтяных вышек, серебристые резервуары, небольшие озерца, окаймленные коричневой полосой, мазута, бесчисленные переплетения труб. Юра задремал, свесив голову на грудь. Николай толкнул его локтем в бок, сказал грубовато:

— Очнись, сонная тетеря. Что начальству докладывать будем?

— Вот я доложу тебе сейчас по шее! — проворчал Юра и снова закрыл глаза.

— Из всего, что мы видели, лучшее место — это все-таки Птичий Камень, — продолжал Николай. — Недалеко, и глубины подходящие. Слышишь, Юрка? — Он опять ткнул его в бок.

— Самое паршивое место Птичий Камень! — сердито сказал Юра, отодвигаясь от Николая.