Душевные трубки

«Похоже», – сказал я. С внезапной силой мне вдруг пришло в голову, что Джэнг восторгался бойцами скелтами с энергией, которую такому человеку, как я, невозможно понять. «Джэнг», – сказал я осторожно. «А у тебя всё ещё есть набор скелтов?»

«О, да», – скзал он. «Они висят в моём отсеке, смазанные и заточенные, рядом с моей бронёй».

Он взял щедрую щепотку каннабиса из кисета и забил её в трубку, которая, казалось, смотрела на него снизу вверх алчными каменными глазками. Он прикурил трубку от горелки на кончике пальца и вдохнул дым.

«Лисон, знаешь, почему мне так сильно нравится эта дрянь?» – спросил он.

«Нет», – ответил я. Я никогда не чувствовал особой тяги к наркотикам, которые казались старомодными, даже замысловатыми, по сравнению со всеми яростно отвлекающими и восхитительно причудливыми препаратами для удовольствия, доступными состоятельным гражданам Дильвермуна.

«Это наркотик памяти, знаешь ли». Джэнг качнул трубкой. «Но не старой памяти. Он прореживает новые воспоминания, скапливающиеся в голове от каждого ощущения, каждой мысли, каждого импульса. Он позволяет видеть то, что ты хочешь видеть, с безоблачной чёткостью, без отвлечения внимания. Полезно в моей профессии».

«Думаю, это так», – сказал я неуверенно. «А что, если ты сконцентрируешься на неправильных мыслях?» Я подумал о Вспышке, Ирвэйне и их чудовищах.

Джэнг кивнул. «Всегда есть вероятность», – сказал он. «Сверхактивное воображение может быть помехой для человека в моём деле». Он покачал головой. «С другой стороны, моё дело, вкратце, это убийство. Не хочу употреблять клише, но разве не правда, что смерть – это последняя тайна? Умерли триллионы; никто не прислал от туда сообщений. Мы всё ещё размышляем, что такое смерть, даже теперь, когда для большинства граждан пангалактики смерть – это заключительный выбор, а не мрачная необходимость. Удивительно, не так ли... даже, когда для большинства из нас смерть стала отдалённой абстракцией, религии, обещающие жизнь после смерти, цветут, распространяются и метастазируют в более новые, более витиеватые и даже более иррациональные формы». Он отрывисто, вынуждено рассмеялся, такого я от него прежде никогда не слышал.

«В любом случае, мы, которые так близки к смерти, которые трогают её своими руками... мы часто находим отвлечение в поэзии и мистицизме. Отсюда монах-убийца, созерцательный убийца, грандиозно сумасшедший убийца из литературы и истории.

Но обычно моё воображение ограничено чем-то вроде... театральной паранойи. Я представляю, как армии идут за мной, блистательно жестокие воины, алчущие моей крови». Он покачал своей гладкой головой. «Сегодня ночью я видел, как они восстают из камней, как солдаты, рождённые из драконьих зубов».

«Кадм», – пробормотал я. «Сам засеял зубы».

«Ты хорошо образован», – сказал Джэнг.

Он вытряс пепел из трубки и ушёл, оставив меня завидовать его воображению, несмотря на его ограничения.

Воительница в обсидиановых доспехах каждую ночь на протяжении недели приходила к руинам и каждый раз побеждала различных противников, пока её наконец не разрушил воин в блестящих малиновых доспехах. Его шлем изображал какое-то насекомоподобное божество с крупными фасеточными глазами и пилообразными ротовыми органами. После своей победы он поднял голову и издал триумфальный рёв, обращённый к лунам, крик со странным жужжащим нечеловеческим полутоном.

На следующую ночь Джэнг отправился на встречу с малиновым воином, не сказав нам ни слова, кроме того, что, зачем-то, прежде, чем уйти, он включил корабельную тревогу.

Звук привёл уцелевших к иллюминаторам в корабельной комнате отдыха и мы видели, как всё было.

Джэнг одел комплект брони в старинном стиле, коричневую железную пластину с тусклой сине-лазурной инкрустацией зубчатого узора внутри железа.

