Вторая попытка

Она вспомнила, как сама впервые познакомилась с грустными гремлинами, игрушками тонечкиной магии... Тогда тоже была полутемная гостиная, тоже казались лиловыми сгущавшиеся сумерки - но только выглядела Тонечка неторжественно и неизящно. Теперь же, на портрете, таинственный и странный образ подруги обрел наконец завершенность и гармонию. Здесь Тонечка выглядела не просто красивой - прекрасной...

Юля ожидала услышать вопросы Евгения, но он молчал - видимо, боялся выдать себя. Но Горвич оказался тверже их обоих.

- Моя жена, - отчетливо сказал он, показывая на портрет. - Ее звали Антонина.

- Звали? - невольно переспросил Евгений.

- Она умерла, - еще более сухо пояснил Горвич. - Извините, я не хотел бы говорить об этом!

При этих словах Юля уловила в его эманации отчаянный, просто беспредельный страх... и обиду? Он обижался на Тонечку?! Ну, знаете ли! Или обида была все-таки не на нее?..

После устроенной в первый день "встречи с прошлым" Горвич больше не утомлял гостей древностью. Общения и разговоров было много - но разговоры эти не были серьезными. Граф беседовал с Евгением в основном о политике и автомобилях, а в отсутствие Юли - о любовницах. Кроме того, он с удовольствием расспрашивал о полетах на "Алуэтте", интересовался, легко ли научиться им управлять...

В общем, Горвич казался тривиальным до отвращения - и именно это выглядело странным. Юля не знала почему - выглядело, и все тут! Евгений был согласен с ней:

- Он как будто играет в "обыкновенного человека". Только вот зачем? Демократизм показывает?

- Ну, вот еще! - фыркнула Юля. - Демократизма ему и так хватает, зачем еще что-то демонстрировать? Нет, это другое...

- Мне показалось, - осторожно начал Евгений, - что он... завидует мне.

- ??

- Ну, ты обратила внимание, как он слушает рассказы о полетах? Между прочим, он же поначалу принял меня за профессионального пилота, помнишь? И даже огорчился, узнав, что я любитель...

- Возможно, - со странной интонацией сказала Юля. - Возможно, что и завидует. Не исключено, что он с детства мечтал стать пилотом, но что-то помешало... И вообще, для зависти порой находятся такие потрясающие поводы, никакой фантазии не хватит! Но я тебя вот в чем хотела предостеречь...

- Опять предостеречь?

- Именно. Очень уж ты стал симпатизировать этому графу! Смотри, Тонечка тоже вначале ему симпатизировала...

- Ну, знаешь ли, - Евгений не знал, смеяться ему или сердиться на такое заявление, - не могу же я общаться с ним, совсем ему не симпатизируя?..

Юля не ответила, но ее постоянные напоминания о возможной опасности и без того настораживали Евгения, не позволяли ему расслабиться. Да, но есть ли смысл в непрерывном ожидании неизвестно чего?!

- Пойдем займемся делом, - меняя тон, сказал Евгений. - Горвич уехал, любезно оставив мне план своих владений. Мы можем сами побродить по замку.

- Да, побродить... А прислуга?

- А что прислуга? Куда от нее денешься? Старайся только не очень демонстрировать им перстень!

Юля проворчала что-то насчет умных советов, которые трудно выполнить. Попробуй сделать что-то незаметно, когда в доме присутствуют три десятка человек с неизвестным тебе распорядком дня! А перстень внушал тревогу всем, видевшим его, и не стоило понапрасну тревожить людей. К тому же, кто знает - верят или не верят они в нечистую силу?!

Несмотря на осторожность, Юля часто ловила на себе не просто любопытные, но и откровенно подозрительные взгляды. Это беспокоило ее... и Евгений понимал, что месяц, предложенный Горвичем, им здесь не выдержать надо будет придумать предлог и уехать раньше, пока не произошло чего-нибудь неожиданного.

А пока следовало узнать все, что можно. Например, почему свечение перстня заметно менялось - то усиливалось, то ослабевало, а несколько раз исчезло совсем! - когда они гуляли по замку? Юле казалось, что это происходит бессистемно, но Евгений так не считал. Он сделал копию плана, и нанес на нее некое подобие изолиний, соответствующих разной яркости свечения.

Получился продольный срез конуса, в вершине которого находился... ну, об этом следовало догадаться сразу: портрет в галерее. Ось конуса соответствовала направлению взгляда Тонечки, и дальше по этому направлению были горы, а за ними - "Лотос", Сент-Меллон и столица. Не прямая, не отрезок - расходящийся луч. И действительно, с самого начала было заметно, что в столице перстень светился слабее. Этот эффект приписали естественной зашумленности: большой город, масса электромагнитных излучений - а дело-то, оказывается, было не в этом...

- М-да, - сказал Евгений, закончив, наконец расчеты и убрав компас и карту, - это все, конечно, мистика, но какая-то до умиления логичная. Нам как будто хотят что-то сказать, но мы не понимаем...

- Ты веришь в бессмертие души? - спросила Юля.

- Верю. В это все верят, так или иначе. Даже самые ярые материалисты. Я много раз с этим сталкивался.

- С бессмертием души? - невинно спросила Юля.

- Ну что ж ты за вредное создание!

- Извини. Но если не смеяться, то станет совсем грустно: поводов достаточно. Кстати, тебе не становилось плохо, когда перстень гас? Я едва не падала: такое жуткое ощущение пустоты сразу появляется...

Евгений тщательно проанализировал свои ощущения: нет, ничего подобного. Конечно, эту реакцию Юли можно было отнести на счет ее впечатлительности, но с тем же успехом могло быть наоборот: Евгений ничего не почувствовал, потому что был слишком увлечен замерами.

Принцип Оккама говорит, что не следует привлекать новые сущности для объяснения фактов, пусть даже самых непонятных, и следование ему защищает от пустого фантазирования. Но когда ты точно знаешь, что новые сущности есть, этот принцип только сбивает с толку, никак не помогая выяснить, какая же именно новая сущность портит кровь экспериментатору.

В замке было нечто. В результате него возникли связи между вещами, никак помимо этого друг от друга не зависящими.

Сбивался с курса вертолет. Изменялось свечение перстня. Без видимой причины возникали эмоции у Юли. И все это происходило в явной зависимости от изолиний, расходящихся пучком от места, где висел портрет. Но интенсивность ЧЕГО обозначали они? Ведь перстень был только индикатором! Евгению казалось, что еще минута, и он все поймет, все встанет на свои места, еще чуть-чуть, и... Он взглянул на перстень, лежащий на столе совсем близко: тот светился так, что казалось, сейчас загорится.