Мошка в зенице Господней. Хватательная рука

Это длилось мгновение, но она выиграла. Она поняла это, когда Род посмотрел вниз на огромные складки на тунике, сделанные им, чтобы она не очень походила на палатку. Он усмехнулся.

— Не думаю, чтобы мою кандидатуру можно было выставить на конкурс самых изысканно одетых мужчин Двора, верно?

— Конечно, нет.

Они сидели молча, и она изо всех сил пыталась придумать тему для разговора. Почему ей так трудно говорить с ним? «Дядя Бен говорил, что я слишком много говорю, а здесь я не могу придумать, о чем сказать».

— Так о чем же говорил мистер Реннер?

— Он напомнил мне о моем долге. Я и забыл, что он у меня еще есть. Полагаю, он был прав, и жизнь продолжается, даже для капитана, потерявшего свой корабль… — Последовала очередная пауза, во время которой воздух, казалось, сгустился и стал более тяжелым.

Что же сказать теперь?

— Вы… вы были с «Макартуром» долгое время?

— Три года. Два как помощник капитана и один как капитан. А теперь он погиб… Впрочем, лучше не начинать об этом. А чем занимаетесь сейчас вы?

— Вы уже спрашивали меня. Я изучаю данные с Мошки-1 и доклады с подаренного корабля… и думаю о том, что скажу, чтобы убедить адмирала взять послов мошкитов с собой. А мы должны убедить его, Род. Я хочу, чтобы было что-то еще, о чем мы могли бы сказать, и чтобы было много времени после того, как мы покинем систему Мошки. — «И чтобы мы провели его вместе, теперь, когда „Макартур“ погиб. Впрочем, не знаю. Неужели я обрадовалась уничтожению моего соперника? Нет, нельзя позволить, чтобы он хотя бы заподозрил меня в этом…» — А сейчас, Род, у нас так мало времени, и у меня вообще нет никаких мыслей…

Блейн коснулся пальцами утолщения на носу. «Что касается времени, — подумал он, — пора уже перестать быть олицетворением печали и начать действовать как будущий двенадцатый маркиз».

— Хорошо, Салли. Посмотрим, с чем мы можем подойти к вопросу. Надеюсь, вы позволите Келли сервировать нам завтрак здесь?

Она широко улыбнулась.

— Милорд, вы можете быть обходительным.

43. Жалоба торговца

Гораций Бери был несчастным человеком.

Если команде «Макартура» было тяжело иметь с ним дело, то на «Ленине» все обстояло еще хуже. Экипаж его состоял из екатерининцев, имперских фанатиков, состоящих под началом адмирала и капитана с их родного мира. Даже Спартанское Братство имело меньшее влияние.

Бери знал об этом заранее, но испытывал постоянную необходимость контролировать свое окружение при любых обстоятельствах и ничего не мог с собой поделать.

Его статус на борту стал еще более двусмысленным, чем прежде. Капитан Михайлов и адмирал знали, что он был передан под личный контроль Блейну, не обвиненный ни в каком преступлении, но с запретом предоставления ему свободы. Михайлов решил эту проблему, назначив Бери прислугу из космодесанта и поставив старшим над ними канонира Келли. Таким образом, когда бы Бери ни покинул свою каюту, за ним по всему кораблю следовал хвост.

Он пытался поговорить с членами экипажа «Ленина» — но его выслушали всего несколько человек. Возможно, до них дошли слухи о том, что он может предложить, и они боялись, что космодесантники «Макартура» доложат об их интересе, а может, подозревали его в измене и ненавидели за это.

Торговцу требовалось терпение, и Бери имел его больше чем достаточно. И все-таки тяжело контролировать самого себя, когда ты не можешь контролировать ничего больше, когда ничего нельзя сделать, а нужно просто сидеть и ждать. Временами его взрывной характер находил себе разрядку в гневных воплях и крушении мебели, но никогда это не происходило публично. За пределами своей каюты Бери был спокоен, расслаблен и умело вел разговоры, подлаживаясь даже к адмиралу Кутузову.