Он вращал лезвия, казалось бы, с большим умением, но прожил всего лишь несколько секунд. Малиновый воин легко разделался с его защитой, почти небрежно, и мгновением позже голова Джэнга упала за спину с его плеч. Когда я увидел это, я почувствовал удивительно сильное чувство потери, смешанное со страхом. Кто нас теперь защитит?

Ху Мун, которая смотрела на этот короткий бой из иллюминатора рядом со мной, треснула кулаками по толстому кристаллу стекла. «Что за дурак», – сказала она.

Утром мы похоронили его на приличном расстоянии от места раскопок, чтобы не загрязнить раскопки. Ху Мун вначале говорила о продолжении раскопок, но прошло несколько дней, а она оставалась в своём помещении с Дьюайн.

Воины скелты продолжали свои дуэли, но что-то ушло из этого действия. Всё больше было утомительного в ритуале, почти осязаемое нежелание, видимое в языке тела бойцов.

У меня было впечатление, что скоро они остановятся и вернутся к другим делам.

Я занял себя просмотром заключительных дней колонии, так как корабль расшифровал последний повреждённый блок данных. Там было ещё больше похорон, запечатлённых историком колонии, хотя его работа с камерой становилась неустойчивой и небрежной. Я больше не видел Сухаили Трубочницу; возможно, она уже погибла в том насилии, которое опустошило колонию.

Я застал лишь мелькание существ, которые разрушали колонию – они казались кошмарами инопланетной культуры, которыми, я полагаю, они и были.

Многие колонисты умерли от рук существ, которые выглядели как недельной давности трупы, вырытые из мокрых могил, раздутые лица блестели лоскутами сине-белого разложения. Одна семья в полном составе была разорвана на куски стаей трех-ногих карликов с покрытой перьями кожей и свирепыми когтями, пока смотрящая на них камера тряслась так сильно, что было трудно понять, что происходит. Были там и прекрасные суккубы с длинными зубами, каменные великаны с белыми глазами и поразительное разнообразие других чудовищ, которые все, как я понял, были из богатого мифического предания Джа-мира. Некоторых я узнал по моим путешествиям туда – даппи [8], зомби и чикчарни [9]. Смотреть было трудно, даже на быстрое мелькание убийств, захваченное видеооператором до того, как он убегал, и иногда я был вынужден отворачиваться от холоконтура. Колонисты, забредшие так далеко от Джа-мира, и даже отделённые столетиями от этого дома, всё ещё были уязвимы для выросших там ужасов. У них, видимо, было несколько ружей для самообороны; большинство же были вооружены только сельскохозяйственным инструментом вроде топоров, мотыг и тростниковых ножей. Это была бойня.

Вечером, после того, как я вышел из корабля, я лежал в своей постели и размышлял, сколько времени нужно людям, чтобы найти новые страхи на новом мире.

Когда Ху Мун наконец вышла из своих покоев, она обнаружила, что Джэнг, в соответствии со своими инструкциями от страховщика, на время вывел из строя главный двигатель корабля. У нас болше не было возможности немедленно улететь.

Этим вечером она созвала собрание для объяснения. «Это карантинная блокировка», – сказала она, хода взад и вперёд по комнате отдыха корабля. «Идея, полагаю, в том, что через четыре стандартных месяца мы либо разрешим эту ситуацию, либо будем все мертвы и не сможет поднять корабль». Она фыркнула. «Хорошо с точки зрения ответственности, но не удобно. Я бы улетела сегодня, если бы могла. Мы установили все важные детали относительно неудачи колонии, у нас есть приемлемое разнообразие артефактов и база данных колонии. Никто бы не осудил нас за прекращение раскопок».

Дьюайн неуверенно подняла руку. «Но, Мун, я на самом деле так и не поняла, что убило колонистов. Или что убило Ирвэйна и Джэнга».

Ху Мун вздохнула и закатила глаза, и Дьюайн заметила. Тупая боль затуманила её обычно ясные молодые глаза. Я вступился. «Я уверен, что мы не знаем всего об убийцах. Но, по-видимому, мы привлекли внимание какой-то имитирующей хищной формы жизни». Ху Мун кивнула мне, поэтому, я продолжил. «Очевидно, что эти существа сами себя собирают из небольших компонентов и принимают форму наших грёз или, может быть, страхов. Колонисты курили много каннабиса, что, вероятно, усугубило это, вероятно, сделало их чудовищ даже более яркими».