Это дало ему доступ к офицерам «Ленина», но они были крайне официальны, и каждый раз, когда он хотел поговорить, вспоминали о каком-нибудь срочном деле. Бери довольно скоро обнаружил, что есть всего три безопасные темы: карточные игры, мошкиты и чай. Если «Макартур» заправлялся кофе, то двигатель «Ленина» работал на чае. И поклонники чая знали о предмете гораздо больше, чем поклонники кофе. Корабли Бери торговали чаем точно так же, как и любыми другими товарами, которые покупали люди. Но сам Бери не возил его с собой и не пил.

Итак, Бери проводил бесконечные часы за столом на мостике, а офицеры и с «Ленина», и с «Макартура» предпочитали сидеть с ним в его каюте, заполненной гораздо меньше, чем офицерская кают-компания. Было довольно легко говорить с офицерами «Ленина» о мошкитах — хоть они и приходили группами, но были любопытны. После десяти месяцев, проведенных в системе Мошки, большинство из них никогда не видели мошкитов. Всем хотелось послушать о чужаках, и Бери был готов рассказывать.

Промежутки между робберами растягивались, когда Бери принимался оживленно говорить о мире мошкитов, о Посредниках, которые могли читать мысли, хотя и говорили, что это не так, о Зоопарке, о Замке, о поместьях баронов, выглядевших как укрепленные крепости — Бери, конечно же, отметил эту деталь. И каждый раз разговор переходил на опасности. Мошкиты не торговали оружием и даже не показывали его, потому что планировали нападение и старались сохранить свою сущность в тайне. Они заселили «Макартур» Домовыми — это было первое, что сделал первый же мошкит, которого они встретили, — и эти коварно полезные и милые зверьки захватили корабль и едва не удрали на нем со всеми военными секретами Империи. Только бдительность адмирала Кутузова предотвратила это несчастье.

И кроме того, мошкиты считали себя более разумными, нежели люди. Они смотрели на человечество как на зверей, которых можно приручить — если получится, лаской, — превратив в еще одну касту, прислуживающую почти невидимым Мастерам.

Он говорил о мошкитах и ненавидел их. Страшные сцены возникали у него в мозгу, иногда — когда он просто думал о мошкитах, и всегда — когда он пытался уснуть. Его преследовали кошмары о космических скафандрах и боевом обмундировании. Они приближались к нему, и три пары крошечных глаз выглядывали через лицевую пластину. Иногда сон кончался тучей паукообразных шестилапых чужаков, умирающих в вакууме и плавающих вокруг человеческой головы, — тогда Бери засыпал. Но иногда кошмар кончался тем, что Бери беззвучно кричал охране «Ленина», пока одетая в скафандр фигура приближалась к кораблю. После этого Бери просыпался в холодном поту. Нужно было предупредить екатерининцев.

Они выслушали его, но не поверили, Бери чувствовал это. Они слышали его крик до того, как он попал на борт, слышали вопли по ночам и считали, что он сумасшедший.

Уже не единожды Бери благодарил Аллаха за Бакмана. Астрофизик был странным человеком, но Бери мог говорить с ним. Первое время «почетный караул» космодесанта, стоящий у дверей каюты Бери, удивлял Бакмана, но вскоре ученый перестал замечать их, как не замечал наиболее необъяснимых поступков своего приятеля.

Бакман изучал работы мошкитов, касающиеся Глаза Мурчисона и Угольного Мешка.

— Отличная работа! Есть некоторые вещи, которые я хотел бы проверить лично, и, кроме того, меня не устраивают кое-какие их предположения… но этот чертов Кутузов не дает мне воспользоваться телескопом «Ленина».

— Бакман, возможно ли, чтобы мошкиты были более интеллигентны, чем мы?

— Видите ли, те, с которыми я имел дело, сообразительнее большинства людей, которых я знаю. Скажем, мой зять… Впрочем, вы, конечно, спрашиваете в целом, верно? — Бакман задумчиво почесал челюсть. — Они работают быстрее, чем я, и делают работу чертовски хорошо, но они более ограниченны, чем думают. За весь свой миллион лет они имели возможность изучить только две звезды.

Как видим, представления Бакмана об интеллигенции тоже были достаточно ограниченны.

Вскоре Бери отказался от попыток предупредить Бакмана об угрозе со стороны мошкитов. По мнению Бери, он был безумен, впрочем, безумным Бакмана считали все.

Хвала Аллаху за Бакмана.